СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ в Одессе

Мы все оставляем свой след на Земле. Мужчины - борются, сражаются, открывают новые горизонты и несутся дальше. Рядом с нами, но в другом измерении – женщины. Они другие. Все видят, все помнят, все прочувствуют и запомнят даже мелочь. Вот, очень неожиданные и трогательные воспоминания обо мне, которые написала Алла Меерович 

СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ

Предупреждаю, что мой небольшой рассказ будет несколько истеричен, как у пожилой курсистки. Посему прошу прощения у читателя и начну. По моему уразумению, люди бывают разные: не только добрые и злые, интересные или нудные, а разные каждый в течение своей жизни. Случился у меня необычный опыт. Впечатлил один человек, впечатлил на всю, как говорится, оставшуюся. 

Впервые Александра Макарова я повстречала, когда мне было десять. Даже не столько его повстречала, сколько увидела выражения лиц мальчиков-одноклассников. Сейчас вы поймете, к чему это я.

В нашу школу пришёл новый трудовик. В этот день мы, девочки, наблюдали из нашей кухоньки, где ваяли очередные творожные домики, наших пацанов. Ребята в синих халатах носились кучкой по двору школы. На их лицах читались торжественность, секретность и сопричастность. Друг другу они передавали какую-то штуку, сделанную на уроке. При нашем приближении мальчики прятали за спину эту хитрую вещь и смотрели на нас строго и сочувственно. Девичье любопытство лезло ото всюду, и мы попытались приманить одноклассников на пресловутые творожные десерты. Уловка не помогла. Поделка так и осталась окутанной ореолом тайны.

Выпустившись из школы в 1995 году и, столкнувшись позже с анекдотами про трёхпалых трудовиков, вращающих мир на известном месте, я была поражена. Это же не про Макарова, он ведь изъяснялся, как профессор Стендфордского университета, только на русском. И вот мне 26, я работаю литературным редактором в местечковом глянце. Авторы, страницы, откровенная нудьга про одессику, повышение гонораров, торговля за престижные места в журнале. Короче, как обычно. И тут снова Александр Макаров. Пришёл, принёс статью. Обычно я принимала авторов в отдельном кабинете. 

Не помню, как всё точно произошло, но вся редакция вдруг заполнила собой техзал: главред, корректор, дизайнеры, рекламный отдел. Он не кидал понтов, не торговался за вынос статьи на обложку. Он стоял в своей байковой клетчатой рубашке, растерянный и трогательный в этом галдёже и тихо говорил мне, что материалы для статьи отбирал долго, кропотливо. И слова такие подбирал...

Статью я прочла прямо в его присутствии. Сомнений не было, что она выйдет в следующем номере. Правок и сокращений не потребовалось. Он ушёл, а я сидела в отдельном кабинете и плакала навзрыд, как в детстве, даже с неким упоением. И вся редакция повисла и галдела уже надо мной. Выдвигались различные версии, чего же меня так зацепило. И тут над моей головой прозвучал голос зама: «Ты, Алла, не выдержала его беззащитности. Талант у него трогательный и беззащитный». Я снова впечатлилась Макаровым, растрогалась им.

Третья наша встреча произошла, когда я пришла устраиваться работать внештатной журналисткой в газету «Деньги». Меня встретила уже не байковая рубашка, а прекрасного качества пуловер, щеголеватый дорогой шарфик, брендовые очки и всё тот же внимательный тёплый взгляд. Макаров имел уже свое издание, крепче зубы, но всё те же трогательность, тепло, незащищённость и интеллект читались во взгляде. Работа, хоть и на дому, хоть и с вполне достойной оплатой, меня не устроила. В тот период моей жизни меня собственно работать не устраивало вообще.

А вот четвёртую встречу я вытеснила. Ибо это снова был непростой опыт, снова «впечатлённость», глубокая какая-то. Я побывала у Макарова на заседании литературной студии. Он собрал много ребят, которые хотели писать, и уже писали. Но, как водится, подростки и молодые люди начинают писать от невозможности выразиться в реальной жизни. Тогда ещё не было соцсетей, только такие студии. 

В помещении от накала юношеской нереализованности, закомплексованности, низкой самооценки можно было резать воздух. Макаров очень внимательно слушал, на мой взгляд, графоманские опусы, находил удачные речевые обороты, поддерживал желание писать. Я не смогла досидеть до конца, сбежала. Уж очень сложно мне было наблюдать работу Макарова. 

Только потом, спустя много лет, став психотерапевтом и имея практику, я поняла, что произошло. Это был Макаров - психолог, который проделывал титанический труд. Он ловил боль каждого отверженного своими ровесниками подростка, «контейнировал», т.е. предоставил себя в качестве вместилища для наших переживаний, стал «психологической утробой», в которой можно найти безопасное убежище, защищённое от внешнего мира. И уже в своём «контейнере» переплавлял боль в творчество, возвращал юношам и девушкам их же чувства, но эти эмоции уже не были токсичны, ядовиты, разъедающи. То, что он им возвращал, было плодотворно и даже целительно.

А потом Александр Макаров «постучал» ко мне в друзья. Мы не виделись больше десяти лет. И что вы думаете? Я снова впечатлена и растрогана. Банально. Но уже имея в Одессе имя, вышедшие книги, много фолловеров и очки гораздо брендовее и дороже прежних, он снова с детьми, он ездит к сиротам в фонд «Дорога к дому» и учит их делать совсем не банальную ювелирку - то, что в жизни может принести и доход, и удовольствие. Это не поделки, которые улетят на дальнюю полку в шкафу и будут там пылиться годами, это полноценные произведения искусства.

Рассказ мой вышел несколько восторженным, но я предупреждала. Чувства, которые я вынесла на страницы, тёплые, даже несколько интимные, в чём-то неловкие. Это для меня о чём-то в душе, что не произносят вслух. Не потому не произносят, что это священно, а потому, что субстанция эта психическая настолько легкая, неуловимая, что её ещё не назвали.

Алла Меерович