"Ужасный век" и исторические отсылочки

Поскольку я — прежде всего историк, то вовсе неудивительно, что роман "Ужасный век" всевозможными историческими отсылками буквально-таки переполнен. Очень отрадно, что читатели моего исторического паблика их начали разбирать. Разнообразие этих отсылок ну очень велико: что по историческим эпохам/регионам (касаются далеко не только моей предметной области), что по степени очевидности или, напротив, ориентированности на гиков.

Вот на днях обсуждали очевидные аллюзии в вопросе "королевство, победившее в великой войне и построившее социальный культ вокруг победы, но спустя пару десятилетий живущее хуже проигравших". Когда в третьей новелле — "Имперские ублюдки", вы увидите тех самых проигравших — обнаружите там не менее явную аллюзию уже на другую мировую войну. Это понятно, равно как одновременные сходство с Тридцатилетней войной и её некоторая аверсия.

Но одни прямые аллюзии — вестимо, скучное дело. Вот взять такого героя, как командор Гонсало Мендоса. Он типичный "персонаж-призрак", который к началу основного сюжета давно мёртв (и даже во флэшбеках не появится во плоти), но его монументальная историческая фигура до сих пор влияет на мотивации и суждения очень многих персонажей. Давеча один из читателей сравнил его с Альбрехтом фон Валленштейном — очевидно, учитывая финал биографии.

Не могу сказать, что не мыслил о Валленштайне, когда придумывал этого героя. Но во-первых, как вы вскоре увидите, он всё же не просто работает отсылкой — но и действительно определяет важные события, хотя давно уже не с нами. Во-вторых, я отмечу: про Мендосу в новелле "Ржавеет железное" рассказывают историю, которая — реальный случай из жизни испанского полководца Иньиго Лопеса де Мендосы (того, который 2-й граф де Трендилья, а не 1-й маркиз Сантильяна). А прозвище "Волк Мелиньи", вестимо, ссылается на Il lupo di Rimini — Сиджизмондо Малатесту.

Впрочем, это тоже довольно очевидные штуки, по крайней мере для более-менее читающих мой научпоп. А ради вытаскивания некоторых других вещей тут надо подумать плотнее. Скажем, баронский титул Клемента Гаскойна вполне может показаться мелковатым для его заслуг перед Стирлингом, а также роли в защите фронтира — так и просится в маркизы.

И хотя я не из маниакальных борцов с анакосмизмами в фэнтези (занимаю тут умеренную позицию: всё ж шампанское вино надо называть игристым — но смысла в замене "кофе" и "чая" нет, если при этом употребляешь слово "солдат"), фамилия "Гаскойн" как-то уж очень связана с реальным регионом, что широко известен.

Но образ Клемента Гаскойна немало основан на полководце времён Гугенотских войн Армане де Гонто: он был маршалом Франции, а потом маршалами стали ещё его сын, правнук и праправнук. Лютая семейка. Сам Арман являлся, во-первых — бароном де Бирон, а во-вторых — ну... почти гасконцем (это довольно условный регион). Вот отсюда и бароны Гаскойны.

Развлекаться поиском отсылок в романе можно долго. Вплоть до реверансов Андрею Боголюбскому с Елизаветой Петровной, если угодно.

Кстати: замок Шато-де-Бирон стоит до сих пор. И как видите — он остался таким прямо сурово-средневековым, с совсем небольшим влиянием Нового времени.