Очерки о поездке домой #4

02.05.2021.

Отец радуется как ребёнок, когда у него получается собрать кубик Рубика. Я рад видеть его таким. Я всегда радуюсь взрослым, сохранившим в себе частичку детства. Когда я пытаюсь угадать, каков ребёнок внутри взрослого, он чаще всего бывает:

— Тихий и грустный. Не даёт о себе знать и прячется глубоко внутри. Скорее всего, где-то под лопатками. Если и появляется, то крайне редко и по особым случаям;

— Порывистый и наивный. Он появляется внезапно, и взрослый даже сам не замечает преображения. Как мне кажется, этот живёт где-то в области живота;

— Такой, кто не хочет уступать место взрослому. Он живёт где ему вздумается. Чаще всего, дома у родителей.

Хорошо ли быть взрослым и при этом оставаться ребёнком? Скорее всего, нет. И в грезах о детстве тоже нет ничего хорошего. Но я с печалью вспоминаю о том времени не потому, что тогда всё делали за меня и можно было ни о чём не тревожиться (хотя это было приятно). А потому, что я был чист душой и сердцем, словно ангел. 

Я работаю преподавателем и часто вижу в детях подобную чистоту. Светящиеся глаза и лица. Потом я думаю: «Когда они вырастут, взрослая жизнь выпачкает их с ног до головы». Свет в глазах будет тускнеть с каждым годом всё сильнее, пока не потухнет совсем. Они станут взрослыми, и ребёнок внутри них закоченеет и высохнет как мумия.

Мне кажется, что человек большей частью умирает тогда, когда в нём умирает ребёнок. При этом он может существовать ещё долго после этого. В надежде, что ребёнок воскреснет или в попытках его оживить. Или просто по инерции, как многие.

* * *

На улице холодно, а я надеялся на тёплую погоду. 

Мост перекрыли. Машин на нём нет. Говорят — ремонтируют. А ещё говорят, по пролёту пошла трещина, но это чушь. 

По мосту гуляют люди. Молодые и старые. По одному и в компаниях. Парами. Ездят на велосипедах, как я. А под ним течёт река.

Что значит, слиться с Городом? Если я спрыгну в реку, я скорее всего умру и соединюсь с ней. Я перестану быть самим собой. Но стану ли я частью реки? Растворюсь ли в ней, или она отторгнет меня и выбросит на берег?

Я зайду в прохладную реку по горло и, закрыв глаза, буду ждать, пока моё тело в кокон не обовьют нежные водоросли. Пока ноги, зарывшись пальцами глубоко в иле, не пустят корни. Мелкие рыбки, змеи и раки найдут в них убежище. Моя голова отделится от тела. Тогда, зелёная вода, волнуясь и переливаясь в лунном свете, подхватит её словно опавший лист и унесёт. И пока волны будут нести прочь мою голову, я буду наблюдать звезды и утопающие в сумерках кроны ив по берегам. Луну и предрассветный туман. И одинокого рыбака в лодке, на заре. А потом я увижу поросший высокими кипарисами остров, и проснусь. Сброшу кокон. Разгоню сонных раков, змей и серебристых рыб. Я вернусь домой.

* * *

Здесь, в центре Города, узкие улочки. Напротив Ассамблеи народа построили новую алею с лавочками и фонарями. Я бывал внутри Ассамблеи, когда был юным и спорил с лёгкостью отстаивая свою неправоту. Но город тих и тёмен. Парк закрыт. И по тихим и тёмным узким улицам я пробираюсь, скрипя велосипедной цепью.

* * *

Сегодня вечер прошлого.

Друг позвал на летнюю кухню. Мы пили коньяк. Запивали домашним компотом. Закусывали солёными помидорами и варёными яйцами. 

Сначала выпили за встречу, потом за здоровье. А дальше просто пили, и это был вечер воспоминаний — грустный и тоскливый.

Мы сидели за столом и говорили без умолку. Каждый начинал свой рассказ с фразы: «А помнишь...», или с чего-то подобного. Ни слова о будущем, и почти ничего о настоящем. 

Все говорили громко, толком друг друга не слушая и постоянно перебивая. Мы из раз в раз приукрашивали и коверкали хорошо известные нам истории, ведь рассказывали их так много и часто, что нам теперь скучно. И мы забавляемся фантазиями.

Наше прошлое — подтверждение жизненного опыта. И сегодня мы говорим громко, ибо хотим верить, что всё ещё существуем. Но со стороны эти разговоры похожи на выкрики пьяных покойников: несколько зомби вылезли из могил и сидят на утлой лавке, поминая прошлое. И чем больше поминают, тем громче говорят, и становятся похожими на живых. Как будто даже чувствуют себя живыми, наполняя гомоном руины кладбища. 

Шум жизни течёт по иссохшим венам. Воспоминания пробуждают в полой груди пережитые некогда чувства. Как это сладко! Как прекрасно чувствовать себя живым! Но вот история заканчивается. Смех и шум стихают и на мгновение повисает тишина. И этого мгновения достаточно, чтобы жизнь утекла через зияющие отверстия и без следа впиталась в землю. Взгляды тускнеют. Улыбки стираются. Головы повисают.

Быстрее, кто-нибудь, развейте же эту тишину! В настоящем так тихо! Но в будущем... Миг, и будущее стало настоящим, и вот опять тихо. Так тихо. 

Кто-то заводит новую историю и шеи разгибаются — опять мертвецы шумят. А рано утром, когда луна и звёзды потускнеют и засверкает рассветная заря, они разбредутся и полезут обратно под землю в гнетущей тишине. 

У коньяка горькое послевкусие. Как и у старых воспоминаний.