Мой "медицинский " флешмоб продолжается

Через некоторое время Хрольв закрыл глаза. Успокоившееся мерное дыхание говорило о том, что мужчина уснул. Это было лучшее, что могло с ним сейчас случиться. Высокий темноволосый воин, который назвался Сигурдом, сидел в углу и занимался своим оружием. Он не доверял знахарке и не решался оставить её наедине с беспомощным вождём. 

Руса набрала в котелок воды и повесила его над каменкой. Нужно приготовить для раненого отвар лечебных трав, который поможет снять боль и воспаление. Девушке следовало ненавидеть этого мужчину, который привел на их землю стаю хищников, разграбивших деревню и проливших кровь сельчан. Но она не умела ненавидеть. Ледяная скорлупа надёжно защищала её душу и от любви, и от ненависти. Конунг ранен и слаб, ей следует  сделать всё, что можно, чтобы он выжил и встал на ноги. Она – знахарка, в этом и заключается её предназначение. Кроме того, Русе не хотелось думать, что её ждёт в том случае, если она не сохранит жизнь вождю северян.

Девушка приготовила отвар, который придаст раненому силы, и истолкла в порошок засушенныетравы.  Теперь нужно снова смочить тряпицу, обёрнутую вокруг  раненой руки конунга, в настое кореньев. Она подошла к спящему, осторожно приподняла его левую руку и размотала полотняную ленту. Хрольв почувствовал боль и очнулся от неглубокого сна. Его глаза цвета безоблачного неба открылись. Заглянув в них, знахарка поняла, что конунг больше не торопится в Вальхаллу. Однако он мучился от боли, и, по всей вероятности, у него начинался жар. Руса положила ладонь на лоб мужчины. Так и есть. Лоб пылал. Она налила приготовленный травяной отвар в чашу, приподняла голову раненого и поднесла сосуд к его губам. Сейчас он выпьет снадобье, обладающее особой силой, и снова забудется сном. Если конунг продержится до утра, самое страшное останется позади. 

*

Хрольв, одурманенный Русиным зельем, что-то бормотал во сне. Крики и рыдания, доносящиеся со двора, утихли. Девушка не знала, что это значит. Дверь в горницу со скрипом открылась, и на пороге появился рыжий парень. Он был так молод, что настоящая  борода у него ещё не росла. Правую щёку почти по-девичьи миловидного лица юноши перечеркивал шрам, недавний, но не сегодняшний. 

— Что с братом? Он жив?

— Жив. Спит, — отозвался из своего угла Сигурд. — А ты, Хокан, не ранен?

— Нет, слава Всеотцу.

Рыжий Хокан уставился на Русу.

— А это кто?

— Местная вёльва. Лечит Хрольва конунга.

Парень окинул Русу беглым взглядом, задержавшись на её лице и груди, почти не заметной под рубахой.Затем подошел к кровати, посмотрел на спящего брата, прислушался к его размеренному дыханию, увидел меч, по-прежнему лежащий вдоль тела, но не тронул оружие.

— Брат будет жить? — обратился юноша к Русе.

— Надеюсь, — скупо ответила девушка и отвернулась.

Одежда Хокана также местами пропиталась кровью, но это явно была не его кровь.

— А дочка хозяина хороша. — Парень повернулся к Сигурду. — Поначалу брыкалась, как коза при дойке. Царапаться пыталась. Пришлось её кулаком приласкать. Но продавать её пока не буду. Себе оставлю, — поделился с темноволосым воином Хокан.

— Которая дочка? — заинтересованно спросил Сигурд.

— Светлая, пухленькая.

Руса поняла, что он говорит о пятнадцатилетней Радославе, старшей дочери Милорада, которая считалась самой завидной невестой в деревне и осенью должна была выйти замуж за сына старосты. 

— А другие девки где? — Сигурд, очевидно, знал, что у хозяина было несколько дочерей.

— Кудрявую, что пониже ростом, Кетиль взял. Она так перепугалась, что даже не рыпалась, — Хокан усмехнулся, — только пищала, как мышь. А самую младшую он в Хель отправил, или куда там они в посмертие перебираются. Увидела неживых отца с матерью, бросилась на Кетиля с ножом, даже умудрилась порезать, вот он её и угомонил. Жаль, хороша была девка, молоденькая совсем, можно было дорого продать.

Хокан ещё раз посмотрел на брата, убедился, что тот дышит, и вышел во двор.