Начало с реплики

Ну очень хочу именно с реплики. Не знаю почему. Возможно, редактор будет недоволен. Но мне нравится. Картинка естественная, и, может даже, так более увлекательно выглядит. Но этого я оценить не могу.

***

— Могу сходить с тобой, если хочешь. — Борей подцепил вилкой очередной кусок вареной моркови, сунул в рот и мужественно проглотил.

— Как ты это ешь? — искренне удивилась я.

— Клетчатка полезна, — он пожал плечами. — В общем, смотри. Сейчас у меня лекция по свойствам металлов. У Сидопля. Читает старичок так себе, но материал нужный. После лекции сходим. Заодно пружины со старого рояля сниму. Глаз разрешил хоть что с ним делать, с этим роялем. Он там у них боком у стены стоит.

— Как так — боком?

— Увидишь. — Борей поднялся и принялся собирать на поднос посуду. — Дождешься меня?

Я посмотрела в окно столовой. Часы на башне главного корпуса показывали почти полдень.

— Двенадцать уже. Все разбегутся. Я сама схожу. Тем более у меня сейчас как раз окно. Вечером в библиотеке увидимся. Ты, кстати, мне конспекты по пигментам обещал.

— Я помню. Только никак не могу найти. Они есть. Где-то...

— А если разобрать завалы в вашей с Чесом комнате? Как вариант? — Не съязвить было невозможно. Два физика на одной территории смогли превратить свое жилище в совершеннейший ужас, где не то что конспекты, себя не найдешь. Стол, пол, тумбочки, шкаф и подоконник — все было завалено железяками, колбами, пружинами, лупами, отвертками, чертежами, заставленно немытыми чашками и немыслимого назначения приборами. В принципе так же, как у Борея дома, только ровно в два раза хуже.

— Мы над этим подумаем, — Борей снисходительно улыбнулся. — Тогда до встречи в библиотеке. Я там с четырех.

Он закинул сумку на могучее плечо и ушел, а я спешно доела котлету, отнесла поднос мадам Миле, забрала из гардероба куртку, оделась и пошла в крыло музыкального факультета. Четыре месяца уже здесь, вполне освоилась, так что Борею совершенно не обязательно везде со мной таскаться.

В кармане моей куртки лежала записка от преподавателя живописи и мятый жребий, вытянутый из шляпы Дамины Фок вчера на собрании курса.

День был солнечный. Чудесный декабрьский денек. Ночью подморозило. Но теперь оттаяло и все сверкало. Мостовая и лужи, мокрые скамейки, голые черные ясени и мраморный памятник Имиру Фалерсу в университетском дворе. Весь мир сверкал. Даже небо, и то блестело, точно огромное зеркало.

Я пересекла университетский двор, осторожно поднялась на правое крыльцо восточного корпуса и задержалась перед входом. Здесь я ещё никогда не бывала.

Над заключенной в кирпичную арку дверью горели на солнце золотые буквы: «Терпения входящему».

«Значит, терпения, — подумала я. — А эти музыканты знают себе цену».

Я вошла, сняла меховую шапочку, сунула ее в рюкзак, поправила растрепавшиеся волосы и расстегнула куртку.

Здесь было строго и пусто. Совсем не так, как у художников. Вместо ярких картин — скучные портреты важных мужчин в камзолах. Вместо разноцветных клякс под ногами — идеально чистый паркет. А вместо заляпанных мольбертов по углам — два нарядных контрабаса, блестящих, точно полированные шкафы.

Из глубины длинного коридора доносились вихри самых разных музыкальных звуков, и я пошла на их зов.

В конце коридора действительно стоял прислоненный ножками к стене черный рояль. Я видела такой в большом зале на празднике встречи первокурсников. Но тот был целый и отлично играл, а на этом не было даже крышки на клавишах. Поставленный набок бедняга казался поверженным зубастым чудищем, на горбатой спине которого, свесив ноги, сидел рыцарь. «Рыцарь» был совсем не воинственный и очень молоденький, в строгом черном костюме с белым бантом. Он читал книгу. Я не стала отвлекать рыцаря вопросами, а свернула в другой длинный коридор с высокими окнами. Здесь начинались классы, из-за закрытых дверей которых и рвался наружу настоящий звуковой хаос.

Какой-то медный инструмент издавал звуки подобные рычанию дикого рача. Остро, точно стекло терли о железо, пиликала скрипка. Ей вторила визгливая трель очень голосистой молодой певицы.

Всюду занимались, репетировали, что-то разучивали.

Отворилась дверь дальней аудитории, и из нее птицами вылетели довольные студенты. Лекция окончилась, все получили долгожданную свободу, поэтому весело что-то напевали, болтали и смеялись.

«Тихая же у меня профессия...» — подумала я и присела на колено, чтобы поправить сбившиеся гетры.

В квадрате падающего из высокого окна солнечного света мир был чересчур четким.

Пряжки на ботинках бликовали, вокруг них летали фрагменты крошечных радуг.

Я увидела торчащие из вязаных гетр ворсинки шерсти, оттенки красок на плохо отмытых пальцах, шов на рукаве куртки, царапины на паркете и структуру древесины, из которой паркет был сделан.

Такое внезапное обнажение реальности в игре солнечного света поразило меня сильнее звукового хаоса.

А потом солнце зашло за тучу, квадрат исчез, а с ним исчезло и внезапное откровение. Все стало как прежде: просто музыка, просто ботинки, просто паркет...

Я откинула за спину волосы, подняла голову и увидела среди студентов двух высоких мальчиков.

Они шли мне навстречу. Длинные ноги, серые свитера, кудрявые шевелюры. Оба на голову выше любого сверстника, но при этом такие тощие, словно их тела не успевали расти вширь, а тянулись только к солнцу. Такими я и запомнила их навсегда.

Они разговаривали о чем-то с друзьями, смеялись, но встретились со мной взглядами и замолчали. Сначала один, а потом — другой. Только благодаря пресловутой девичьей гордости мне удалось красиво подняться с колена, и с достоинством пройти мимо. Ужасно хотелось оглянуться — проверить, смотрят ли они мне вслед. Хотя я чувствовала — еще как смотрят.

И тд. И тп. 

Вот тут, для тех, кто зашёл впервые https://author.today/work/129430