Кошке стыдно

- Ты их растоптала, Хева! 

Хева оторвалась от зеркала и бросила взгляд на вошедшую в Дом Лютых. Сабира влетела, как камень, пущенный с пращи, выталкивая взашей из комнаты попадающихся под руку служек и, при том, не на миг не замедляя шага. С красными от жара щеками и блестящими глазами, она, казалось, сама только что вышла из боя.  

- Растоптала, повесила на крюк и зажарила ко всем бесам Пусты! Ты только послушай, как они орут! Да они стены к Еринею Срамному разрушат! А! Это триумф! Чистая победа! Какой приём! Какой бросок! 

Хева вернулась к зеркалу. То, что кричали толпы за стенами, доходило до сознания далёким гулом и проносилось мимо. А вот вид разорванной щеки, кровоточащий кусок которой топорщился под такое же разорванное ухо – вот это было важно. Рука противницы промахнулась по носу, но клёпкой на перчатке прошлась по скуле и дальше, взрывая плоть. И теперь эта борозда с неровными, словно бахрома, краями безостановочно кровоточила. В  крови изгвазданы были и золотые доспехи, и шёлковая одежда, и смуглая кожа арктанянки. 

Сабира с маху села на край столика у зеркала и поправила на бедре гладиус в золочённых ножнах. 

- Зашить? – кивнула она на алеющей лоскут. 

- Сама, - сквозь зубы процедила Хева.

И потянула из стола нужный ящик. Иглы, нитки, «красная руда» и «жёлтая руда», «богов плат», «адский песочек» - всё было на месте. Оставалось только приложить руки, чтобы запереть кровь и прошить поровнее. Пока, умеряя не отпускающую пальцы дрожь, разбиралась в склянках и мешочках, Сабира обращалась сама с собой, импульсивно сжимая кулаки и постукивая костяшками по столешнице. 

- Ах, какая победа! Просто глоток зефира! Как она красиво попалась, а! Это тебе не просто мордобой, нет, — это песня! Раз – и полетела пташка над Лютым Полем! И спиной по песочку, а! А как хороша была! Такой удар. Такой накал. И в рожу лучше не смотреть – с неё на тебя смерть зыркает. А «рубиновые», а? Ну просто горчица в заду! Так работать! Богини Поля! Просто богини! Эти не по оранжереям  рожу кривят! И не в тигриных боях ягодицами трясут! И не по граням скачут! Эти сожрут живьём, всё до кишочки, и потом о тебе будут напоминать только их газы! У, какие же они крепкие, гадюки! Ядрёные! И красивые, заразы… А какие у них сиськи, а? Хева, ты заметила? Это же просто…

Она не нашлась с определением и нежно повела по воздуху ладонями, обнимая невидимые груди «рубиновых». Благоговейно выдохнула и обернулась на подругу. 

- Слышишь?

Хева не отвечала. Только что запушила рану «жёлтой рудой» и теперь примерялась – куда ткнуть иглой, начиная первый стежок, чтобы не скосить будущий шов. Руки ещё подрагивали, словно не вышла из боя, но разгорячённые мышцы уже сводило холодом от пробуждающейся боли. 

- Тьфу! – Сабира сплюнула, спрыгнула со столешницы и, отбросив с плеч короткий золотой плащ-накидку, потянулась к игле: - Дай сюда! А то наворотишь тут… 

Умело перехватила иглу и, придерживая лоскут, сделала первый стежок. 

Хева смотрела в зеркало остановившимся взглядом и стискивала пальцы в священные знаки – глушила боль и нарастающую лихорадку от раны. 

Сабира шила молча, сосредоточенно и осторожно. И лишь когда срезала нитку за узелком, довольно усмехнулась:

- Ну, красавица! Как крокодил в наморднике! И куда тебя теперь такую ставить? Разве только на заднем дворе. Ну подумай сама - не в проходных же местах. А то приснишься кому из светлых – так они ж и простыни замарают! Будешь потом под кнутом кривиться, а?

Хева пожала плечами. Говорить не хотелось. То, что в ближайшие месяцы ей точно не стоять в парадных – это было понятно ещё до боя. Никто ещё целым и невредимым с Лютого Поля не выходил. Ну разве только Дикий, но это, скорее, легенда. 

Сабира на шум у входа отреагировала первой. 

Хева повернулась, лишь чуть припозднившись. 

Когда дверь Комнаты Лютых распахнулась, и с воплем внутрь влетел служка, обе успели слажено разойтись, пропуская несчастного головой в зеркало и животом в стол. И рвануть мечи из ножен. И так же слажено опустить оружие. 

Чёрные камзолы, красные латы, красные плащи. 

Четверо личных велариев Данинга Сета шагнули внутрь и, убедившись в покорности женщин, шатнулись в стороны. 

Когда служка, скуля и держась за разбитую голову, сполз со столешницы, заваленной осколками, на пол, в дверях уже стоял сам Данинг. 

Алый оттенок плаща с золотым вензелем на пряжке – вот и все отличительные знаки светлого митрянина, родича императора. Во всём ином он повторял своих воинов – камзол, латы, прямой клинок в ножнах и такая же стальная стать. Но всё равно не спутаешь. И кожа белее снега, и глаза черней сажи, и волосы – словно воронье крыло. Да и старый шрам буграми и рытвинами прошедший по горлу. Никто не обознается. 

Хева и Сабира слажено опустились на колено, перехватывая гладиусы клинками к себе. Можно было бы и просто склонить головы – имели право, но бездумно обнажённый меч в присутствии Данинга – достаточно серьёзный повод, чтобы теперь проявить покорность. 

Данинг Сет нехотя провёл ладонью, разрешая от уз ритуала. 

Хева и Сабира поднялись и замерли. 

- Моя девочка тебе подправила мордашку? – кивнул Данинг на разорванную щёку. 

Хева поспешно склонилась. 

- Да, мой Данинг. 

- Я не твой Данинг, - усмехнулся он. – Хотя… Если у тебя есть желание присоединиться к моим «рубинам»… 

- Я – золотая, - коротко отозвалась она, глядя исподлобья. 

Нет, светлый не был рассержен или раздражён. Даже после того, как его «девочку», так неловко приземлившуюся с высокого броска, вынесли с арены, он оставался в равновесии. Или сохранял маску равновесия. Это давало надежду, что и за этот укол не станет наказывать. Так и вышло. Данинг Сет кивнул и спросил:

- Твоё имя, золотая?

- Хева Малита Каро. 

Он легко нахмурился, вспоминая. 

- Лилита Каро из Тхасы?

- Моя мать. 

Светлый задумчиво прижал пальцы к губам и ещё раз оглядел девушку. 

- Она была красива. 

- А я не удалась, - коротко отозвалась Хева. 

Это было всё сразу. И горечь от напоминания о матери, и прорывающаяся боль от раны, и угасающая после боя дрожь. 

Сказала и замерла, внезапно осознав весь вызов своих слов. Накатил страх перед всесильем светлого митрянина. Если Данинг Сет захочет наказать за дерзость – ему ни разрешения не потребуется, ни палача. Сам возьмёт. А ей останется только покориться, чтобы не пожелал. Ни тур не спасёт, ни свой даннинг, никто. 

Но Сет явно был настроен доброжелательно. 

- Не стоит преуменьшать свои возможности, золотая! - усмехнулся он. – Щёчки и губки можно подправить в оранжерее. Широкие бровки просто пощипать. Сиськи маловаты, да. Но если их чаще трогать – она становится пышней и выше. А вот зад… Повернись!

Это уже был прямой приказ.

Хева по-строевому развернулась. И едва удержалась на ногах. В глазах поплыло, полетели светлые мушки. Живот свело судорогой. Всё сжалось внутри. А снаружи – она успела увидеть – всё люди в комнате замерли. И веларии, и служка, и даже Сабира, отведя глаза, застыла, словно её нет. 

Данинг Сет подошёл к золотой и умело задрал боевую кожаную юбку. Пальцем подцепил край чёрных шёлковых шаровар, ещё промокших от пота недавнего боя, и неспешно потянул вниз, обнажая ягодицы поединщицы. Медленно, душу выматывая, спустил, наслаждаясь видом. Хева замерла, судорожно сосредотачиваясь на дыхании.

Данинг, наконец, отпустил шаровары и тут же прижался к обнажённому заду. Поелозил, пристраиваясь во влажной ложбинке. Обхватил за бёдра, залезая широкими жилистыми ладонями под ленты кожаной юбки, трогая спереди и притягивая к себе ближе, заставляя наклоняться. 

Хева закрыла глаза. Вдох-выдох. Вдох-выдох. 

- А ведь совсем неплохой гузок, - прошептал данинг прямо в ухо. – Упругий, напряжённый, яростный такой. Словно кулак. Словно вызов. Так и хочется его принять! О! 

- Нет, пожалуйста, - почти беззвучно попросила Хева. 

Данинг словно не услышал: 

- Да, не сейчас. Пока твоя щёчка не заросла – в неё может быть очень больно и противно тыкать. Но всего через полгода – праздник Роз… Я обязательно попрошу дядю прихватить тебя на охрану. Ты понимаешь? А в честь твоей сегодняшней победы даже разрешу начать со сладкого… К тебе выстроится целая очередь, Хева из Тхасы, победительница рубинов.  

И резко оттолкнул её от себя. 

Хева успела выставить руки, оперлась о столешницу, но стянутые спущенными шароварами бёдра не дали и шагу ступить. На одно мучительное мгновение она застыла в унизительной позе, открытая всем взглядам. Но лишь на одно. Короткие движения, и она снова в форме и сосредоточенно застыла, вытянувшись по-строевому.  

Данинг Сет с удовлетворением кивнул и дал знак своим велариям. 

Спустя несколько секунд они покинули Комнату Лютых. 

Сабира выдохнула, оседая на столешницу, и посмотрела на подругу. Хева стояла, всё так же сжавшись в тугой комок, словно в ожидании атаки. 

- Ты как? – глухо спросила Сабира.

- Это конец, - судорожно дёрнулась Хева. 

Сабира сжала-разжала кулаки, гоняя кровь по занемевшим пальцам, и коротко дёрнула головой: 

- Нет! Ко всем бесам Пусты – это не конец! До следующего праздника Роз – больше полугода! За это время – либо он забудет, либо он сдохнет, либо ты погибнешь, либо на форпосте будешь, либо наш Данинг с ним поссориться, либо ещё чего случится! Так что – без соплей! Надо предупредить тура и – хочешь или нет – а надо сваливать тебе из столицы! На границу любыми путями! На форпосты, на поля, на грани, хоть куда, откуда этот гад тебя не выковырнет. А через года два-три он уже забудет о тебе. 

Хева выдохнула и грустно усмехнулась:

- И почему мне не верится? 

- Дура взрослая потому что, - пожала плечами Сабира. -  В плохое веришь легко, а в хорошее не хочешь. Будь душой младенца – и у тебя всё будет наоборот. 

- Хотелось бы, - прошептала она в ответ, стараясь не сильно растягивать рот. – Да только пока не получается. 

- Зелёная! Бе! Ботва недозрелая! – подразнила Сабира, натянуто усмехаясь. И тут же спохватилась: - Пошли уже. Наши заждались давно. Такой триумф! Такая победа!