Немного эротики

В конкурсной версии Изо_льды   осталась всего пара таких сцен.

Но эта - моя любимая. Тот самый случай, когда текст пишет себя сам. Помню тот летний закат, как судорожно схватила листок и карандаш, чтобы не упустить.

«…Алый как кровь узор покрывал серебристую мягкую ткань. Она вышила на нем все те дни, что знала его, она вышила все те ночи, что думала о нем, все то краткое ничто до него, всю ту бесконечность, что наступит после. Уже так скоро наступит. Вся она была там, в сплетении алых нитей, проросла, воплотилась, ожила и умерла. Весь Путь был ясен и прост, от песни дрозда до воя вьюги.

Приглушенный мерцающий свет делал ее фигурку еще меньше и тоньше. Еще немного и она растает в сумерках, присоединится к многочисленным теням за окном, что кружат в хороводе пурги, станет одним из снов-беглецов.

Тепло. Кровоточащие кончики пальцев вдруг ощущают теплое прикосновение чьих-то губ. Очень-очень медленно возвращается чувствительность кожи. Огненные тиски боли разжимаются, уступая место робкому холодку желания. Губы к губам. Сильные руки гладят по голове, успокаивая, баюкая. 

Объятия. Невесомость. Лед простыней многие ночи нетронутого ложа. Она вышивала… Нежность сменяется настойчивостью, ласка – требовательностью. Легкие касания пальцев заставляют все тело искриться древней глубокой силой. Когда-то на ней была одежда, а сейчас вокруг лишь ночной зимний воздух. Все на миг замерло. Она потягивается, как вешний росток, куда-то в пустоту, неизвестность, ослепленная единственным ощущением – быть.

Как ледяной из проруби водой обдает страстью. Пальцы переплетаются и смыкаются губы. Все существо крошится на мелкие острые осколки, осколки плавятся в чужом открытом огне, обволакивая, скользя, принимая новую форму.

Она увидела себя со стороны, его глазами. Сумасшедшая улыбка, растрепанные косы. Никогда она не чувствовала свое тело так. Никогда… Никогда! Круговорот теней за окном все ускорялся, ветер сердился и грохотал кровлей. Но она не слышала ничего, кроме стука в висках и участившегося дыхания. 

Раскаленное стекло из красного становится белым, серебристым, невозможным, опасным, вбирая в себя ласки, стоны, движения, поднимается заповедным, запретным, из глубины души, откуда-то из живота, и наконец выплескивается полу-вздохом, полу-криком...»