Цена поцелуя

Васыль какой день напевал гнусавым голосом «Галю моя Галю, Галю молодая». Петь-то мы не певали никогда, чай, не старики на завалинке… Те могли и знали, как затянуть, что и бабы подхватывали. А нам не привелось… не пелось нам. Да и врет Васыль, что целовался с девкой… Да и не одна она глазастая убирала вагоны, куда там нам низкорослым женихаться. Не выросли мы с голодухи, да и несподручно вовсе. А говорит, что солоноватый вкус, когда язык ей в рот засунешь, а что ж тогда сладким поцелуй называет. Вот же трепло хвастливое… Развеселить нас хочет, как тот циркач, ну пусть его…

Мы сложили башмаки привычными стопками, пошли парами, как заведено, по обычному маршруту. Мастер проводил нас до первой стрелки и махнул рукой, мол, сами топайте, что ж, мы его не подводили, может отдыхать, новых обучать, гонять с башмаками с путя на путь. 

Даже в тяжелой обыденности при определенном расписании, чего у немцев не отнять, вырабатывается некое равновесие, или так уж действует размеренность, привычка. Обойти пять километров, проверяя стыки и болты, неспешным ходом – чем не прогулка. Вот Васыль и заливается о своей Галю…

Мы шли в паре с Грицко, каждый вдоль своего рельса, я справа, он слева. Я повел глазами на соседний путь, где Михась что-то втолковывал Васылю, да уже не было слышно о чём.

– А может, не врет, что сиську Галю показала, что целовались?.. Вон и приоделась девка за марки, вчера снова в буфете что-то прикупала, небось Васыль всё ей отдает, вот и задружились…

– Та не-е… Васыль не давал, это девки кошелек нашли в вагоне, вот и шикуют… Дуры!

– И правда, дуры… За воровство же расстрел, – я опешил от такой правды. – Может, он кубик маргарина (десять порций по 25 грамм) ей собрал?..

Грицко легко пристукнул молоточком, потом, заметил, что состав идет, что он по вибрации рельса уже чует, и отошел в сторонку, залег в траву и тут же подскочил, вляпался, что ли...

А знал я точно от такой же уборщицы-остовки, анвайзерка (десятница) говорила, что немки злые, специально бросит пфенниг, метешь, в песке-пыли не видишь, да и не смотришь. А фрау тут как тут уже с проводником и дежурным тычет зонтиком, что, мол, украла русская свинья. А как раздели да не нашли, так пнула совок, монетка-то и выкатись из мусора…

Мы-то не шлялись по городу, с пассажирами не сталкивались, а вот фрау нашего мастера я не мог представить в подобной роли – сама доброта и любезность, иногда казалось, даже жалость к нам проявляла… Нам хватало вокзального буфета и кантины (остовской лавки), где всё можно было купить, даже костюм-тройку – это когда с жилетом, как у мастера. У нас были костюмчики попроще, попрактичнее – на смену переодеться-постираться и на выход. Для мазутных чумазых рабочих свои душевые были, да с горячей водой, а вот мыло воровать не смей – тоже закон… Когда-нибудь я на такой заработаю, к нему и рубашку, и галстук, и носки и туфли продавщица подбирать будет… Если выживу, конечно, и на шайну (официальный личный денежный счет) достаточно лагерными марками накапает.

– Да, – вздохнул Грицко, – могут на Луну отправить или в женский университет…

– Бордель еще за счастье покажется. Ты обращал внимание, как торгаш в буфете нашем тетрадочку ведет? Приход-расход, кто что взял, сколько и как часто…

– Помню я, еще Яник предупреждал, мы остовцы – у нас свои шинки, в город не соваться…

– Ну а вот как найдут-то девок? Никто же не видел, уж сколько времени прошло, и всё тихо, никто не искал.

Какой справедливости ищет человек то в религии, то в секте, то в чертовщине, а выход излияниям души находит в межнациональном ядреном мате, который сразу понятен любому.

Разве я забуду благовидного псякрев и его внученка-сученка с водянистыми глазами, что сбегал за полицаями?.. Боюсь, что нет. И никакая Галю мне тут не отрада. 

Ненароком вспомнился итальянец из Маков. Вот бежал он из дома от войны, что он делал в Париже? Просто жил, вино пил, говорит, женщину любил, да вишисты сдали полицаям, вроде как погибла она. Вот он взял да и грохнул этого соседа-стукача, так и попал в пещеры, а куда потом-то подевался? Назад в Италию свою? Дальше мстить?..

Да и врет Васыль, да и Грицок наверняка не знает про кошель, слухи да зависть, да всякая чушь собачья, чем еще здесь можно голову занять, чтобы не думать о еде, о смерти, кружащей над нами, о происходящем. Задумываться было ужасно…

А вокруг продолжается жизнь: расчирикались птички, комары кусаются, паровозы гудят, немцы живут своей жизнью. Нравится это нам или им – никто не скажет даже во сне. Разве что в гестапо… https://author.today/reader/132631/1779593