Отцы и дети
Автор: Анна МакинаНа АТ новый флешмоб "Отцы и дети", авторы публикуют отрывки об отношениях родителей и детей. Поделюсь и я отрывками из романа "Стрелы степных владык". Время действия III - II века до нашей эры. Отец - правитель хуннов шаньюй Тумань, его старший сын Модэ, наследник престола, восточный чжуки.
Беседа Модэ с любовницей:
— Мои южные родичи болтали о том, что по приказу хранителя императорской печати, евнуха Чжао Гао, умершего императора несколько дней скрывали в его покоях, обращаясь к нему как к живому, даже когда труп начал смердеть. По слухам, письмо, повелевающее старшему сыну императора покончить с собой, на самом деле было подделано хитрым евнухом. Тот враждовал с полководцем Мэн Тянем. Евнух избавился от старшего наследника и его сильных сторонников, а теперь сам правит империей из-за трона ленивого Ху Хая.
Сделав паузу, Шенне дождалась, пока Модэ поцелует её в нос, и продолжала, чертя пальцем линии на его широкой безволосой груди:
— Говорят, что к поддельному письму с повелением о самоубийстве евнух любезно приложил кинжал с вызолоченной рукоятью, усыпанной самоцветами. Этим дорогим клинком принц Фу Су и перерезал себе горло. Мэн Тянь уговаривал принца не делать этого, но наследник истово почитал отца.
Модэ скривился от отвращения.
— Фу Су оказался слишком почтительным сыном, — лениво заметила Шенне, посматривая на возлюбленного из-под длинных ресниц. — Чрезмерная любовь к родителю привела его к гибели.
— Я не повторю его ошибку, — решительно отрезал Модэ и продолжил:
— Этот хитрец Чжао Гао кажется мне похожим на Басана, главу рода Лань. Тот тоже спит и видит, как будет править государством вместо моего младшего брата. Вот только я не глупец Фу Су, об меня зубы можно обломать.
— Покойный император требовал от подданных, в том числе и от детей, слепого повиновения. Ты тоже учишь воинов беспрекословно тебе подчиняться. В этом вы схожи.
— Воины должны выполнять приказы командира. Как мне обходиться со своим сыном, я решу, когда он родится, — сухо сказал Модэ.
Около месяца спустя:
Разумеется, Модэ узнали, и вскоре о жутковатой выходке доложили шаньюю. Тот грязно выругался и велел доставить к себе старшего сына, почти сразу передумал, отменил приказ и распорядился позвать к нему князя Басана, главу рода Лань.
Старый Басан прибыл к шаньюю, когда гнев того слегка утих. Известие о гибели коня поразило и Басана. Справившись с удивлением, он напомнил Туманю про слухи о сумасшествии Модэ.
— Это весьма прискорбно, но свихнувшийся восточный чжуки может быть опасен для тебя, мой повелитель, — рассудительно говорил Басан. — И не только для тебя. Жизнь всех, кого ты любишь, отныне под угрозой.
Представив себе круглое щекастое лицо младшего сына, невинного ребёнка, Тумань понял, что это правда. Белый жеребец никому не причинил зла, но его убили, потому что он принадлежал ему, шаньюю. Старший сын ненавидит всё, что дорого Туманю, поэтому…
Басан твёрдым голосом сказал, глядя в лицо шаньюя:
— Бешеных волков пристреливают, мой повелитель.
И Тумань согласно прикрыл глаза, утвердительно кивнул. Он хрипло произнёс:
— Это должно быть сделано до Совета. И как можно тише, чтобы не сеять смуту. Здесь достаточно сторонников Модэ, так пусть его смерть станет для них неожиданностью.
Кивнув, Басан сказал:
— Завтра, во время охоты чжуки может поразить случайная стрела. Такое бывает, как с нашей несчастной Жаргал.
— У тебя нет права на ошибку, — сурово напомнил Басану шаньюй. — Не забывай об этом.
Басан поклонился и вышел. Хорошо, что есть кому поручить такое неприятное дело. Ему, шаньюю, посреднику между Небом и людьми, не пристало марать руки убийством сына.
Тумань не смог заснуть до самого утра, ворочался на кошме, вспоминая, каким улыбчивым малышом был в детстве Модэ. Как жаль, что нельзя остановить время, повернуть его вспять и превратить нынешнего угрюмого мужчину в того жизнерадостного мальчугана. Тогда не пришлось бы никого убивать. Когда Модэ умрёт, отец станет искренне оплакивать навсегда потерянного темноглазого малыша, но эта смерть необходима, чтобы жил другой невинный ребёнок — Ушилу.
По обветренному лицу Туманя текли слёзы. Завтра их не будет. Небо и боги видят, что ради жизни близких и спокойствия государства шаньюй готов пожертвовать всем.
Утром боль притупилась, остались сожаление и нетерпение. Скоро, очень скоро кончится гнетущее ожидание развязки — так нож целителя вскрывает загноившуюся рану, очищая её от мерзости и давая надежду на новую жизнь. Тумань крепился и ждал известий, определённости, избавляющей от сомнений и угрызений совести.
Чуть позже на этой же охоте:
Погоня отвлечёт от тяжких мыслей. Тумань взмахнул плетью, направив коня вслед за лисицей. За ним помчалась свита. Всадники приникли к шеям лошадей, подстёгивали их плётками, азартно вопили. Шаньюй на прекрасном гнедом коне опередил своих воинов и вырвался вперёд.
Хитрая лисица бежала быстро, лавировала, ныряла в кусты, не давая беркуту схватить себя, и наконец, юркнула в заросший кустами распадок между холмами. Чуть дальше на склоне рос лес. Беркут в вышине изготовился для удара. Тумань гнал коня, чтобы успеть увидеть, как когти птицы вопьются в рыжего зверька.
Захваченный погоней, шаньюй не сразу обратил внимание на то, как справа из леса выехал прятавшийся среди сосновых стволов отряд в сотню воинов. Один из всадников натянул лук и молча спустил тетиву. По ушам ударил режущий свист сигнальной стрелы. Солнечный свет бил в глаза, словно та самая стрела. Потом пришла боль, разрывающая тело на куски, и жар, испепеляющий мысли.
***
Неизвестно, успел ли Тумань понять, что умирает. Скорее всего, нет. Зато ужас при виде такой жуткой гибели овладел его воинами. Они нагнали повелителя и теперь, застыв на месте, ошеломлённо смотрели на то, что уже не походило на человеческое тело, скорее уж на огромную гусеницу в сплошной щетине стрел. Никто из них не хватался за оружие, помня о сотне неизвестных воинов рядом. Убийцы стояли молча, и это внушало страх. Их было больше, чем охранников Туманя.
Предводитель убийц выехал вперёд, и все узнали восточного чжуки. Зычный голос сына шаньюя выдавал в нём человека, привыкшего командовать войсками. Он обратился к людям:
— Воины! До сих пор вы не видели ничего подобного. Так Великое Небо карает отступников, принимая их в жертву. Тумань позволил совершиться несправедливости, когда у нас отняли земли Ордоса, и его наказали боги. Я, Модэ, его законный наследник, отныне ваш шаньюй! Мы вернём себе Ордос и заставим врагов трепетать перед именем хунну!
Люди Модэ радостно завопили, приветствуя нового властелина, и вскоре бывшие охранники Туманя их поддержали. Модэ приказал всем ехать в ставку. Десятку своих людей он велел тайно похоронить тело Туманя, как погребают принесённых в жертву: без почестей и быстро.
Тем же вечером:
Казалось, что пролитая в этот день кровь выплеснулась на закатное небо. Когда длинный утомительный день закончился, а солнце зашло, Модэ впервые выполнил ритуал поклонения луне. У себя в юрте он поужинал, не замечая вкуса пищи, и вышел, встав у входа. Ставку шаньюя по-прежнему усиленно охраняли. Тишину то и дело нарушали голоса стражников, лай собак, пахло дымом костров.
В прежнем становище Модэ псов было меньше. Неужели лиса не сможет к нему прийти из-за собак? Это опасно. Модэ страстно желал увидеть Шенне, но пусть она не рискует собой и не приходит этой ночью.
Молодой шаньюй остался у себя в юрте. Идти к Чечек не хотелось: неловко будет смотреть в чистые глаза жены и, быть может, увидеть в них презрение к отцеубийце. Модэ отдавал себе отчёт в том, что совершил. Да, смерть отца стала искупительной жертвой Великому Небу за будущую удачу в войне. Можно сказать, что Небо избрало Модэ покарать слабого духом, недостойного правителя и принять у него власть, но Тумань был его отцом.
Прежде Модэ ожесточал себя, растравляя саднящие воспоминания: обиды и смерть матери, плен у юэчжей, пренебрежение и потворство Туманя врагам сына. Теперь, когда всё кончилось, Модэ вспоминал редкие моменты из своего раннего детства, как отец брал его на руки и подкидывал вверх. Тот смеющийся мальчуган взлетал к дымнику юрты, зная, что сильные отцовские руки подхватят, не дадут упасть.
«Хорошо, что люди не могут предвидеть будущее», — с горечью подумал Модэ. Отец свернул бы ему шею ещё в колыбели, если бы знал, что всё кончится вот так — свистом стрел и неприметной могилой у соснового леса. А ещё хорошо, что у него самого дочь, а не сын. Милую черноглазую малышку можно качать на коленях, не страшась будущего, ведь дочь не станет претендовать на власть отца. Сыновья у него обязательно родятся. Он станет любить их и постарается воспитать их преданными помощниками, не обижать их, не пренебрегать ими.