Калейдоскоп вселенных. Белокурый. Личное дело героя
Автор: Илона ЯкимоваМир Белокурого закручен на одном конкретном человеке, на нем самом. Как мужчина красивый, сильный и влиятельный, он крайне, крайне эгоцентричен)).
Что должен знать писатель о своем персонаже? Писатель должен знать, в том числе, цвет и фасон исподнего своего персонажа, хотя сообщать об этом в тексте не обязательно. Как-то, выполняя задание одного из писательских тренингов Александра Молчанова, я составила такую вот карточку в личное дело для героя. Шуточную, конечно, но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки.
Имя: Патрик The Fair Earl Хепберн, 3-й граф Босуэлл
Дата и место рождения: предположительно - лето 1512, предположительно – Хейлс, Ист-Лотиан, Шотландия
Дата и место смерти: сентябрь 1556, Дамфрис, Дамфрисшир, Шотландия
Продолжительность жизни: 44 года
Причина смерти: продолжительная болезнь
Герб: два льва по стропилам и роза
Эмблема семьи: голова белой лошади с разорванной уздой
Девиз семьи: Keep tryst – Всегда прихожу на встречу
Родители: Агнесс Стюарт, незаконная дочь Джеймса Стюарта, 2-го графа Бакэна; Адам Хепберн, 2-й граф Босуэлл. По обеим линиям имеет в жилах кровь английских и шотландских королей.
Полный титул: 3-й граф Босуэлл, лорд Хейлс, лорд Хермитейдж, барон Крайтон, лэрд Лиддесдейл, шериф Бервикшира, констебль Эдинбурга и хранитель Эдинбургского замка, Хранитель Средней Марки Границы, Лейтенант Границы, Великий лорд-адмирал Шотландии. Титулы наследственные, перешедшие от отца и деда.
Прозвище: Белокурый
Рост: 6 футов 2 дюйма
Цвет глаз: синие
Цвет волос: очень светлый блонд
Семейное положение: женат / в разводе
Дети: есть, в законном браке – сын и дочь
Образование: университет Сент-Эндрюс, колледж Сент-Леонардс; знает семь языков (включая горский гэльский), из них четыре светских, родной – нижнешотландский; обладает каллиграфическим почерком, прилично разбирается в истории древних веков
Отличительная особенность: телесное обаяние огромной поражающей силы
Бонус: прекрасное чувство юмора
Недостаток: наследственные вспышки гнева, доходящие до помрачения ума. Эмоциональный депривант.
Профессиональная занятость: Придворный. Тройной политический агент. Приграничный рейдер.
Виды используемого оружия: обаяние (см.выше), а кроме - арбалет, дага, мизерикорд, джеддарт, палаш, полуторный и двуручный меч
Цель: выполнить кармическую задачу рода и таки жениться на королеве Шотландии
Прижизненных (да и посмертных) портретов 3-го графа Босуэлла не сохранилось. Поэтому я была вольна дать ему любой облик. Так уж вышло, что внешность главному герою досталась с ориентацией на совсем другую ЦА, поэтому хорош он собой, черт бесстыжий, до умопомрачения. С другой стороны, а каким еще ему быть, если историческое прозвище намекает на красоту – The Fair earl. Fair – это же не только про масть (хотя хроника конкретно указывает на масть, не на нрав), это еще красивый, милый, волшебный, прекрасный и даже честный (так, о честности Белокурого будет что-нибудь в другой раз, долгая тема). Каким ему быть, если, кроме поразительной политической увертливости, герой остался в веках сватовством к королеве-регентше Марии де Гиз? И таки есть мнение, что она и обещала ему выйти за него замуж (на этом обещании и проекте брака построена лирическая интрига двух книг цикла - «Грубое сватовство» и «Засветло вернуться домой»). С третьей стороны – красота Босуэлла суть его клеймо и порок, как прямо говорит юноше дядя в «Правах наследства». Внешность становится с возрастом проклятием, хорошо отточенным инструментом, забралом турнирного шлема. А кто у этого красавца внутри? Вот в этом я и разбираюсь в четырех томах последовательно.
Через внешность героя в прозе можно сказать практически все – и порой для описания совсем не надо множества слов. Куда лучше если оно будет кратким, ярким, сочным, с несколькими характерными для персонажа акцептами, говорящими о нем самом больше, чем несколько страниц разъяснений. Я люблю «портретный жанр в прозе» и к изображению героев отношусь трепетно, а если уж речь идет о главном герое…
Беседовали тут с подругой про внешность любимого персонажа, дай, думаю, сделаю выборочку, как Белокурый менялся внешне с юности до расцвета, так сказать. Вот тут собраны описания господина графа от отрочества до тридцати. Все впечатления от него даны через женский взгляд (потому что я пыталась написать дамский роман, хехе), и только два свидетельства – от мужчин. Две королевы, будущая жена, случайные подруги… а еще игра в средневековое шотландское регби, которое называлось хендба. И как же красиво закольцевалось (и да, я это только сейчас заметила) – что он начинает с коленопреклоненной позы перед одной королевой-матерью и завершает этот цикл ровно в той же позе уже перед другой. Тоже королевой-матерью. От Маргариты Тюдор до Марии де Гиз.
Босуэлл 16 лет
- О боже, что за прелестное дитя! – воскликнула Маргарита Тюдор. – Какое чудное лицо!
Железный Джон с огромным трудом удержался от улыбки. Кем-кем, а уж прелестным ребенком Патрик Хепберн точно не был уже давно. Ростом шесть футов и два дюйма, долговязый из-за юношеской худобы, талия тонкая, как у девушки, но широк в плечах, дикая светлая грива и взгляд, высокомерный настолько, словно его вот-вот коронуют. И весь – одна сплошная молодая сила, Брихин почти любовно окинул взглядом племянника, ибо эти стальные мышцы были отчасти и его заслугой: ежедневные изнуряющие схватки на мечах, ежедневные скачки верхом наперегонки. Но лицо, конечно, могло ввести в заблуждение несытую даму в возрасте – уж больно был хорош собою, чертенок.
Прелестное дитя, выученик двух змеев, старого и молодого, на возглас Маргариты и ухом не повело. Патрик уже усвоил самый важный урок – всегда выгоднее казаться безобидным, особенно, если внешность позволяет.
- Граф Босуэлл, моя госпожа, - откуда-то из-под локтя сообщил лорд-мажордом Ее величества.
- Добро пожаловать, мой дивный граф! – улыбнулась королева-мать.
Рука Маргариты Тюдор мягко коснулась его лица, приподняла за подбородок.
Патрик Хепберн смотрел прямо на государыню, как она того и желала.
Сияли синие глаза – в них дрожали огоньки свечей, и тот же теплый свет сиял на шитье дублета, на тяжком золоте наследной цепи Босуэллов, на рубинах и алмазах в перстнях. Юноша, замерший недвижимо, в позе полной покорности у ее ног… Сорокалетняя Маргарита Тюдор ощутила легкий озноб. На миг она забыла о возрасте, о неверном муже, о любовнике, за которого сейчас собиралась замуж, о грузности своих телес и утраченной миловидности чела – королева была достаточно искушена в науке любви, чтобы понимать, что за зверь вырастет из этого ангела. О да, едва ли Патрик Хепберн был, как она опрометчиво молвила вначале, прелестным ребенком…
- Добро пожаловать! – сказала королева вовсе не то, что подумала. – Моему сыну, Босуэлл, именно теперь очень нужны верные люди… и я вижу вас в их числе. Да благословит вас Бог!
Босуэлл 20 лет
Путешествуя, Патрик для собственного удобства и путаницы среди любопытствующих носил на горский манер дареный ему кузеном тартан «гордон хантли», а, стало быть, только выше пояса выглядел, как человек цивилизованный. Леди Хоуп медленно оглядела его с ног до головы, пытаясь отрешиться от мысли, что за сокровище хранит граф под тартаном… вот эти его шесть футов роста, широкие плечи, крепкая шея, подбородок с ямочкой, светлые кудри, изумительно правильные черты лица, насмешливые синие очи, прямой нос, изящная, нежная линия губ… он был так невообразимо хорош собой, что сердце Мэри-Энн пропустило удар.
Голова бешеной лошади на плечевой броши… она глядела на спорран, и у нее перехватывало дыхание. Дикий северный жеребец.
- Леди? – переспросил Белокурый с усмешкой, проследив ее взгляд.
Босуэлл 23 года
Агнесс Синклер тоже внимательно его рассматривала: очень высокий, широкоплечий, скорей гибкий и быстрый, чем мощный, и у него красивое, немного суровое лицо, чуть более длинноносое, чем необходимо для совершенства, и упрямый подбородок Хепбернов – с ямочкой, растрепанная светлая грива, пронзительные синие глаза. Если судить по внешности, то с мужем ей повезло.
- Умница! – одобрил граф. – Я подам тебе пример, так и быть…
И стащил рубаху через голову, без покровов представ перед невестой.
Глаза ее чуть расширились, губы дрогнули, но с них не слетело ни звука.
- Можешь рассматривать все, что тебя интересует, - разрешил граф с легкой искрой смеха в голосе, - в подробностях. Держу пари, тебе не доводилось видеть нагого мужчину.
- Не доводилось, - согласилась Агнесс, не отрывая от него взгляда.
Обнаженный, он был куда лучше одетого. Шесть с лишним футов роста, поджарое, сильное тело атлета, воина, наездника, сплошные мускулы без капли жира, мощная шея, красиво развернутые плечи, широкая грудь, поросшая светлым волосом, в нескольких местах уже обезображенная шрамами - торс, с которого можно резать мраморную статую, и руки, одинаково привычные управляться с палашом, дагой, пикой налетчика, турнирным копьем… плоский живот, узкие бедра, длинные стройные ноги. И то, о чем больше всего вздыхали девчонки в Долине, когда услыхали, что их обожаемый граф женится. Семейная драгоценность фамилии Хепберн, как выражался ехидный дядюшка Болтон. Боже, никогда бы не подумала, что оно бывает такого размера… должно быть, еле-еле вмещается в гульфик. Агнесс покраснела.
Белокурый немало веселился про себя, наблюдая на ее лице эту перемену декораций:
- Я тебе нравлюсь?
- Да… скорей, да, чем нет, мой лорд… Патрик.
Босуэлл 26 лет
Как же он отличался теперь от того придворного щеголя, каким видела его счастливая жена Лонгвиля - и манерами, и движениями, и костюмом, и даже взглядом на ту, которой некогда добивался. Босуэлл явился во дворец, как был, с седла, после прогона по холмам на боевом жеребце, запыленный, пахнущий конским потом, слегка помятый, в самом обычном рейдерском джеке, в алом плаще с белой полосою через плечо, на которой – роза и львы, с непокрытой растрепанной головой, повадкой и видом совсем дикарь - так, словно спешил по срочному зову и с полным правом свойскости, с непоколебимой уверенностью, что Джеймс будет счастлив ему в любом, хоть самом неприглядном, виде.
И он, оказывается, красивее, чем она запомнила в Париже. И куда красивей ее мужа, короля, хотя между ними и наблюдалось определенное стюартовское сходство. Вот он уже стоит напротив королевского помоста, обе руки на поясе, гривастая голова чуть вперед, правильное, немного суровое, надменное лицо. Какие бы чувства граф не испытывал к Марии де Гиз прежде, за два года они, по-видимому, полностью испарились. Этот светловолосый дикарь был пригоден к чему угодно – к войне, грабежу, резне, кровной вражде – куда больше, чем к любой куртуазной игре. Едва ли не скрытую неприязнь читала она во взгляде приграничного рейдера.
Когда Патрик Хепберн улыбался, как сейчас, с таким бессовестным весельем, казалось, в королевских покоях прибывало солнца, тепла, света, жизни.
- Но дело не только в этом... посмотрите внимательней, моя прекрасная госпожа.
Не сразу Мария догадалась, в чем дело, пока он не наклонился ниже, не пояснил совсем тихо... и тогда она совсем иными глазами пригляделась к собеседнику и к леди Дженет Флеминг. Те же светлые волосы, только у дамы они более теплого оттенка, те же брови вразлет и породистое, вытянутое, с круглым подбородком лицо, тот же длинный стюартовский нос, тот же разрез глаз, но у графа они не серые, а синие, дерзкие, лукавые...
- Я бы поклялась, что вы – родные брат и сестра, - призналась удивленная королева.
- Только я красивей? – понимающе и нескромно уточнил Босуэлл.
Королева не выдержала, фыркнула от смеха, но кивнула – трудно было отрицать очевидное.
Босуэлл 28 лет
Десять лет прошло с того момента, когда Патрик Болтон развлекал своего графа и его гостей игрой в ба в день присяги в Долине. Теперь сам Босуэлл вышел на поле в старом джеке, в узких штанах для верховой езды, в тех сапогах, что обычно бывали на нем в дорогу или в рейд. Волосы графа заплетены и перевязаны ремешком, чтоб противнику было трудней за них ухватить, кисти обеих рук плотно обмотаны полосками мягкой кожи, чтоб зазря не дробить суставы в сшибке. Ибо что еще настоящая игра в ба, как не честная драка до смерти, без запрещенных приемов? Но если король желал унизить кузена в глазах жены, показав его плебейскую сущность, то ошибся очень глубоко и горько. Потому что поневоле показал Марии Босуэлла именно тем, кто он был - первым среди своей стаи, приграничным волком, мужчиной среди мужчин, грубым, резким, неукротимым, неистово притягательным в своей неодолимой силе - возбуждения и обладания. И это было острое, сильное зрелище. Одна только поза Патрика Хепберна вызывала дрожь в спине у тех, кто в эти минуты наблюдал за ним с крытого помоста у края поля.
Глаза Белокурого были темны от предощущения, полны азартом боя, брови сошлись к переносице в одну линию. От мороси мелкого дождя лицо его влажно блестело. Он не смотрел на короля, стоя в первых рядах своей команды, следя за выбивающим мяч, и правильные черты его, утратившие обаяние внимательного придворного, были хищны, суровы, почти жестоки. По правую руку от графа возвышался Хэмиш-Молот Тернбулл, человечья глыба, бугры мышц и сломанный нос, по левую - Хэмиш МакГиллан, проворный, как черт, и ловкий, как лучший вор Эдинбурга. Вместе они составляли недурную пробивную тройку...
- Господи, я не узнаю Патрика, - пробормотал потрясенный преображением Босуэлла король - Джеймсу никогда не доводилось видеть кузена в деле, ни с боевым мечом в руках, ни в рейде. Турниры, как он теперь понимал, не в счет, и ни за что бы не сознался, что ему вдруг стало страшно.
- Я видел его в бою... - с неохотою произнес лорд Хоум, - там он выглядит похоже. Он теряет облик благородного человека и становится одержим...
Мяч взметнулся ввысь, в водяную пыль, Патрик Хепберн долгим броском взлетел за ним следом, поймал, был сбит с ног, сверху его накрыли тела троих игроков Хоум, затем в свалку ввернулись Молот и МакГиллан, а сверху на них посыпались бойцы обеих команд... и затем король понял, что имел в виду лорд Джордж, когда долгое мгновение спустя из-под этой кучи человеческих тел, расшвыривая нападавших, его кузен появился снова - уже черен от липкой грязи, джек порван, ссадина на скуле... Белокурый был действительно не в себе, его вел инстинкт прирожденного воина - и каждое движение было свирепо, точно, безжалостно, полно животной силы. Он легко раскидал Хоумов, поднырнул скользящим движением под нацеленные руки, перебросил мяч Молоту, грубо сшиб еще двух на своем пути, одному встречному упрямцу сломал руку, принял мяч от Молота, на котором повисли пятеро бойцов соперника... и понесся под одобрительные вопли своих к краю поля, туда, где назначили контрольную линию. Еще бросок, который его милости пришлось совершить кувырком, прижимая к груди маленький цветастый мяч и пропахав собой четыре фута мокрой грязи – а затем «гооооооол!» волной вскипело над полем.
Босуэлл 30 лет
Босуэлл стоял, опираясь на каминную доску – все в тех же тряпках, как ввалился к Аретино больным, только выстиранных и вычищенных слугами. Могучий торс, крепкая, смуглая от южного солнца выя, на которой поблескивает цепочка шейного крестика, до платины выгоревшая грива забрана шнурком в хвост на затылке, брови чуть сведены к переносице, сощуренные синие глаза… белая нательная сорочка, расшитая черным шелком, подхваченный ремнем на бедрах «гордон хантли». Он был бледней обычного после двух недель в постели, но снова живой, теплый, настоящий, настолько подлинный, насколько это возможно при такой красоте – тосканец в очередной раз поразился совершенству Господнего творения, любуясь им.
***
Там, в Крайтоне, грянувшись оземь, король холмов вновь обратился в кузена короля. «Гордон-хантли» лег на дно тяжелого одежного сундука, а на свет Божий показалось придворное оперение его светлости: атлас, бархат, тисненая кожа колетов, тончайшее белье, отягощенное узорами «черной работы». Граф предпочитал цвета верхнего платья темные, манящие, сладостные, оттенявшие его обычный облик заблудшего архангела - глубокий зеленый, винный красный, тяжелый синий, сумеречный серый. А поверх – сокровища фамильного ларца с драгоценностями… хотя чаще всего – наследная цепь Босуэллов, та, с рубинами и головой лошади из цветной эмали, которую когда-то на плечи мальчишке возложил железный Джон Брихин. В зените силы, красоты, ума и опыта, думал Рональд, какая женщина, какой враг устоят перед этой бестией? И чего он ждет? Нет, в самом деле, чего?!
***
И шепоток придворных предшествовал ему в галерее дворца Линлитгоу, по которой Ее величество должна была прошествовать к себе, шепоток недовольный, злой, восторженный, недоверчивый, завистливый: «неужели он? вернулся, вернулся… поглядите, вот он, вернулся, как ни в чем не бывало…». И имени не было, только напряженное, возмущенное ожидание. И то было первое, что ощутила Мария де Гиз, когда распахнулись тяжелые двери большого холла, еще до того, как из полутьмы коридора в свет факелов показался высокий мужчина.
Он приближался.
Мария издалека еще не видела лица, но не узнать эту фигуру, всю устремленную вперед, эту непокорную светлую гриву и упругую походку, эту хищную грацию было никак невозможно. Поверх мрачного траурного одеяния небрежно спускался плащ – черная шуршащая тафта верха, рубиновый шелк подбоя, рубиновые львы по стропилам и роза на плече – колыхаясь при каждом шаге, точно кровавое волочащееся крыло, которое вот-вот развернется, и птица бросится на добычу. И вот эти цвета и герб она узнала прежде, чем осмелилась узнать их носителя, прежде чем призналась себе самой, как сильно, как жадно тосковала по нему эти два с половиной года; и еще успела перевести дыхание, и проглотить комок в горле, и справиться с дрожанием рук, прежде чем стремительно подошедший к королеве мужчина с легкостью опустился на одно колено, почтительно поцеловал край вдовьего платья:
- Я приношу свою печаль, чтобы объединить с вашей в этом огромном горе, мадам. Располагайте мной по своему усмотрению на благо Шотландии.
О Господи, этот голос… вдова с трудом осмелилась взглянуть вниз. Коленопреклоненный, он едва не достигал головой плеча королевы, и ей казалось, что в такой близости тел корсаж ее платья овевает горячее дыхание Белокурого графа.
И тогда Патрик Хепберн поднял глаза на свою королеву.
***
Это цитаты из первых двух романов цикла «Белокурый» - «Права наследства» и «Король холмов».
В следующем лонгриде расскажу про метаморфозы внешности графа от тридцати до сорока четырех лет.