Я Распутин 3 - любимый фрагмент

Бывает так, что пишешь, пишешь, и удается такая огненная прода , что прям диву даешься.

"... Утром я проснулся с гудящей, как бидон, головой — и вовсе не от выпитого, как можно было бы подумать. Я дежурил второй очередью, так что ложится до нее я посчитал бесполезным и сел писать статью для Перцова — “Слово” должно было выйти с заголовками “Великий князь под следствием!” и статьей про художества генерал-адмирала. Так что поспал всего часа три, как меня разбудили с офигительной новостью — гвардейцы строятся на Дворцовой площади. Я сначала и не поверил. Прямо фантасмагория какая-то. Милорадович скачет на лошади к восставшим, в него стреляет Каховский…

— И много их там? — мрачно спросил я у вестника.

— Видимо-невидимо, батюшка! — закланялся запыхавшийся мужичок из иоаннитов.

Видать, прямо от Зимнего бежал. 

— Видимо-невидимо это сколько?

— Много, батюшка!

Твою мать, при моей больной голове еще и такие загадки. Выручил Евстолий:

— Надо в Зимний позвонить, им же из окон видно.

“Видимо-невидимо” оказалось цифрой в пределах двухсот человек, даже роты не набрали. Но сам демарш и наличие прямо перед правительственным зданием профессиональных военных с оружием уже немало. Пока все укладывается в понятие “мирная, но вооруженная демонстрация”, но шажок влево или вправо — и вот вам военный мятеж.

В голове стрельнуло и я, разозленный сверх меры, решил — терять нечего, и так вляпался по самые уши. Хотите повысить ставки? Да на здоровье, а коли меня пристрелят, так хоть в историю войду, как пробивший конституцию. Только хрен я дам меня пристрелить, скорее, сам…

А это мысль. Нет, это даже идея!

И минут через пятнадцать мой автомобиль уже вез меня, прилипшего, как банный лист Гучкова и полицейского унтера в сторону Эрмитажа. Сзади между нами, рылом наружу, торчал “Максим”, укрытый первым попавшимся покрывалом.

Стороны прибыли на площадь одновременно — я проехал по набережной Мойки до Певческого моста и оказался между Главным штабом и штабом гвардии, а минутой раньше по Миллионной прикатил Владимир Александрович. Он вышел из авто в распахнутой шинели на красной подкладке — весь такой модный — и встал со своими гвардейцами в строй.

Я заложил два пальца в рот и свистнул так, что соседи покачнулись. Над площадью взвились и захлопали крыльями птицы, гвардейские головы повернулись в мою сторону.  Что примечательно — солдат там не было, сплошь офицерье. Белая кость, голубая кровь. Сбоку, в окнах Зимнего, замелькали головы чиновников, среди которых вроде бы мелькнула лысина Столыпина. Ну и отлично. Устроим для него показательное выступление. 

— Что, господа хорошие, никак, в новые декабристы наметились? — прокричал я. — Так вспомните, чем они закончили.

Штыки качнулись было в мою сторону, но выдрессированная гвардейская сволочь без команды старшего не сдвинулась с места.

А старший, разглядев с кем имеет дело, матерно выругался, скомандовал повернуть фронт и взять винтовки на руку. Это что же, они на меня в штыковую собрались? Ладно, будет вам штурм Зимнего. 

По моему взмаху шофер поставил автомобиль задом к площади, гвардейцы заржали — видно, решили что удираю, но заткнулись, стоило мне сорвать покрывало с пулемета. 

— Как прицел выставлен?

— На две головы выше, — подрагивающим голосом ответил унтер.

— Вали отсюда, ты не причем, тут моя война.

Взялся за гашетку и врезал очередью над головами. Пули прошли мимо Александровской колонны, мимо Исакия и Адмиралтейства, над Конногвардейским бульваром, в сторону Новой Голландии... Гвардейцы аж присели, Владимир Александрович рот открыл — мир рухнул!!! Мужик, быдло, выскочка стреляет в великого князя из пулемета!

Собравшиеся было зеваки сыпанули прочь, а я чуть-чуть крутанул вертикальную наводку и еще раз провел стволом туда-сюда. Посыпались гильзы, вокруг кисло запахло порохом, несколько гвардейцев не выдержали, упали на булыжник, остальные замерли в полуприседе. Опытные, суки, знают, что до меня добегут от силы человек пять.

— Это было последнее предупреждение! Кто хочет жить — оружие на землю! — и демонстративно взялся за винт вертикальной наводки. Гучков с ошалевшими глазами, приподнял ленту, готовясь дальше подавать ее в приемник. 

Рожу при этом я держал самую зверскую, что при бородище и очках было не так уж и трудно. Да и пулеметные очереди пониманию способствуют, коли уж не побоялся великого князя пугать, так обратной дороги нет, врежет такой и не задумается. 

Потекли томительные секунды, воздух на площади аж звенел от напряжения, а потом раздались сразу два громких звука — упала на брусчатку винтовка и хлопнул револьверный выстрел. Один сдался, один застрелился. 

И пошло-поехало — самоубилось, как потом выяснили, всего пятнадцать человек, остальные сложили оружие. Ну да ладно, будем считать, что гвардия за Кровавое воскресенье ответила. 

От дворцового сада выезжали драгуны и автомобиль Редигера, по Большой Морской бежали солдаты в серых шинелях под командой Великого князя Петра Николаевича. Ну да, прямо-таки восстание декабристов, хорошо хоть без пушек обошлось. Я устало плюхнулся на сиденье и подмигнул смотревшим на все выпученными глазами полицейскому унтеру и Гучкову:

— Ну что, робяты, сделали мы с вами революцию?...".

Остальное тут 

PS Сегодня кстати, на 3-го Распутина скидки.