Отцы и дети, почти по классику :)

Кусочек из «обычной человеческой жизни»:

Пройдёт новруз и в новом клубе будут устраивать свадьбы. И первой будет свадьба Дильназ и Шафката-баба, первого секретаря райкома партии.

— Чего тебе ещё надо? — кричал на неё отец. — Уважаемый человек тебя берёт, женой партийного работника станешь, никогда больше в земле копаться не придётся! Будешь в автомобиле ездить, на рынок в красивых туфлях ходить, дети будут в большом доме расти! Всю жизнь, — стонал Закиржон, потрясая жилистыми скрюченными работой руками, — всю жизнь свою я мечтал, чтобы мои дети жили как уважаемые люди! Чтобы не гнули спину на поле и в саду, не возились круглый год с овцами, не грелись зимой у жаровни с кизяком! Вот ты, моя дочь, теперь станешь настоящим человеком, красиво жить будешь. И внуки мои тоже, тоже будут жить красивой жизнью! Что тебе ещё не хватает, глупая ты девчонка?

Тут отец начинал плакать злыми слезами бедняка, и этого Дильназ видеть не могла. На всё, на всё согласна была, чтобы только самый лучший, самый дорогой человек не плакал из-за неё. Ведь в самом деле, никакой радости она отцу ещё не принесла — только труды ради неё, только тяжёлая работа день за днём, день за днём…

— Дочка, — обнимал её Закиржон, — если тебя женой большого человека увижу, буду знать: не зря моя жизнь прошла. Хочу, чтобы ты грязной работы не знала, чтобы забыла, как выглядит урак, чтобы не чесала шерсть, не таскала корзины с персиками, не перебирала коконы шелкопряда! На сына я надеялся, а он сгинул совсем молодым, будто мотылёк, пролетел перед глазами и пропал… Ах, Санжар, Санжар, — и снова текли по сморщенному чёрному лицу холодные слёзы, — видел бы ты родную сестру в красивом платье, рядом с Шафкатом-баба, видел бы, как она теперь заживёт! Обрадовалось бы твоё сердце за нашу милую Дильназ!

Девушка обнимала отца и кивала, и соглашалась, но голос из глубины души усмехался: нет, не этого хотел бы старший брат. Не за это сражался он против эмиского войска, не за это погиб неведомо где в горах Памира. И здесь уже сама она еле держалась, чтобы не разрыдаться.

И из «нечеловеческой жизни», ну так же нельзя, не принято и проч., и проч.

На окраине посёлка многие дома стояли пустые: то ли уехали жители, то ли, наоборот, уехать не успели… Наливалась жёлто-розовым цветом черешня, и дрозды уже собирали на деревцах свою обязательную дань. На огородике зрела клубника, и Пламенка невольно облизнулась. Вспомнила, как ещё год назад они с Мио сидели дома, в Кралево, на балконе и объедались клубникой, свежей, только с рынка. Тогда Мио был ещё ребёнок, а теперь крадётся где-то позади неё, укрываясь в тени живой изгороди из давно не стриженого самшита, как настоящий охотник. Пламенка знала, на что он способен, а чего пока не умеет, но объяснить подростку, что он ещё не готов к охоте, — дело гиблое, когда все взрослые идут в бой. Жаль парня, безумно жаль, но нельзя стоять на дороге у героя. Даже если он твой сын. Особенно если он твой сын.

Ну и кто из них более нормальный?