Зарисовки к истории

Вот и дошли мы с вами до знаменательного и давно обещанного появления ГЛАВНОГО БОЖЕСТВЕННОГО АРТЕФАКТА "маман". 

Да-да, именно так - всю фразу большими буквами, ибо эта несчастная чугуниевая приблуда - единственный её незаменимый спутник, прошедший огонь, воду и половину стихиальных акталов вселенной, и умудрившийся при этом уцелеть и даже обожествиться.

В честь сего знаменательного события (а так же одного из самых переломных моментов в жизни моего обожаемого Кадрамеаша) делюсь с вами скоростной иллюстрацией))) Нарисована она не слишком старательна, но, на мой лично взгляд, вполне атмосферно.

- ...ты понимаешь меня, Лесной Кот?

Кадрамеаш  задумчиво покрутил ножку бокала в пальцах и медленно, утвердительно  склонил голову наискосок. Созданный в связанном Песенном круге, телесный  призрак лайёрлеса Толт’Гхал-Ира, чуть подумав, ответил ему тем же.

Своего матеи Кадрамеаш пока что совершенно не понимал.

Но  жаждал понять, что же такого было в юной лери ассе Тиллиссе из  высококровного рода Кассе, раз это что-то сумело до такой степени  изломать несгибаемого лесного мага?

Что сумело склонить его - впервые за все эти тысячи лет? Что заставило пасть перед этой – удивительно юной – женщиной на колени?

Что довело его до такого плачевного состояния?

Какой  же должна была быть эта женщина, чтобы сильнейший боевой маг ареала -  Советник, Проводник Дара Тирсе! - один из самых выдержанных хоугов в его  жизни и памяти, за считанную седмицу превратился в настолько  искалеченную развалину?

Сидящий в плетенном кресле, призрачный хоуг был сер. Невероятно растрепан.

Под  глазами, на шее и в уголках рта истощенного мага залегли глубокие  складки. В его затуманенном пьяной ягодой взгляде металась слабая,  полубезумная искорка горящего и не находящего успокоения дара.

-  Кадрамеаш, я так люблю её! Это безнадежно... Она несчастна. Маленькая…  смелая птичка. Вестушка в небесном огне! Горит, но не сгорает… Летит,  представляешь, Кот?... Великолепна… Я не могу. А она может слишком  много, Кот!… И она - несчастна… Боится меня. Меня!... Я... всё для неё  сделал, что мог... Всё!... Мне так больно, Кот... Я горю, а она!... Она -  невероятна… Младший, если бы ты только мог её видеть!… Она светит, мой  друг! Как она светит! Мне. Палит дотла...

Кадрамеаш снова кивнул, закрываясь бокалом от вспыхнувшего яростью взгляда матеи.

И с огромным трудом сдержал нервную дрожь на кончиках пальцев.

Безумие, пробивающееся по прямой связи разумов, напугало его до неестественного порыва немедленно оборвать муторный разговор.

Ощущение было жутким.

Почти всепоглощающим.

Он никогда ещё не встречал по-настоящему обезумевших лесных магов.

Никогда не видел никого из них в настолько раздавленном состоянии…

Тем более - своего матеи.

Впервые в жизни что-то настолько сильно его обескуражило.

И напугало.

-  Мать зовёт её Мышка. Ты слышишь её Голос, мой друг?... Мышка!  “Маленькая Смелая в Темноте”... Смелая, Кайе-Т’эссе! Уже сейчас -  слишком смелая... А какой она станет, когда вырастет в руках Матери?... Я  отчаялся, Кот! Я не хочу её ждать. Я жажду её тело. Душу… Всё! Я…  Настолько хочу её, что желаю её поглотить. Сделать своей частью...  Сделать её своей. Безраздельно...

Последние слова призрак матеи прошептал почти мечтательно - с придыханием.

Его вдохновленное лицо неожиданно исказилось ужасом. По нему прошла судорога, по щекам покатились слёзы:

-  Я не должен. Нет!... Это ужасно... Ты понимаешь? Моя жизнь без её  взгляда и вздоха уже невозможна... Безвкусна, пресна… Кот. Кажется, я  хочу “уйти”... За неё. До того, как для меня станет слишком поздно...

Магическая проекция до хруста сдавила в ладони горлышко полупустой бутылки.

За спиной Толт'Гхал-Ира сгустилась плотная тень.

По разуму Кадрамеаша сокрушающе - до боли! - ударило чужой силой.

Жуткой.

Прошедшей сквозь все его внутренние щиты, как нож сквозь воду!

Сила подавляла.

Заставляла склониться перед волей её хозяина.

Требовала подчиненич.

Кадрамеаша вжало в кресло.

Его разум заполнили чужие эмоции, почти уничтожившие все его мысли.

Слепое отчаяние, почти что невыносимая боль. 

Кипящая, опаляющая и разрушающая перед собой любые преграды ярость.

И - страх.

Страх утраты.

Невосполнимой.

А ещё - чужая и чуждая, несокрушимая - не прощающая любовь.

Любовь к своему дитя.

Тень за спиной матеи подернулась стылой, лиловой дымкой.

Невероятно естественно перетекла в полупрозрачный сгусток чего-то почти осязаемого, налилась красками и…

Превратилась в женщину.

Совершенно нагую. Крепкую.

Рыжую.

Невыносимо прекрасную в своей ужасающей чуждости. В почти неестественной - нечеловеческой! - искаженности резких, звериных черт.

Очень злую.

Голодной бездной сверкнули узкие щели зрачков в жёлтых глазах - подчиняя себе до последней части души.

Заставляя себя любить.

Доводя до бескрайнего ужаса болью и страхом потери.

Желанием обладать.

Обязанностью и обещанием беречь и хранить принявшую это их Право сущность любой ценой!

Из-за спины чудовища взвились синим всполохом крылья.

В Песенном круге что-то тихо, отрезвляюще блямкнуло.

По мысленной связи до Кадрамеаша докатился звенящий гул.

Тело  матеи Гхал-Ира обмякло и безвольным мешком сползло с кресла на пол -  прямо под звериные лапы скривившегося и ударившего по разуму Кадрамеаша  внутренней болью чудовища.

Рыжая  женщина снова странно, пугающе оскалилась, крутанула в ладони блестящую,  металлическую сковороду и обожгла его осуждающей, предупреждающей и  ненасытной жаждой Владения.

Сверкнула цветными зрачками кошачьих глаз, окатив его величием своей Власти, коснулась едва заметно проступившим сквозь подавившую его разум бездну любопытством...

И расплылась невесомым туманом снов, приходящим из кошмаров и сумерек Нарга.

Богиня!

Кадрамеаш медленно выдохнул, опускаясь обратно в кресло.

Кажется, он вскочил из него, когда женщина растворилась?…

Его ноги и руки крупно дрожали.

Кадрамеаш  содрал с покрытого испариной лба тонкий обруч усилителя мысленной связи  и оглушенно вгляделся в гудящий от избытка энергии камень в оплетке.

Пространство внутри каменной Песни дрожало от избытка магии, как зыбкое марево Песчаного материка в знойный полдень.

По шее Кадрамеаша скатилась ледяная, быстро пропитавшая воротник, капля.

Волосы на затылке взмокли и, несмотря на тугое переплетение кос, неприятно стояли торчком.

Магистеры лери Ат-Реминской совершенно бездарно ошиблись…

Непоправимо.

Немыслимо!

Вигор Олени был прав.

Столкновение с воплотившимся богом для Плеяды было совершенно недопустимо.

Новая богиня была сильна.

И сильна чудовищно.

Следовало уведомить Малый Круг, пока ещё не стало непоправимо поздно.

Воевать с этой… женщиной было бы самой большой, самой непозволительной глупостью, которую Плеяда могла когда-либо совершить!

Кадрамеаш прикрыл глаза, восстанавливая испытанные ощущения - до последнего мига!

Воплотившаяся богиня не желала им зла.

Все, кроме её детей, были ей практически безразличны.

Но она не желала скрываться.

Чудовище было готово говорить и договариваться.

Он поставил на пол растрескавшийся бокал и нервно провел запястьем по влажной, холодной скуле.

Покрутил в ладони тонкую нить серёжки и поражённо, медленно выдохнул:

- Богиня...

Нет...

Чудовище!

Прекраснейшее из чудовищ...