Новый роман - вопрос залу

Друзья, подцикл вселенной Сферы Миров "Трудоголик" успешно завершён. Были мысли растянуть сюжет и на третий том, и причины, по которым я не сделал, если интересно, напишу в комментариях. Вопрос другой. Написал уже 2,5 главы нового романа, частично пересекающегося с рассказами "Лифтёры" и "Фото негритянок". Предлагаю вашему вниманию фрагмент, а вы напишите - интересно ли и стоит ли продолжать. 

...Выстрел в затылок — и я умер.

Ещё одна жизнь закончилась. Я инстинктивно дёрнул рукой, целясь ударить прикладом, но рука схватила воздух — моего автомата больше не было. Запястье в рукаве серой мантии, вмиг ставшее костлявым и старческим, перехватила сильная и крепкая рука.

— Тише, тише. Ты дома, — прозвучал властный голос.

Под потолком горели тусклые лампы. На бледной штукатурке проступал светящийся силуэт извилистого дерева.

Я осел на холодный бетонный пол и окончательно осознал, где я. Вершина Бункера. Место возврата, место, про которое я уже начал забывать.

Вся предыдущая жизнь тут же начала превращаться в закончившийся кошмар. Казалось, я уходил отсюда на задание всего пару дней назад. Или, всё же, десятки лет назад? Как посмотреть, ведь Бункер Садовников находится вне времени и пространства.

Нет прошлого, есть только настоящее. Есть Бункер. И миры, опекаемые им.

Разум, переместившийся во временное тело, вспоминает, что это уже в сороковой, может — сорок пятый раз. Что я очень стар. Что каждый прошлый раз я попадал сначала сюда, в Бункер, а затем — в тело своей копии из параллельного мира. Что у меня начнётся новая жизнь, новое задание.

И что я очень скоро я сольюсь с новой личностью, отрину прошлые жизни и заживу следующей.

Это чувство оживляло и волновало меня.

— Ты ошибся. Второй раз за время, что я знаю тебя, Циммер.

Верховный Садовник как всегда был строг и мрачен. Тень чёрного капюшона скрывала его лицо, но я догадывался, что прочитать хоть какие-то эмоции на нём всё равно не получилось бы. Я промолчал — слова были бесполезны. Он продолжил.

— Мир остался целым. Мы проследили ещё десятилетие назад и отправили тебе в помощь лифтеров. Тебе наверняка это не понравилось, Циммер. И ты хочешь искупить вину. Снова быть полезным мне. Это так?

Я кивнул.

— И ты не будешь брать отпуск? Скажем, тихий уютный мир, в котором ты проживёшь долгую и счастливую жизнь?

— Я Садовник. Я не люблю тихие и уютные миры.

Вдруг осознал, что впервые после предыдущей жизни услышал здесь свой голос — сухой, тусклый, старый. Верховный Садовник, чьё имя мне нельзя называть, довольно кивает.

— Так и думал. Есть одна задача. Ещё один мир. В достаточно далёкой, новой и странной ветке.

Дерево за спиной вспыхивает, одна из ветвей — тонкая, начинающаяся с самого нижнего края ствола и вьющаяся до самого верха — вспыхивает красным.

— Ветвь нужно подрезать? — догадываюсь я. — Почему на этот раз?

— Магия. Парша, от которой ткань пространства гниёт, и которая может перекинуться на другие ветви. А там, где магическая гниль — там пересечения с ветвями соседних, чужих Древ. Ты знаешь, ты уже повидал такое.

Я поёжился. Чужие Древа, малоизученные параллельные временные линии с инопланетными расами и чудовищами. Работать с магическими ветвями реальности приходилось всего пару раз. И именно один из тех разов я провалил задание.

— В этот пучок ветвей ещë не ходили ни Садовники, ни Лифтёры. Ты понимаешь, какие риски у твоей операции?

— Понимаю, — кивнул я. — На этот раз я не подведу, Верховный.

— Я верю. Ты сможешь. Ты поймёшь, как. Иди.

Я кивнул и заковылял к выходу. Бетонная арка раскрыла свою пасть в коридор, который вился по спирали все дальше и дальше, мимо десятков разноцветных дверей.

Вначале коридора — новые двери, ажурные, из неведомого материала. Наверху табличка: «2105 год». Я мог возродиться в бункере в разное время, но воля поместила меня именно сюда, ко времени, когда у Верховного появилась информация и задание. Только тогда я понял, что моему телу уже больше века.

Скорей бы избавиться от него.

Я шёл мимо бесконечных дверей с уменьшающимися числами. Лифты. Шахты, каждая из которых ведет в одну из изученных и сохраненных реальностей. Это средства оперативной разведки и диагностики — через них можно посмотреть, все ли хорошо, и стоит ли продолжать выращивать ветвь. Их десятки тысяч — против миллионов ветвей, которые мы, садовники, усекли.

Напротив дверей начала двадцать первого века, в лифтовом холле начали встречаться мои коллеги. На грубых скамьях за столами сидели лифтеры, молодые люди тридцати-тридцати пяти лет. Низшая каста в Бункере, дольше редко кто доживал. Инспекторы, разведчики, исполнители коротких опасных миссий, пушечное мясо, живущие свои короткие жизни, и возвращающиеся в Бункер в реальном времени.

Все лица казались незнакомыми. Девушек среди них не было — как и в прошлый раз. Некоторые из них играли в неизвестную мне игру, кто-то курил, другие сидели с книгами и диковинными гаджетами, принесенными из самых молодых миров, крутили перед носом разноцветные голограммы.

— Эй, дед Эльдар, — окликнул меня один из них. — Живая легенда. Какой год был? Что за ветвь?

Я бы мог ответить, что год был две тысяча пятидесятый, что этот мир пережил уже четыре мировых войны, две из которых устроил я, и что мир этот так и не сдался, но промолчал. Потому что знал, что не воспользуюсь лифтами, и что я, агент-садовник, не имею права рассказывать детали прожитой жизни.

— Это к удачи — встретить старого Садовника, — сказала какая-то из девушек.

Я бросил взгляд. Нежная, молодая, сочная, в расстегнутой черной рубашке безо всякого белья под ней. Еще больше расхотелось быть старым.

— Молчишь как всегда... Ну и молчи.

Другой голос добавил:

— Хорошей жизни, Георгий! Желаю тебе умереть вместе с миром!

Я обернулся и холодно, коротко кивнул. Пожелание, действительно, вышло хорошим.

Мой путь закончился спустя несколько часов пути. Закончились последние двери лифтов — деревянные, с выцветшими цифрами «1880». Я прошёл мимо шумных цехов, мимо дурно пахнущей столовой — от мысли о еде начинало мутить. Спустился на тридцать с лишним витков длинного спирального коридора, туда, где чувствовалось горячее дыхание близкой лавы — а может, адского пекла. Путь заканчивался в небольшом зале с семью дверями и истёртыми знаками Службы Садовников — Древа и скрещенными ножницами над ним. Семь дверей для семи оперативников. Одни из створок были открыты.

Я был готов к казни.

Внутри, в полумраке тесной комнаты, полной инструментов для экзекуций, под жаром огня, меня уже ждала Лекарь. Крепкая, с грубыми чертами лица женщина в чёрном окровавленном переднике, под которым не было ничего. Вечно молодая, горячая, и в то же время полная ледяного безрассудства. Из какого века она приходит? Есть ли у неё жизнь помимо бункера? Их много копий, или она одна? Я ни разу не успевал спросить, хотя несколько раз она дарила мне свою близость перед тем, как убить.

«Самка богомола», слышал я как-то фразу кого-то из молодых лифтёров.

Внутри меня что-то шевельнулось, но с лёгкой грустью я вспомнил, что моё тело уже ни на что не годно.

Она коротко, немного резко улыбнулась.

— Эльдар, помню тебя. Рада видеть. Ты готов?

Я кивнул.

— Выбирай.

— Пожалуй, пусть будет гильотина. Давно не было гильотины. Это быстро и просто.

Нет прошлого, только настоящее, вспоминаю я.

Мою шею устраивают в деревянные колодки. Руки сжимают специальный поручень. Потерявшими остроту зрения глазами я смотрю на изгибы её потного тела под передником палача — это немного успокаивает. В вену впивается игла с инъекцией «сути мира». До сих пор плохо знаю, как это работает, и что за состав у этой дряни, но сознание всегда попадает туда, куда нужно. В тело моего двойника.

Все работники службы Садовника — люди-парадоксы. Наши копии были или есть во всех известных ветвях миров. Это наша сила и наша слабость.

Сознание плывёт — да, доля гуманности есть, и в инъекции, помимо «сути», есть ещё и неопознанная дрянь, вгоняющая в сон и уменьшающая страдания умирающего. Я через силу приподнимаю взгляд. Впереди, на стене — точно такое же ветвящееся древо, что и в зале у Верховного. Сухое и безлистное, но вместе с тем красивое, манящее. Интересно, кем я стану?

Лекарь закрепляет последний шнур на моём теле, проверяет пульс, передник съезжает, и она касается моего плеча грудью. Не то шепчет, не то шипит:

— Помню, помню тебя. Жаль, что на этот раз ты слишком стар. В тот раз мне понравилось.

Я вглядываюсь в сплетение и выдавливаю из себя:

— Это же не Главный Пучок. Где... начало этой ветви? В античности?

Главным пучком назывались ветвления второй половины двадцатого века.

— Точно неизвестно, Эльдар. Данные скудны.

— Как всегда, — ворчу я.

— Ты прекрасно понимаешь причины, дорогой Эльдар. У Службы Садовников нет средств изучить такие ветви достаточно глубоко. Разведчики не могут навести мосты в этот мир, и лифтёрам туда не добраться. Тебе повезло. Хотела бы успеть попасть туда до конца мира. Одна из тех реликтовых ветвей, что похожи на привычные вам мир только последнюю пару тысяч лет. Да-а... Знаешь же этот эффект — подобное тянется к подобному, даже если источник...

— Давай закончим с этим, — обрываю я её монолог и кричу, чтобы было легче принять смерть. — Отрежь уже мне бошку, грязная сучка! Вылечи от этого проклятого тела!

Лезвие срывается вниз, на мою шею.

Глава 2

Я пошатнулся, но удержался на ногах. Рука инстинктивно касается шеи. Мысли о недавней казни и битве из последнего мира еще не выветрились из головы. Я рефлекторно сжал кулаки, полагая, что все еще держу в руках не то автомат, не то деревяшку поручня. Взглянул в пол — деревянный паркет, истертый тысячами туфель.

— Вы признаете свою вину?! — прозвучал властный голос.

Поднял глаза — передо мной большой зал, сотни молодых людей в странных синих костюмах, десяток мужчин постарше.

Смотрят насмешливо, с издевкой, с осуждением.

На задней стене — черно-красно-белый флаг с двуглавым орлом и огромное полотно:

«МОСКОВСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ КАМНЕРЕЗНЫЙ УНИВЕРСИТЕТЪ»

А чуть ниже выцветший плакат:

«С НОВЫМЪ 2010-М ГОДОМЪ!»...

Ну, как? Очень жду комментарии.