Драка + эротика: перемешать, но не взбалтывать

– Отдай, – всё ещё протягивал руку я.

– Нет, – Базиль натянул мою чёрную тряпичную резинку для волос на запястье и высоко поднял руку, чтобы я не достал.

Я проследил за вещью, одной из первых, купленных мной по своей карточке. Ту, фиолетовую, которую я выпросил у Рэма тоже «на память», мы с Базом потеряли во время возни в вертолёте, после чего «на память» мне остались только очки.

– Тогда я сам заберу, – сказал я.

– Попробуй.

И я попробовал.

***

Базиль дрался так, будто от этого зависела его жизнь.

Мы свалили и разнесли на обломки стул на колёсиках.

Усыпали пол несколькими бумажными папками с аналитикой рынка фармакологии за этот год, и выпавшая бумага рвалась и шелестела под ногами, заставляя оскальзываться, когда на неё наступали.

Перевернули стол, и разбившийся экран монитора вдруг ярко напомнил мне другую драку, с мистером Даггом, когда монитор тоже хрупнул об пол и отключился.

Когда раздался влажный хруст вывернутого плечевого сустава, я разодрал рубашку Базиля и толкнул его на кушетку, фиксируя руки остатками одежды. Куда и в какой момент с него исчез пиджак, память молчала.

– Как… охуенно, – сообщил, задыхаясь, Базиль, сквозь болезненный стон. – Обожаю… когда ты такой!

– Что? – моргнул я и обвёл взглядом разгром в кабинете, после чего посмотрел на поверженного противника.

– Такой мелкий… и такой неистовый. Безобидная внешность – и такая смертельная мощь. Вот такой ты… настоящий, – Базиль тихо засмеялся, что вкупе с расширенными от боли зрачками и задыхающимся голосом создавало пугающее впечатление. – Безмятежное личико – и непреодолимая сила атаки… С таким лицом ты бегал под пулями в дессинском Центре, да? Таким тебя видел Рэм?

– При чём здесь Рэм? – опешил я. – Опять ревность?

– Ревность? – Базиль негромко, но искренне засмеялся – и это было особенно страшно. – Теперь-то ты понимаешь, что такое «ревность», а, Ит? Теперь-то понимаешь, что это за чувство? После выставки?

Я хотел возмутиться, возразить, но…

Но вдруг понял, что он прав. Я теперь понимал.

– Вижу, что понимаешь, – сказал Баз.

– Я… прекрасно бы обошёлся без этого опыта. Это… это неразумно. Это отвратительно бессмысленно! Это деструктивно… – пробормотал я, оглушённый этим пониманием.

– Ага. Теперь-то ты понимаешь, что я чувствовал тогда, в вертолёте? – спросил Баз.

Я открыл рот, но не смог ничего сказать.

– Отвратительно, деструктивно, бессмысленно… но ты чувствуешь это – и ничего не можешь поделать. Теперь, когда ты знаешь каково это, ты меня простишь за тот случай?

– Я и так простил. Наверное. Но зачем ты устроил это… безобразие? – повёл головой я в сторону разгромленного кабинета, но имея в виду поведение База в последний месяц и на выставке.

– Демонстрацию. Наглядную, – поправил Базиль. – Потому что больше не мог выносить твоего отстранения. Я замёрз до смерти, Ит! Ты хуже атомной войны и страшнее моровой язвы!

– Почему же ты меня не бросишь? – спросил я, рассматривая лежащего подо мной человека в подранной после драки одежде, с красными ссадинами на лице, руках и по торсу – вот эта, поперёк груди была от падения на край столешницы, после чего и свалился на пол монитор и разбился экран. – И при чём тут атомная война?

– Потому что ты – плазма… прелесть моя. Белый плазменный взрыв. Душевно греться возле твоей любви – всё равно что… у взрыва плазменной бомбы. Кто выживет – никогда уже не согреется у костра.

– После плазменной бомбы не выживают, – сказал я, ощущая, что в словах База мелькнуло что-то неуловимо эротическое, вот, только где?

– Отчего же, Отец выжил, – сказал Базиль и снова рассмеялся. – И Рэм выжил, но он сбежал с поля боя до взрыва, хорошая тактика, правильная. И только я, как кретин, годами танцую с шаровой молнией!

Это была правда. И, самое страшное, эти метафорические высказывания совпадали с реальными фактами. Как людям это удаётся – ткать из фактов поэзию и заклинать реальность словами?!

– Так что… – я попытался встать с придавленного к кушетке человека, но замер после сдавленного: «Не уходи! Прошу...». – Что теперь будет? Если… если это – про молнии – было очередным признанием в любви, ты знаешь, я не понимаю что это, и не предназначен…

«Однако, уже знаю, что такое ревность», – подумал я и прочитал ту же мысль в глазах и кривоватой улыбке Базиля.

– Что теперь, нашествие всех этих дам прекратится?

Баз пожал в ответ плечом и тут же скривился от боли: второе плечо нужно было срочно вправлять, пока не пошёл оттёк.

– Так… как у тебя с девушками? – всё же спросил я. – Или не спрашивать?

– Э, да чего там, – усмехнулся Базиль. – Я готов говорить о чём угодно, сутками, если только ты будешь лежать на мне. Стой-стой, уже говорю! С девушками, вернее, с женщинами, я попробовал.

– И как? – поторопил я.

– Плохо, – вздохнул Баз, сфокусировав рассеянный взгляд на моём лице. – А всё из-за тебя! Ты испортил мой вкус, пресный мой пирожок. После тебя все кремовые тортики вызывают рвотный рефлекс…

– Ты… смеёшься? – я попытался совместить недавние «шаровые молнии», «плазменные взрывы» и «тортики» с «пирожками», и едва не взвыл. – Ты можешь говорить просто, и без сравнений?!

– Да-да, могу без сравнений, – сказал Баз. – Научился же я формулировать мысли так, чтоб ни одна из них не напоминала в устном виде приказ… Так вот, с женщинами… С некоторыми дошло даже до раздеваний. Дальше – нет.

– Почему? – спросил я и приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть его лицо.

– Ну, как сказать… Они… Они странно себя ведут. Не так, как ты. Они другие на ощупь. У них другая кожа: она вся покрыта мелкими волосками, складочками и порами, отвратительно… А ещё, сквозь кожу просвечиваются синие вены, это так по животному! Будто ты зоофилией заниматься собрался…

Баз отвёл глаза и поёрзал, видимо, полученные травмы беспокоили его. Но продолжил:

– Они странно говорят и чёрт его знает чего от тебя ждут. Я не знаю правил этой игры, да и не особо хочу играть во флирт, чудо моё, когда ты этого не видишь. Но главное, знаешь что? – понизил голос Базиль.

– Что? – купился я, приблизив к нему ухо.

– Главное, что они, – прошептал Баз, – не – ты.

Я посмотрел в ясные голубые глаза, совершенно серьёзные, и уронил голову на грудь База. Это было поражение.

Последняя озвученная Базилем причина уничтожила все замыслы Рэма приохотить ценного клона к женскому полу.

Они – не я…

Нет, почему только к женскому? Вообще, к людям.

Но… значит ли это, что моя цель нашего общего сосуществования с остальными андроидами стала дальше? Или, может быть, наоборот?

Может быть, только что как раз появилась надежда?