Жалким быть просто

   Мы разговорились, - сказала Вика, - и оказалось, что Тортиле семьдесят четыре года. Из них она сорок лет проработала начальником цеха на шёлковом комбинате Большого Города. Ещё она сказала, что раньше из окна трамвая были видны четыре высоких металлических трубы — всё, что осталось от комбината. Потом их срезали и сдали на металлолом предприимчивые мальчики. Я видела, что в авоське Тортилы лежат четыре картофелины. И больше ничего. Только эти четыре картофелины. В это время за окном нашего трамвая проехала машина. Такая, с открытым верхом — кабриолет. За рулём сидела девчонка, а её подруга, которая сидела рядом, пила шампанское из горлышка. Тортила посмотрела на них и сказала: «Эта страна хочет, чтобы я поскорее сдохла. А я хочу, чтобы поскорее сдохла эта страна». Потом она ещё сказала, что надеется дожить до этого счастливого момента. Вот эту надежду у неё уже никто не в силах отобрать, так, как отобрали всё остальное.
            — Да... Не любите вы свою родину... — усмехнулся Дятлов.
            — Родину? Знаете, а я любила её... — задумчиво сказала Вика. — Но потом с удивлением обнаружила, что мой красный диплом матмеха востребован в этой стране примерно в десять в шестой степени раз меньше, чем моя вагина. Вот с тех пор я стала меньше любить свою родину. К тому моменту, как я встретила в трамвае Тортилу, я эту родину не любила уже совсем.
            Вика закурила очередную сигарету и сказала:
            — А портфель с долларами... Это ваш приз.
            — За что?
            — За то, что вы всю жизнь стояли в стороне от корыта и не визжали, подобно другим. Иногда так бывает. Редко, но бывает. Так было с Гришей Перельманом... Но он не взял свой приз.
            — Кстати, а почему? — спросил Дятлов. — Что там об этом говорили на ваше матмехе?
            — Много чего, — Вика пожала плечами. — Знаете, меня это всегда очень интересовало. Я три раза прочла "Совершенную строгость" Маши Гессен, чтобы ответить себе на этот вопрос. Эта Гессен девочкой сама занимала призовые места на международных математических олимпиадах. Конечно, не первые, как Гриша. Поэтому я ей верю. Так вот, в этой книге есть одна странная глава... Какая-то туманная и не связанная с другими. Она называлась "Безумие"... Только Гриша был математическим гением. А вы нет. И если вообразите себя гением и откажетесь от приза, то будете носить, как Тортила, по четыре картошки в авоське. И вся ваша мечта будет сводиться к тому, чтобы дожить до того момента, когда сдохнет эта страна. А знаете, что мне сказала Тортила на прощанье? Она сказала: "Жалким быть просто. Счастливым быть много труднее".
           Над столиком нависла тишина.
            — А знаете, Вика, вы напоминаете мне героиню одной книги, — Дятлов первым нарушил молчание.
            — "Идиот" конечно, — махнула рукой Вика. — Настасья Филипповна, мне уже говорили.
            — Нет... "Три мушкетёра".
            — А... Миледи...Хоть не в исполнении Тереховой?
            — Нет, — Дятлов покачал головой. — В исполнении Милен Демонжо.
        — А Фрумкин — кардинал де Ришелье, да? — усмехнулась Вика. — Выходит, я вам представляюсь воплощением зла? Ну, да... Так воспринимают миледи все нормальные люди. А почему вас удивляет, что загнанный в угол зверёк показывает зубы? Я напоминаю вам злодейку миледи? А вы не дали себе труд подумать — что там было на самом деле? Я вам сейчас скажу. Её законный муж, граф де ла Фер, сначала избил свою семнадцатилетнюю жену, вчерашнюю простую девчонку. Избил так, что она потеряла сознание. А за что? За то, что у неё на плече он обнаружил лилию. Во Франции в те времена так клеймились воровки. Понимаете, не убийцы, не проститутки — простые воровки. А что было дальше — помните? Благородный Атос дальше содрал с неё платье и голую, пока ещё свою жену — графиню де ла Фер, привязал к дереву. Так, чтобы любой проходящий мог надругаться над ней без помех. А потом пошёл в свой замок, открыл бутылку бургундского и стал страдать у камина. А девушка умудрилась выжить! И не только выжить после этого кошмара, а иметь силы начать новую жизнь! Подняться с колен и стать леди Винтер!
            — Она убила Констанцию, — сказал Дятлов.
            — Да? Вы первый раз слышите, что на войне иногда убивают?
            — На войне? — удивился Дятлов.
          — Да! Против миледи вели войну четыре вооружённых оболтуса! Только, вместо того, чтобы служить Франции и сохранять верность присяге, которую они принесли королю, они помогали его жене наставлять рога этому королю с английским герцогом! Кстати, находившимся в состоянии войны с Францией.
            — Она хотела убить Д`Артаньяна, — сказал Дятлов.
          — Он обманом залез к ней в постель, — сказала Вика, сверкнув глазами. — Обманом, понимаете? Кстати, аккурат в то время, когда его возлюбленная Констанция была в тюрьме. Писатель, который написал этот бестселлер, Дюма, просто издевался над своими читателями! Только Д`Артаньян не удовлетворился той ночью. Наутро он стал насмехаться над клеймом на плече миледи. Что ж ей после этого оставалось — на сайт вумен.ру пост написать? А кто-нибудь подсчитывал, скольких невинных людей на протяжении этого романа закололи эти четыре бездельника? Просто так — из удальства? А кто-то обратил внимание на то, что невинная Констанция при первой представившейся возможности наставила рога своему законному мужу? Что она находилась в самом центре заговора против короля Франции? Ведь на самом деле, когда миледи расправилась с Констанцией, то она действовала именно так, как написал в своём охранном письме кардинал де Ришелье — "на благо Франции". Но люди презирают короля, смеются над обманутым мужем, ненавидят миледи и кардинала, зато проливают слёзы над Констанцией, млеют от неземной любви Анны Австрийской и лорда Бэкингема, восхищаются благородством Атоса и отвагой Д`Артаньяна. А знаете почему?
            — Почему? — спросил Дятлов.
            — Потому, что Дюма был талантливым писателем! — сказала Вика. — Он так расставил акценты! Думаю, с чисто коммерческой целью — чтобы пипл лучше раскупал его книгу. Главное, умело развернуть пипла лицом в нужную сторону и показать ему пальцем — вот там правда! Вот этим нужно восхищаться, от этого млеть, над этим плакать. Всё, что для этого нужно писателю — это чувствовать внутренний резонанс пипла. И можно писать всё, что угодно! Полный бред! Главное — чтобы это было в резонансе.  
            — Кажется, мы засиделись, — хмуро сказал Дятлов, приподнявшись с диванчика.
            — Наверное.
            — Тогда я пошёл. — Дятлов встал из-за стола. — Почему-то мне кажется, что мы с вами видимся последний раз.
            — И мне почему-то тоже, — едва заметно улыбнулась Вика. — Подождите...
            Дятлов вопросительно посмотрел на оставшуюся сидеть Вику.
            — Я давно хочу вас спросить, — сказала она, — вот вы... умный и честный человек. Только, вот может ли такое быть вообще? Чтобы вот так — умный и честный?
            — Я... подумаю над этим, — сказал Дятлов и вышел из-за столика.
            — Когда будете думать, — сказала Вика ему вслед, — вспомните четыре картошки в авоське Тортилы. И её слова: "Жалким быть просто. Счастливым быть много труднее".