"Вересковое поле" - пролог

Покажу и тут, что ли, начало новое книги, над которой сейчас работаю. Напомню, что это приквел "Осенней жатвы" и вообще эпический эпос о том, откуда взялась Граница. Пока пишется в стол и для донов в ВК.

По правую руку от короля было пусто. Никто так и не посмел занять место отважного Кэлху подле его отца. Взгляд Ойсина против его воли раз за разом возвращался к этому пустому сидению.
Смотреть на него особой радости не доставляло. Еще меньше радости Ойсину доставляло лицо самого короля. Болезнь словно высосала из Форгала все краски. Щеки посерели, золотые волосы висели вдоль лица грязноватыми сосульками. Бланид, юная королева, поднесла Форгалу мед, и Ойсин не смог не заметить дрожь пальцев, принявших у нее праздничную чашу.
По левую руку от короля сидели его филиды, и в ту сторону Ойсину вовсе не хотелось смотреть. Там, среди них было его собственное место, первого среди поэтов Тары и не последнего из певцов, но сегодня Ойсин пренебрег им. Сел между воинами, там, где сидел до того, как слова его прославились больше меча.
Никакой почет, никакое родство не заставили бы Ойсина из Лери сесть рядом с сегодняшним королевским гостем.
Этому гостю досталась вторая праздничная чаша из рук королевы. Гордячка Бланид заметно робела перед ним, хоть и в последнее время Индомнах, чародей фоморов, был частым гостем в байльском пиршественном зале.
С чашей в руках Индомнах встал. Медленно обвел зал холодным пустым взглядом. Ойсину показалось, ему за шиворот сунули сосульку, ледяную, отвратительную, еще и дергающуюся под рубахой.
Он повел плечами, словно мог так сбросить это холодное и чужое, и развернул спину прямо. Старый Коннал, рядом с которым сел сегодня Ойсин, королевский родич, глянул на него искоса и кивнул, пряча в усах недобрую усмешку.
- Славен будь, о Форгал, - сказал Индомнах зычно. - Славен будь, о король в Байль-на-Тара. Пусть разнесется слава твоя по всему острову Брит.
Слева от Ойсина сидел Миах из Белых ручьев. Ойсин знал его как отважного юношу. Это он убил кабана, который крутился сейчас на вертеле снаружи пиршественного чертога. Миах из Белых ручьев кусал губы и смотрел, как вторая чаша на пиру стынет в руках чародея.
Ойсину и гадать не надо было, знал и так. Будь на то воля хоть старого Коннала, хоть молодого Миаха, едва ли Индомнах сидел бы среди королевских филидов. Но хворь Форгала только ему одному удавалось держать в узде.
Место по правую руку от короля пустовало.
Второй сын Форгала правил в Иннерглене, а сын королёвой сестры не успел пока даже появиться на свет.
- Да прославится могучая Тара, - говорил Индомнах. - Ее славу буду петь я лучшими из песен.
Это уже был удар в него, Ойсина. Едва ли от фомора укрылось, что первый из байльских певцов не пожелал сидеть подле гостя.
Сзади в пояс Ойсина вцепились крепкие проворные пальцы - дернуть вниз, не дать подняться, чтобы ответить на похвальбу справедливыми, но злыми словами. Ойсин хлопнул Миаха по колену и ответил на взгляд Индомнаха улыбкой.
- Об отважных воинах Тары стану я петь, о девах и юношах, о прекрасной его королеве, о...
Индомнах запнулся, словно не увидел в зале того, кого ожидал. И Ойсин невольно почувствовал, как его собственные ладони пытаются сжаться в кулаки.
Аймер, сестры короля, не было сегодня на пиру. Ойсин сам запретил своей жене идти, а она, против обыкновения, не стала с ним спорить. Как и муж, не хотела мозолить глаза законникам-филидам своим круглящимся животом. Треть от рождающихся детей в Таре отдавали в жертву Бездне, откупаясь ими от стужи и смерти для прочих.
- Где достойная Аймер? - вопросил Индомнах, словно бы в удивлении. - Здорова ли она?
Форгал, до того благосклонно внимавший словам гостя, вскинулся. Обернулся к Ойсину, только сейчас заметив, что тот сидит среди воинов:
- Почему моя сестра не пришла сегодня?
- Я запретил ей, - ровно отозвался Ойсин. - Не ей с ее хромой ногой разносить питье в твоем доме, о король.
- Скажи, пусть придет завтра, - Форгал хмыкнул. - Госпожа моя Бланид затосковала по ней. Три раза спрашивала, будет ли на пиру.
Молодая королева потупила глаза. Если Ойсин хоть малость понимал эту женщину, едва ли стала бы она тосковать под родственнице. А кому развлечь ее за шитьем или пряжей и так было вдоволь.
- Я слыхал, будто госпожа Аймер носит дитя, - ледяной взгляд Индомнаха впился в Ойсина. - Добро, что в Байль-на-Тара рождаются дети от таких достойных родителей.
- Треть из них по твоему слову отдают Бездне, - хмуро сказал старый Коннал, не дав Ойсину ответить самому.
- И пашни ваши не бьют суровые морозы, и болезни обходят вас стороной, - фомор улыбнулся.
Костяшки пальцев Миаха, придерживающего Ойсина за пояс, больно впивались ему в спину.
- Но король хвор, - едва слышно прошептала Бланид.
- Не так просто Бездне выпустить того, кого она избрала, - голос Индомнаха словно бы смягчился. - Я знаю, как заставить ее отступиться, но заплатите ли вы такую цену?
 - Чем угодно заплатил бы я, чтобы снова стать юным и здоровым, - невесело усмехнулся Форгал.
- Не так уж много надо, чтобы это случилось. Дайте этой осенью Бездне не треть всякого приплода, а две трети. Три года жертвуйте так, и будешь ты здоров и юн, о король, и зачнешь своей королеве сына.
Тишина на зал опустилась такая, что Ойсин отчетливо расслышал, как скрипит его ремень в хватке Миаха из Белых ручьев. Медленно темнело лицо старого Коннала. Его внучке уже подходит срок рожать, припомнил Ойсин.
Он обвел взглядом королевских филидов, оглаживающих бороды, вскинувшую голову Бланид, самого Форгала, а еще - иней, проступающий серебряной вязью на резных потолочных балках.
Воины Тары молчали, словно этот иней сковал их рты, и Ойсин сам почувствовал, что едва ли сможет сказать хоть слово, чтобы воспротивиться воле Индомнаха, чародея фоморов.
Но Ойсин из Лери был первым среди поэтов Тары и не последним из ее певцов.
Он сбросил руку Миаха и встал.
- Неправое дело привечаешь ты под своим кровом, о Форгал.
Огонь в очаге взвился злыми рыжими языками, такую сил вложил Ойсин в свои слова. Он прикрыл глаза и сказал:
 - Горе
    Королям гордым
     Королевам жемчужношеим.
     Всем, носящим оружие.
     Мужчинам и женщинам.
     Свободному и невольнику.
     С крепким щитом воину.
     Золотокосой деве.
     Матери, внуку, деду.
     Горе теперь,
     Король.