ДР Виктора Беньковского

Сегодня свой ДР отмечает писатель Виктор Беньковский. и я публикую истории о нем из книг "Многоточие сборки" "Ближнее море" 

Лютики-цветочки

Все когда-то происходит впервые, первый шаг, первый крик, первая улыбка, первый поцелуй. Первый выход в свет, проникновение в новую для себя, манящую и притягательную среду, в общество, в котором хотелось бы остаться.

Примерно в 1984 году такой день настал и для Виктора Беньковского, тогда еще никакого не писателя, не степенного, не толстого, а как раз наоборот – худого и сутулого молодого человека с черными длинными волосами и чуть виноватыми зеленоватыми глазами.

Тот день не сулил для Виктора ничего судьбоносного. Просто давно хотелось увидеть настоящих литераторов, да все возможности не подворачивалось. А тут его вдруг совершенно неожиданно пригласили на литературную тусовку, где можно будет поглазеть на настоящих поэтов-писателей и, авось, даже поговорить с кем-нибудь из них. Когда еще такая возможность подвернется?

Впрочем, он заранее решил, что форсировать события не станет. Сядет где-нибудь в последних рядах и досидит до самого финала. А там кривая вывезет.

Но грубая действительность опрокинула все надежды. Едва Виктор толкнул перед собой тяжелую дверь Дома народного творчества на ул. Рубинштейна, на него тотчас с криками налетела какая-то немолодая тетка, которая вцепилась в ничего не понимающего новичка, вопя на всю округу, что он-де спёр ее стихотворные образы и выдал за свои!

Ну не хрена себе заявление! Чужого Виктор отродясь без спросу не брал, чьи-то там стихотворные образы ему нужны были как козе баян. Да и сам виршей не кропал, не считая стишат для дружков-зубоскалов к очередному празднеству.

Вытаращился на агрессоршу Беньковский, но ретироваться не стал, ибо отступать с поля боя был не приучен. 

Оторвав от себя загребущие руки поэтессы, молвил учтиво:

– Простите, гражданка, я знать вас не знаю. И стихи ваши мне даром не нужны. Хотя и готов поверить, что они хороши. Но я технарь, программист, а не поэт. И образы ваши мне приставить не к чему.

Тетка осмыслила ситуацию и отвалила. Виктор вошел в зал и едва лишь уселся, как та же истеричка, немедля ни секунды, водрузилась на сцене и ну читать свои вирши, ну читать…

Разумеется, ни имени скандальной поэтессы, ни о чем ее произведения, он не запомнил. Да и не было там ничего такого, что следовало запоминать. Лютики-цветочки… Все это сто раз слышано. Ничего нового!

Ну, ежели за лютики-цветочки на живых людей так кидаются, подумал Виктор, то что же говорить о серьезной литературе? Там, наверное, вообще, смертоубийство.

Наутро рассказал Беньковский про сей забавный случай дружкам-зубоскалам. Те поржали. И вроде забылось все, а думка подспудная осталась.

Прошло много лет. Виктор забросил программирование и сделался писателем. Ищет новое. Литературные тусовки не жалует. А к поэтессам относится с легкой настороженностью.

«Северо-Запад»

В основе любого достойного внимания явления должна лежать какая-нибудь захватывающая легенда. Это как с людьми: давно отмечено, что по-настоящему интересные, творческие личности непременно зачинаются с какими-нибудь приключениями или хотя бы с большим выбросом энергии. С огоньком, так сказать.

А хмурые и не интересующиеся в жизни ничем, кроме как набить брюхо, выпить и оттянуться на выходных, делаются в спокойной, скучной обстановке, так что родители даже обычно не догадываются, какое именно соитие в результате обернулось их отпрыском.

Знаменитое издательство «Северо-Запад» зачиналось как раз так, как и должно зачинаться поистине великое издательство, то есть в обстановке приключений и авантюр. 

Согласно сказочной версии Сергея Курехина, – а автору нравится именно этот вариант развития событий, стало быть ее мы и будем придерживаться, –  отцы-основатели «Северо-Запада», хотя в ту пору они наверное еще не помышляли о своей высокой миссии, бежали в доперестроечное время на китобойном судне в Англию. Там они какое-то время болтались в портовых кабаках, где и познакомились с писателем-фантастом Майклом Джоном Муркоком[1], который подарил им бессмертные тексты и познакомил со множеством авторов, благословив таким образом отчаянных русских на создание первого в стране коммерческого издательства.

К сожалению, сама я была знакома с Курехиным чисто шапочно и не слышала этой истории непосредственно от него, иначе замучила бы вопросами. О китобоях, беглецах и таинственном участии Муркока поведал для радиостанции «Открытый город», на котором я работала два года, редактор секции фантастики «Северо-Запада» Геннадий Белов[2] в ходе интервью.

«На самом деле издательство «Северо-Запад» выросло из журнала «Звезда», бессменным главным редактором которого был и остается Яков Гордин[3]. Там и возник «Северо-Запад», о котором мы знаем. Яков Гордин помог создавать первое независимое издательство, то есть буквально стоял у истоков.

Первенцы – «Прощальный крик Ястреба» Иосифа Бродского, книги Курта Воннегута и Майкла Муркока, Роджера Желязны и Пирса Энтони сразу же определили направление развития новорожденного.

Первый корпус текстов брался из личных запасов (библиотек) организаторов. Приходилось рыться в Публичной библиотеке, отыскивать имена и сюжеты в кинофильмах. Потом, встав на ноги и попробовав совершить первые несколько шагов, мы сделали свой первый заказ в Англии и получили 100–150 текстов». 

Поначалу «Северо-Запад» ориентировался именно на переводные тексты. Поэтому,  когда в издательство приходили новые переводчики, им указывали на огромную, доверху забитую книгами коробку, из которой предлагалось выбрать что-то по своему вкусу и сделать пробу.

– Что переводить? – спросил впервые перешагнувший порог «Северо-Запада» писатель-переводчик Виктор Беньковский.

– Все! – Белов кивнул в сторону драгоценной коробки. – Все должно быть переведено и издано. 

Виктор выбрал толстенькую книжку Пирса Энтони «Макроскоп» и, не веря до конца в свою удачу, поспешил скрыться, пряча на груди добытую драгоценность. Ведь не каждому переводчику удается переводить именно то, что ему по-настоящему нравится. 

Это была особая примета перестроечного времени: ощущение, что перед тобой открыты все пути. В стране остро ощущался дефицит хороших книжек, требовалось срочно познакомить читателей с признанными шедеврами иностранных авторов, показать новые горизонты, веяния, возможности, уровень.

А поскольку переводной литературы было еще мало, можно было смело брать практически любого интересного автора и, начиная с него, разматывать волшебный клубок, вытаскивая все новые и новые имена и тексты.

Интерес читателя был огромен и всеяден, из-за чего русские авторы были временно оттеснены на второй план. Единственный способ заниматься любимым делом и получать за это деньги был – взять себе псевдоним, кося под иностранного писателя.

Первую книгу русского, питерского автора-фантаста «Северо-Запад» издал под псевдонимом Мэделайн Симмонс. Книга эта называлась «Меч и радуга», а под маской Симмонс выступила  широко известная впоследствии писательница Елена Хаецкая[4].

Книга вышла огромным тиражом и сразу же полюбилась не догадывающемуся о сути интриги читателю.

Было написано множество рецензий, авторы которых хвалили качество перевода, уверяя, что читали «Меч и радугу» в подлиннике и знают творчество уважаемого автора.

Часто такие рецензии сопровождались выдержками из энциклопедий фантастики, которые, «разумеется», содержали информацию о знаменитой Симмонс.

В общем, год от года книга обрастала легендами, в подлинности которых не оставалось сомнения. 

Пожар в Доме писателя

Дом писателя, в котором располагалось издательство «Северо-Запад», был сожран огнем буквально за одну роковую ноябрьскую ночь 1993 года. 

– Это страшно, когда ты видишь, как на твоих глазах сгорает твой труд и труд твоих друзей. Как ежатся в огне обложки книг, оплавляются переплеты, погибают картины и рукописи. Как погибает труд огромного количества людей, их надежды, мечты, любовь, – рассказывает Геннадий Белов. Его хорошо поставленный голос при этом приобретает особые, неуловимо надрывные интонации. Он уже не говорит, а, скорее, с усилием выдавливает из себя слова, будто бы в который раз прокручивая перед глазами события тяжелой ночи.

«Работа над книгами – судьба. А когда в огне за какие-то считанные часы сгорают судьбы людей… это по-настоящему страшно!

Была ночь, зима, но весь коллектив издательства умудрился прибыть на пожар, собравшись по звонку. Кто-то поднялся прямо с постели, кто-то был оторван от домашних дел. Среди явившихся спасать свое детище были люди в пижамах и домашних халатах, жившие неподалеку, которые наспех накинули на себя что-то и понеслись на выручку. 

Теперь это кажется странным и, пожалуй, невозможным, но в ту ночь на тушении пожара были все сотрудники издательства, начиная от простого охранника и заканчивая директором издательства. 

Редакция фантастики выгорела полностью, должно быть, с нее и начался пожар. Там,  в этом черном аду, ничего не удалось спасти.

Но люди все заходили и заходили в прогоревшее здание, выискивая хоть что-то не убитое огнем и не изуродованное водой.

Здание выгорело достаточно быстро, и тут уже ничего нельзя было сделать, на первом этаже клокотал настоящий кратер – библиотека Дома писателя! Казалось, что сам ад прорывался сквозь гибнущее в огне здание, взрывались, осыпая пожарных стеклянным дождем, окна.

Стихии огня и воды схлестнулись в ту ночь в Питере в смертельной схватке.

Прибывшие на пожар пожарники тушили здание из брандспойтов, ликвидировали огонь пожарной пеной. И это было не менее опасно для книг…

Представьте себе питерскую ночь. Вдруг ударил мороз, по черным лестницам совершенно темного, черного от копоти здания сновали люди, пытающиеся вынести хоть что-то: рукописи, книги, картины. По стенам лились вода и серая пена. Было холодно и сыро. Одежда сразу же намокла и чуть ли не обледеневала, но никто не прекращал работу».

На следующее утро Елена Хаецкая сообщила по телефону о случившемся своему тогдашнему соавтору Виктору Беньковскому и вместе они явились на пожарище. 

«Здание было все черное, стены обгорели, окна были выбиты, и повсюду свисали уродливые серые бороды замерзшей пены», – вспоминает Виктор Беньковский.

С этим пожаром закончился какой-то этап культурной жизни города. Исчез не просто дом, а центр притяжения, энергетическая основа, на которой собирались творческие люди, где замысливались новые проекты, складывались творческие союзы, где творилась сама алхимия литературной жизни.

После трагедии в «Северо-Западе» и Доме писателя все авторы, имеющие договоры с издательством, безвозмездно скрупулезно восстанавливали все те вещи, над которыми они в свое время работали для издательства.

Прошло немного времени, и не только само издательство «Северо-Запад», но и знаменитый пожар вошли в историю, с каждым днем все более обрастая разнообразными легендами.

В 2006 году на выставке в Доме художника в Москве, где проходила презентация моей «Изнанки веера», я увидела несколько книг со странными шершавыми, точно оплавленными переплетами.

«Это оттуда. С того самого пожара в питерском Доме писателя», – объяснили мне.

И еще замечательное описание произошедшего из-под пера мастера Хаецкой. Вот уж «О подвигах, о доблести, о славе…»: 

«…Белов метнулся туда. По лестнице навстречу ему повалил удушливый дым. Несколько пожарных бесновались с пляшущим в руке шлангом, откуда била струя. Перепрыгивая через ступени, Белов взлетел наверх. Редакция пылала. В пламени Белову чудились стоны погибающих принцесс, воителей и монстров...

Расшвыривая вахтеров и пожарных, Белов схватил меч, вышиб дверь и с покрывалом на голове бросился в самое пекло. С горящих полок падали, словно алые бабочки, покетбуки. Белов сгреб десяток первых попавшихся книжек и папок с переводами, метнул их на лестницу – чтобы подобрали камрады – а сам опять рванулся в огонь. Перекрытия уже падали. Десяток дюжих бессердечных пожарников с криком: «Стой! Сгоришь!» повисли на беловских ногах. «Пустите, сволочи!» – хрипел, отбиваясь, Белов. И слезы катились по его лицу...

Наверное, это единственный в истории случай, когда человек рисковал жизнью из-за бумажных низкопробных книжонок, которые в Америке продаются у входа в любой супермаркет за четыре доллара девяносто пять центов. Но он действительно любил эти книги, всю эту героическую фэнтези, ее незатейливых героев, ее примитивные, но такие заманчивые миры...».

[1]Майкл Джон Муркок (родился 18 декабря1939) – английский писатель-фантаст «новой волны НФ». Изобрел Мультивселенную и Вечного Воителя (Вечный Герой, Вечный победитель).

[2] Геннадий Николаевич Белов (род. в 1965 г.) – литературный редактор. Стоял у истоков первого в стране негосударственного издательства «Северо-Запад», где возглавил редакцию фантастики. Впоследствии работал в издательствах «Центрполиграф» и «Азбука». Привел в литературу целую когорту авторов, чьи произведения пользуются сегодня широкой известностью (М. С. Семенова, Е. В. Хаецкая и т.д.). Особо нужно отметить роль Г.Н. Белова в знакомстве отечественного читателя с лучшими произведениями зарубежной, в первую очередь англоязычной фантастики. Под его руководством осуществлялись перевод и подготовка к печати таких общепризнанных корифеев жанра, как Майкл Муркок, Филип Дик, Харлан Эллисон, Джордж Стюарт, Пирс Энтони и др.

[3]Яков Аркадьевич Гордин -

Род. в Ленинграде. Окончил полковую школу младшего комсостава (1955), курсы техников-геофизиков при НИИ геологии Арктики (1960) и 4 курса филол. ф-та ЛГУ (1961). Работал в Биректинскоцй и Верхоянской экспедициях на Крайнем Севере (1959-63). Соредактор (вместе с А.Ю.Арьевым) ж-ла "Звезда", директор АОЗТ "Журнал "Звезда" (с 1991).

Печатается как поэт с 1963.

[4] Елена Владимировна Хаецкая родилась в 1963 году. Автор фантастических и исторических произведений. Окончила факультет журналистики ЛГУ в 1986 году. В фантастике дебютировала романом-фэнтези «Меч и Радуга» под псевдонимом «Маделайн Симмонс». Роман стал значительным событием и даже породил собственное фэн-движение. В 1996 году Хаецкая уже под настоящим именем публикует роман «Завоеватели», а в 1997 году – самые значительные свои произведения: цикл новелл «Мракобес», удостоенный премии «Бронзовая улитка» как лучшее фантастическое произведение года по категории «Средняя форма», и роман «Вавилонские хроники». 

О писательской фантазии

Работая над этой книгой, я то и дело приставала к знакомым с различными вопросами: «Что происходило в издательствах в самом начале перестройки?», «Как проходили конвенты при совке?», «С какими редакторами удалось поработать?». Никто не  всесущ, никто не может одновременно находиться сразу же в нескольких местах. Я вот репетировала с утра до ночи, а ночью сидела за пишущей машинкой, не видя ничего вокруг. 

Откуда материал-то брать?

А ведь жизнь бурлила, каждый день происходило что-то новенькое, интересное, замечательное.

– Был у тебя какой-нибудь интересный случай с редакторами? – цепляюсь я к Виктору Беньковскому, расположившись на табуретке у него на кухне.

– У Мурра[1] спроси, – Витя протирает очки, чуть наклоняется вперед, словно хочет шепнуть что-то на ухо. – У Мурра была дивная история с Титом. Спроси, он непременно расскажет.

Мурр – Олег Кулаков – друг Беньковского. И мой друг тоже. Как раз на выходных обещался зайти ко мне, дабы  сразиться с вредным червем, проникшим под броню железного друга компа комповича и теперь блокирующим работы полезных программ. Отлично, что Беньковский вспомнил.

– А о чем спрашивать-то, расскажи хотя бы в общих чертах.

– Значит, так, – Витька вольготно откидывается назад, облокачиваясь на спинку стула, отчего его пивное брюшко чуть вздергивается вверх, точно проснулось и тоже готово слушать увлекательный рассказ.

– Было это так. В старом «Северо-Западе» под началом Гены Белова работал редактором Кирилл Титов (Тит). Так вот, настало в издательстве время, когда совсем не было денег. Да и в стране ни у кого денег тогда не было. А Мурр писал какой-то заказанный роман, сидел с ним денно и нощно, сдал вовремя, и ему, разумеется, не заплатили. Ну, не было денег ни копейки, и взять неоткуда, – Витька затягивается сигареткой. – Олег звонит в издательство, а ему: денег нет. День звонил, два звонил, неделю, месяц.… В доме реально продукты закончились. Довели, в общем, мужика. Начал он орать по телефону на Тита, мол, жрать уже нечего!

– Хорошо, – сказал Тит, взял свое пневматическое ружье и пошел на утиную охоту. Поохотился, раздобыл несколько уток и заявился прямо в болотниках, с ружьецом и трофеями к голодному писателю. «Вот, – говорит. – Ешь».

– Замечательная история, – аплодирую я, – обязательно у Мурра спрошу, что да как. Заодно и разрешение получу историю в книжку вставить.

Подходят выходные, приезжает Олег. Я тут же диктофон ему в зубы. 

– Рассказывай, – говорю, – об утках.

– Утки как утки, – пожимает плечами Мурр.

– А история? – не отстаю я.

– История как история. Чего ты, собственно, хочешь? 

– Ну, Беньковский рассказал… – пересказываю Витькин рассказец.

– Утки были, – не отрицает Олег. – Съели мы этих уток, но все остальное… А дело было так: работал я на «Северо-Запад», денег не платили, я поговорил по телефону с одним редактором, с другим, а потом к Аньке Кучанской[2], жене Тита, поехал. Тит на охоте. Сидим, дожидаемся. Денег-то реально не было, и дома жрать нечего. О чем я в издательстве и заявил. 

Является Тит, за спиной пневматическое ружье, в руках кряквы.

– Вот, – говорит, – сейчас как раз и пожрем.

Пожарили мы этих уток и съели. А никто мне гонораров утками не платил.

– М-да… – разочарованно выключаю диктофон я. – У Беньковского интереснее выходило. Кому же понравится читать о том, как редактор с автором уток ели… Кабы вы подрались хотя бы, морды друг другу набили, а так…

На некоторое время Олег склоняется над лежащим на боку с уже снятой боковой стенкой системным блоком, я выжидаючи наблюдаю за ним. Может, еще вспомнит что-нибудь интересненькое, может, все-таки брал плату дичью, только сказать стесняется… Может…

Неожиданно Мурр разгибается, выразительно смотрит на меня. 

– Ты права, у Беньковского действительно интереснее получилось. Напиши, что брал я утками за романы, кто теперь проверять-то будет?!

– И все-таки я ел тех уток! – возмутился Беньковский, когда я заявилась к нему в очередной раз. – И Хаецкая ела, она подтвердит, а Мурр их у себя дома сам ощипывал и потрошил. И нас в гости на уток зазвал. Дивные были утки и весьма вкусные. А Мурр тогда всю эту историю и поведал. Что же, по-твоему, я сам ее выдумал?!

Вот и разберись теперь с этими писателями, кто что придумал. А история действительно замечательная.

[1] Кулаков Олег Викторович (Мурр) – род. 1 марта 1962. Писатель, поэт, музыкант.

[2] Кучанская Анна Васильевна – род. 1962  г. Автор ряда книг по медицинской тематики.

*   *   *

Часов шесть просидели с Виктором Беньковским над макетом нового сборника «Честь и радость». Он делает выводку для типографии, я проверяю, нахожу неточности, переделываю, он снова выводит. И так час за часом.

Умаялись, убились. Потом я в «Теремок» побежала покушать, а Витька у себя дома остался отдыхать.

Подхожу к прилавку, над которым названия кушаний и ценники выставлены, смотрю — что-то не то. Первая колонка: заголовок «Блины» и ниже название блинов, второй столбец «Супы» и перечисление супов, третий — «Салаты». Только слово «салаты не с первой строчки, а со второй, а на первой значится «Уха по-фински» — во втором столбце, должно быть, не уместилась.

— Непорядок у вас, — говорю, и показываю на неправильное меню. — Верстка поехала.

После одного из таких мучительных дней родился моностих:

Отольются заказчику слезы верстальщика.

Наши в городе

Идут по Невскому проспекту в прекрасный солнечный день Мурр и Беньковский, рассуждают о смысле жизни. Навстречу им Лена Хаецкая в отличном настроении. Видит небритых, похмельных мужиков и думает: «Ну надо же, чтобы в столь распрекрасный день, и такие страшные и понурые!» Подойдя поближе, внезапно: «Оп, да это же свои!».

"Многоточие сборки" https://author.today/work/164779

"Ближнее море" https://author.today/work/169183