Отрывок из Лунного Мадрида.

Перед зеркалом неподвижно стояла обнаженная рыжеволосая женщина. Если бы сейчас в оранжерее был сторонний наблюдатель, то он бы принял ее за статую.

Люди в далекой и очень холодной стране, очень давно дали ей имя – Лиса Патрикеевна, но она предпочитала, чтобы ее звали просто Лиза. У нее не было даже фамилии. Да и зачем духу огня какая-то фамилия?

Рыжеволосая женщина была довольно-таки высокой – ее рост составлял сто восемьдесят сантиметров. У нее были длинные, до колен, волосы огненно-рыжего  оттенка, за которыми она тщательно ухаживала. И волосы отлично гармонировали с идеально белой кожей. Сколько бы она не стояла под солнечными лучами, она все равно не могла загореть. Это ей и не нужно было – Лизу вполне устраивала ее шелковистая кожа. Так она выглядела более привлекательно – именно этого она и добивалась.

Лиза очень внимательно смотрела своими голубыми глазами на свое отражение в зеркале. Она слегка прикоснулась к рыжей челке на две стороны и удовлетворенно хмыкнула. Потом ее взгляд остановился на лице, покрытом узором из веснушек. 

Идеальный изгиб тонких бровей, красивый нос и изящные, чувствительные, губы – все было превосходно. В грациозных ушах сверкали золотые сережки в виде лисы, укусившей себя за хвост. Они были круглой формы и были усыпаны бриллиантами.

По ее мнению, высокий лоб, признак ума, портил всю картину. Она не хотела выглядеть умной, она предпочитала пребывать в образе наивной простушки. Так ее многочисленные клиенты могли себя чувствовать намного лучше, считая себя мудрее ее. Да и подарки было легче выпрашивать, а Лиза обожала очень дорогие подарки.

- Хороша, мать, как ни посмотри, - довольно произнесла она сама себе на чистейшем русском языке. Она частенько говорила сама с собой потому, что очень любила свой родной язык, а поговорить толком не с кем было. – Так и съела бы себя. Уж очень аппетитна!

Лиса Патрикеевна рассмеялась, обнажив свои жемчужные зубы. Потом она прищурилась, смотря на свои груди. Сначала она их приподняла, словно взвешивая, а потом столкнула их, как Сциллу и Харибду. Она опустила голову – это ее взор обратился на появившуюся ложбинку между грудей. Рыжая с четвертым размером груди осталась довольна этим зрелищем. 

Лиза уперлась руками в бока и повернулась на три четверти. Упругий живот оставался таким же привлекательным, как и раньше. Пришла очередь пупка стать объектом придирчивого осмотра. 

Женщина опять стала прямо. Теперь она взяла свои очень длинные волосы и, разделив их на две части, прикрыла ими груди и чисто выбритый лобок. Это своеобразное одеяние напомнило ей о своем коротком девичестве. Она перестала улыбаться. Очень неприятные воспоминания хлынули лавиной. Она замотала головой, будто пытаясь выкинуть их прочь из головы.

Из ее уст вырвался то ли стон, то ли рычание. Она перестала делать что-либо головой и просто уставилась на свои бедра и длинные ноги. Как всегда самолюбование вернуло ей душевное спокойствие.

Да, она не была ни худой, ни толстой. Лиза не казалась ни слишком юной, ни перезрелой. И эта золотая середина ей очень нравилась. Она была совершенством. И американские миллионеры и арабские шейхи с легкостью теряли головы от одного ее вида. А ее сладкий голос обращал в рабов тех, кто  сами были владыками.

И так длилось уже не одно столетие. Будучи бессмертной, она не боялась ни старости, ни дурных болезней. Ее невозможно было заразить чем-то. Поэтому она никогда не предохранялась, считая это уделом смертных. Ведь забеременеть она могла лишь от любимого мужчины, как предрекла ей мать.

Но Лиса Патрикеевна никогда никого не любила. Она видела в мужчинах лишь похотливых животных. И да, она могла разжигать огонь похоти настолько сильно, что умела даже сводить с ума от плотского желания. Но ее интересовали лишь деньги, точнее, очень большие деньги. Только они заставляли огненную бестию терпеть мужскую похоть и глупость. И она вертела мужчинами, как хотела. И в глубине души, когда-то очень давно, Лиза презирала себя саму из-за необходимости раздвигать ноги перед блудливыми животными, коими в ее глазах были мужчины. Однако, со временем, она перестала упрекать себя в этом. И жизнь для нее стала проще и более радостной.

Теперь, обретя баснословное богатство, она смотрела на свое бытие гораздо проще. Женщина сама выбирала с кем и когда ей делить свое ложе. А в желающих не было недостатка. Правда, каждые двадцать лет ей приходилось переезжать из страны в страну и менять клиентуру, чтобы не появились слухи об ее вечной молодости. И судьба занесла ее в Испанию отнюдь не случайно.

Вертихвостка подошла к столику, стоящему рядом с зеркалом. На нем лежало всего две вещи – мобильный телефон и небольшое зеркальце с ручкой. Она взяла его в правую руку, повернулась к большому зеркалу спиной и посмотрела на отражение своей задницы. Зрелище ее аппетитных ягодиц вернуло ей хорошее настроение. Она снова улыбалась.

Осталось последнее, что она хотела сегодня сделать. Лиза повернулась к большому зеркалу лицом, предварительно положив маленькое зеркальце обратно на стол. Уперев руки в бедра и тут, из поясницы, вырвался столб пламени, который превратился в пылающий, длинной в метр, а шириной в тридцать сантиметров, хвост. Женщина радостно оскалилась. 

Хвост прильнул к груди и Лиза обняла его обеими руками, словно он был дорогим и очень долгожданным гостем. Ярко-рыжее пламя стало еще сильней, но никакого вреда Лизе он нанести не мог. Ведь это было ее пламя!

Хвост спустился еще ниже и как бы прикрыл низ ее живота. А Лиза гладила его и он горел все ярче. Возбуждение охватило ее. Она даже прищурилась от сильного удовольствия. Ее дыхание стало прерывистым и иногда она вздрагивала от охватившего ее восторга. Через минуту она стала постанывать.

Но, вдруг, Лиза перестала гладить свой хвост. Ей в голову пришла мысль о том, что это одиночество дает о себе знать. Да, она, обласканная сильными мира сего, была очень одинока. Но проблема состояла в том, что ей никто не нравился. И как, вообще, ей могли понравится эти похотливые животные – мужчины?! Нет, лучше уж вечное одиночество!

- Ладно, порезвилась и хватит! Хорошего понемножку, матушка, - обратилась Лиза к своему отражению в зеркале.

Ее руки отпустили хвостик, который тут же перестал гореть и попросту исчез, растворившись в воздухе.