Сборная солянка 4: о словах силы или опера "Прометей"

В какую-то из пятниц, слившихся у меня в единое целое, в густых сумерках, когда екселевский файл был заполнен лишь на две трети и не сохранен, у меня пропал свет. Пятница у меня не как у Винни Пуха. В пятницу я «совершенно не свободен», а главное, к ночи обычно начинаются административные вопли: «Сдать вчера! Расстрел на месте несдачи!» А сзади наседала дочка со своими «сдатьвчера». Мы обнялись, всплакнули и позвонили нашему хозяину.

Тут будет маленькое лирическое отступление. Язык на котором, говорим мы во время учебы и работы существенно отличается от того, на котором говорят в этом маленьком шахтерском городке. Не словами, а мелодикой. Наш — просто заученный «машинный перевод», лишенный тех соловьиных трелей, неповторимых интонаций, каких-то невероятных трифтонгов и непонятных согласных звуков, о которых мы и не подозревали. Слова понятны, но воспроизвести... Взять хотя бы «Нит!» вместо «Нет», которое моментально расставляет все точки над всеми буквами алфавита. Или «Нищ!» — тут в зависимости от контекста: если резко на выдохе, то сразу видишь большую дулю под носом, а если протяжно «Ни-и-ищ!», то сразу понимаешь, что все проблемы в мире решаемы. А еще я недаром сказала про «шахтерский». Когда большая часть мужиков лезет каждый день в старые шахты, не зная вылезут ли, то мат становится неотъемлемой частью языка, передающей весь спектр эмоций.

Итак мы позвонили хозяину. И заистерили: темно, на парадном воняет паленым, пятница. Хозяин метнулся к жене, потому, что всеми хозяйственными проблемами заведует Алена, Премудрая Елена, которой я искренне восхищаюсь. Покачивая на руках трехмесячного младшего она ласково сказала нам всем, включая хозяина: «Ни-и-ищ!» И по долготе звука я поняла — свет будет. Ерунда, что пятница вечер и ничего не работает.

Здесь все решается на разговорах и личных связях. Через двадцать минут на лавочке я обнаружила усатого дяденьку в рабочей спецовке и с чемоданчиком. Мы вежливо поздоровались, он потоптался в передней и перед дверью в квартиру, тыкнул куда-то пальцем на лестничной площадке и велел дать табуретку. Замечу, что слово «табуретка» (стилець) было первым из двух цензурных, которые я услышала за время нашего общения. Не считая приветствия и прощания. С табуретками тут не то, чтобы очень. Но он взгромоздился на эту неустойчивую вещь и начал на ней балансировать и комментировать происходящее. Большой Петровский и Малый Морской загибы нервно курили в сторонке. Это было очень эмоционально и мелодично. Я вообще не знаток оперы и мало что в ней понимаю. Но впечатление тоже. Когда-то была в опере и хоть мало что поняла, но расплакалась в конце, так эмоционально они пели. Электриком я тоже заслушалась.

Потом «Бах!» и искры. Собака, попугай и дочка взвыли. Я б спряталась, да негде. И тут судя по всему начался второй акт оперы: электрик почти не касался табуретки, висел как человек паук. Конструкции его стали еще более высокоэтажными, так что мне, как филологу уже не удавалось отследить все связи. И появилось второе цензурное слово «фаза». Я поняла, что причину он нашел, потому что мощь его мата была направлена теперь исключительно на эту злокозненную фазу.

Через несколько минут он слез табуретки, протянул мне провод, весь обугленный и с развороченной изоляцией. Я вспомнила свою свою польскую бабушку с ее коронной фразой: «Нех че ясный перун тшасьне!» Точно Перун жахнул.

Я спросила его, сколько я ему должна (а в кармане у меня был тот самый «нищ», но думала уж скрести по дочкиным карманам)

— Ни-и-ищ! — ответил он, забрал чемоданчик и ушел.

Мой Прометей, подумала я. Не знаю есть ли такая опера про Прометея, но он мне ее спел в пятницу.

«Ни-и-ищ!» — это такое слово силы, которое я постигла здесь.

А вы какие такие слова знаете?