Женщина с макияжем и суицидом

Она всегда приходила с ярким макияжем. Красная помада, ресничке и все такое. Стройная фигура, аппетитная..ммм…тазобедренная композиция, обтянутая джинсами, каблуки. А еще она была истеричкой. Обычный голос ее почти не был слышен. В нем, как в зловонной и загрязненной воде  повсеместно торчали то визгливые, то плаксивые, то патетически-сентиментальные  нотки. В общем, она была бы самой обыкновенной «королевой драмы», если бы не постоянные суицидальные мысли, демонстративные и не очень суицидальные попытки. А кожа ее рук и бедер.. короче, это была арена многократных битв истерик с реальностью(множественные самоповреждения).

Наши встречи тоже представляли собой битву. Состязание ее истерически-суицидального стиля контакта, подаваемого в сексуальной обертке, с моей спокойной включенной устойчивостью, которую она называла равнодушием и тупостью. Но странное дело- она была страшно робка и трепетно-нежно-пуглива в те короткие минуты, когда удавалось быть искренней и открытой. А еще я никогда не видел ее гневной, злой и раздраженной. Часто она со слезами и надрывом говорила мне что-то вроде:

-я жить не хочу, понимаете? Как вы можете сидеть спокойно, когда рядом человек умирать собрался? Помогите же мне!

Я, естественно, не помогал. Дальше все было скучно и рутинно. Она зачем-то продолжала ходить( разжалобить меня пыталась, что-ли?). Я продолжал работать, пытаясь помочь ей развернуть, распаковать свои переживания, эмоции и душевные процессы. Но тематика редко выходила за рамки суицидальных и аутоагрессивных нарративов.

И вот однажды она пришла злая. Точнее не так. Она пришла странно немногословной, а губы были ненакрашены и вообще превратились в тонкую полоску от сильного сжатия. Ну, туда-сюда, время полчаса и ее взорвало:

-этот козел, этот пидор(это она про мужчину своего) меня бросил! Ссукааа, ненавижу, уже третий раз меня бросают! Какие они все пидарасы! Ну что ему не понравилось, я же прекрасна!

Далее последовал монолог минут на пятнадцать примерно такого же содержания. А в какой-то момент я, невинно улыбнувшись, спросил:

-А сейчас у вас тоже есть суицидальные мысли и нежелание жить?:)

Реакция была мгновенной:

-Доктор, иди нахуй! Какое,блядь, самоубийство, когда мне плохо? Ты что, блядь, не видишь, что я злая?! Я бы сейчас его порезала, а не себя! Я вообще жить хочу, понял?!

….и в этот момент она вдруг поняла, ЧТО она сказала. Закрыв лицо руками, издавая невнятные звуки, то сдавленно-рыдающие, то счастливо-смеющиеся, сидела некоторое время, отрешившись от окружающего. Потом, резко прекратив, вдруг впервые посмотрела на меня свободным, долгим, спокойным взглядом с легкой улыбкой, в которой читалась усталость вперемешку с легкой грустинкой, вызовом, умиротворенностью. А еще казалось, что ее злость и желание жить провожают взглядом куда-то улетающую истеричность характера.

-А ведь я поняла, о чем Вы все это время говорили…Но отомстить вам мне все равно хочется, мне было тяжело очень. Поэтому прощайте.

И, более не оглядываясь, эта странная женщина вышла из кабинета. Больше мы не виделись.

Теперь немного теории.

У людей, так живущих, отсутствует внутренний опыт непосредственной, живой, цельной витальности. Они просто не понимают, что это и как это. И тогда эта часть психики заполняется антивитальностью, которая, будучи устойчивым патологическим душевным процессом, очень трудно поддается какому-либо воздействию, так как часто представляет собой  форму защиты. А защищает он что-то очень важное для индивидуума. Например, целостность и психическую стабильность. Поэтому любые попытки его расшатать, убрать, удалить ,встречают сильное сопротивление. В такой ситуации терапевтический эффект возможен в рамках теории парадоксальных изменений. У этой пациентки случился прорыв к собственной  чувственности. Говоря в терминах гештальта, на сессии она впервые получила живой опыт душевной жизни без прерываний контакта. И именно это позволило ей пережить опыт той самой, настоящей, непосредственной витальности, которой, в свою очередь чужда сама идея суицида. Считаю, что так устранились ее антивитальные переживания, и пациентка смогла продемонстрировать это тот час же, прекратив терапию в один момент и навсегда.