(18+) Инкуб-суккубер-2022. Пост-накопитель для ОТКРЫТЫХ конкурсных фрагментов. Часть 1.
Автор: Акан ТроянскийИтак, мы приступаем к первому и самому важному этапу: оценке собственно фрагментов.
ВАЖНО: прочитать их нужно ВСЕ (во всех накопителях), выбрать из них пять лучших, оценить и обосновать почему они на ваш взгляд лучшие. Те, кто сможет сделать обзор по всем фрагментам - получат дополнительный приз
Пока идёт набор игроков, мы можем в живом времени знакомиться тут с постепенно пополняющими список отрывками и делать для себя неспешные выводы.
Предварительная угадайка, обсуждения, обмен выводами - допускаются и приветствуются.
с 15.10 мы приступим собственно к голосованию и строгой оценке.
Что оцениваем (0-5) в отзыве на фрагмент:
1. Язык и стиль (0-5)(насколько богат, оригинальность, ровность, динамика, уместность языка или формулировок)
2. Диалоги (0-5)(живые, интересные, затянутые, понятные, уместные?)
3. Характеры (0-5)(видите персонажей? верите что они хотят делать то, что делают? это люди или секс-объекты?)
4. Эротическая компонента (0-5) есть, нет? торкае, нет? это легкая эротика или это уже порно?
5. Общее впечатление о фрагменте (0-5)(сюжет, динамичность, достоверность, интересно ли читать? примерная ЦА?)
ВАЖНО: отказаться от дочитывания книги было можно. А вот отказаться от дочитывания фрагмента нежелательно. Ибо каждый отказ повлечет для вас -1 от вашего собственного набранного результата.
==============
Тема сложная в письме, язык для неё не разработан, и поэтому каждый автор в этой теме - новатор. И у каждого из нас уже есть своя ЦА. наша задача - обменяться опытом и помочь коллегам повысить свой стиль (скилл) и умение удовлетворять читателя. Писать на такую тему сложно психологически, часть мы воспринимаем это как обнажение лично-интимного. Будьте деликатны, взаимовежливы и любите друг друга)))
Поздним вечером Эмиль стоит под ее окном.
Его слегка качает от страха и адреналина. Только гордость смогла заставить его прийти. Он не готов. Не верит в удачный исход событий, в то, что не ударит в грязь лицом, что все не испортит. Его губы разбиты. Если придется целоваться, то будет не только неумело и больно, будет смешно.
Но отступать он не намерен. Его обсмеяли, приперли к стенке, прямым текстом сказали: «Приходи!»
Так что выбора у него нет.
Он собирается с духом, поднимает с земли шишку, бросает и ждёт. Окно распахивается. Итта перевешивается по пояс. Она в ночной рубашке. Волосы распущены и симметрично падают на оба плеча.
— Поднимайся! Ванды нет, — ее рука делает пригласительный жест.
— Выйди ты, — просит Эмиль. — Только кофту накинь.
— Как знаешь! — Она перекидывает босые ноги через подоконник, ловко хватается за водосточную трубу и спускается по пожарной лестнице. Лестница не достаёт до земли на пару метров. Для ребят это не представляет проблемы. Но для Итты высоковато. Она прыгает, не раздумывая. Эмиль ловит ее внизу, смягчает падение.
— Так-то зачем? Тебе же можно через дверь.
— Идём, — она берет его за руку.
Они идут прочь от женского общежития, дальше и дальше, к озеру, к их тайному месту. В длинной ночной рубашке она похожа на нимфу.
Теплая августовская ночь. Воздух соткан из летних запахов травы, цветов, озерной воды и росы. Их место у озера надёжно спрятано от чужих глаз. Разве что нечисть позарится испортить уединение. Клочок мягкой травы среди ив, спуск к озеру. Они сидели тут десятки раз, целовались до исступления и говорили обо всем на свете. Обо всем, кроме главного.
Эмиль знает, что он трус и знает, что она это видит. И ещё знает, что таких дураков как он поискать, не сыщешь. Рядом с ним самая желанная девушка на свете, в одной рубашке, наверняка даже без трусов. А он просто держит ее за руку вспотевшей ладонью, не разжимает пальцы, просто замер и ждет.
Итта сама освобождает руку, делает шаг вперед, поворачивается к нему.
— Я хочу, чтобы ты на меня смотрел, — говорит она.
— Да я и так все время на тебя смотрю. Даже неприлично много... — оправдывается Эмиль и тотчас смущается этого.
— Я заметила, — успокаивает его Итта. — Мне это очень нравится.
Она берется за подол ночной рубашки. Ее пальцы трясутся, ей тоже страшно. Но она играет в смелую женщину, ведёт первую партию, и это восхищает Эмиля.
Вот Итта тянет рубашку вверх и скидывает через голову прямо в траву. Волосы рассыпаются на обнаженные плечи. Черные глаза горят.
Эмиль каменеет. Весь. Каждый мускул, каждый нерв. С минуту он дышит, смотрит на ее фигуру, не раз дофантазированную после разглядывания ее в купальнике. Жалкие попытки.
То, что он видит, дофантазировать невозможно. Слишком щедро, слишком желанно...
Ее прекрасная грудь ему уже знакома, и взгляд скользит вниз - на округлый животик, плавно сходящийся в черный треугольник между ног.
У нее узкие бедра, и это кажется ему такой особой, самой манящей чертой всей ее фигуры, что теперь он залипает именно на них.
Итта улыбается.
— Твоя очередь, — говорит она.
Он начинает раздеваться. Его потрясывает от возбуждения и страха. Он очень боится выдать себя и от этого двигается нарочито элегантно, как уверенный в себе джентльмен. Спокойно, с достоинством расстегивает рубашку, скидывает её с плеч. Неспешно разбирается с пряжкой ремня, избавляется от брюк и оказывается перед Иттой тоже совершенно голый.
Он не считает себя красивым, просто знает, что сложен из вытянутых форм. Словно взяли человеческие пропорции, которые Итта изучает на уроках рисунка, и слегка потянули вверх, потом подумали и ещё потянули, и вышел он — очень стройный и очень длинный парень, с таким же длинным и стройным мужским орудием, на которое она теперь смотрит.
Больше нельзя ждать ни секунды. Будет глупо стоять и ждать. Он делает шаг навстречу. Тот самый второй важный шаг. Обнимает ее. Ее голова оказывается ровно под его подбородком, а мускатный запах действует как травы запретных полян — только вдохни, и ты в плену.
— Он такой большой... — прижимаясь щекой к его груди, честно говорит Итта. — Я не думала, что такой...
— Если боишься, я не буду...
— А что потом? — Она смыкает руки на его спине. — Он станет только больше. Ты же ещё растешь. Лучше уж привыкать сразу. Просто будь осторожен. Я тебе доверяю.
От ее слов меняется абсолютно все. Она разворачивает его мир на сто восемьдесят градусов. От пожирающих его сомнений и страхов, до воодушевленной веры в их общее будущее и принятия роли первого.
Она вручает ему эту роль сразу, дарит ему не только себя, но его самого, нового, ответственного за них обоих, она, голая пятнадцатилетняя Итта, его первая и, как он думал, вечная любовь.
— Я буду очень осторожен, — Эмиль проводит рукой по ее волосам. — Но ты сразу говори, если будет больно.
— Хорошо, — кивает она ему в грудь.
И он укладывает ее на брошенную рубашку, ложится рядом, пробует руками все ее тело, трепетно, как впервые взятый в руки ценный музыкальный инструмент.
Теперь боится она. Он видит это. Но то, как ласково она на него смотрит и как млеет под его руками, говорит само за себя.
Есть моменты, которые нельзя продлить, но и упустить ты не вправе. Иначе все испортишь.
«Ничто не ново в подлунном мире. Все люди делают это. И каждый когда-то делает это впервые» — думает Эмиль и, не в силах больше терпеть, оказывается над ней. Она открывается ногами, тянет его на себя, и он входит в нее так аккуратно, как будто начинает первую ноту в огромной симфонии жизни.
Быть осторожным безумно трудно. Чем медленнее он двигается, тем сильнее удовольствие и ближе оргазм. Он понимает, почему весь мир болен сексом и понимает, что и сам теперь пропал.
Разум ударяет по сознанию в последнюю секунду. Эмиль выдергивает себя из нее. Белая струя стреляет ей на живот. Эмиль видит, что все в крови, но не сразу понимает почему.
— Тебе было больно? — спрашивает он.
— Совсем чуть-чуть, — сознается она. — Самую малость. Все прекрасно. Ты прекрасный. Он прекрасный. Мне очень хорошо с тобой… — Не зная, что еще добавить, она трогает его твердую гибкую спину, пальцами считает позвонки, потом тянет его дрожащее тело за шею, жмет к груди и целует. Осторожно, нежно, в верхнюю губу.
Эмиль тоже целует ее. Губе больно, но от этого только хорошо.
Нежность охватывает их сильнее страсти. Серьезные, без улыбок и слов, они покрывают друг друга поцелуями, закрепляют объятиями, дышат друг другу в шеи, носы и уши, оставляют следы от пальцев, царапины от щетины, помечают друг друга собой.
Не разнимая рук, они идут в озеро плавать, а потом снова занимаются любовью на берегу.
Эмиль возвращается в общежитие под утро, лезет в окно, падает на свою кровать.
Он счастливый. Новый. Познавший. Трижды мужчина. Его рубашка испачкана в крови.
Он поворачивается на тот бок, который болит меньше, и видит на прикроватном столике бутылку дорогущего темного эля. Рядом клочок нотной бумаги: «Тюли-люли, братишка! Поздравляю! Хотел ещё шарики надуть, но решил, метафору ты не оценишь».
Эрик спит. Фонарь под его глазом сияет.
А Жанна меня целует. Сегодня у неё очень мягкие губы, и я чувствую лёгкий дынный запах. Мы лежим рядом, и я привлекаю её к себе, вжимаясь восставшим членом в её нежный живот. Это, кстати, для меня загадка – я сейчас должен быть пуст и спокоен, после такого марафона, так какого ж хрена…
Жанна обнимает меня за шею, и я накрываю её собой. Этот мягкий, тягучий поцелуй такой чувственно-пьянящий, что трудно сдержаться от крайних проявлений. И Жанна не сдерживается, она тихо стонет. Она стонет и этим сносит мне крышу. Я так хочу, как будто не я всю ночь с неё не слазил. И сейчас я хочу ещё кое-что, хочу туда, откуда исходит этот великолепный аромат. Хочу почувствовать не только его, но и вкус.
Я оставляю её губы, целуя, спускаюсь ниже. Её тело – сплошной соблазн, и вряд ли я смогу добраться вниз быстро. Это так необычно выглядит – полные упругие груди на удивительно тонком теле. Я, играя, легко обхватываю её талию двумя руками, и ещё остаётся место. Может полнеть, сколько хочет, я согласен, ей абсолютно не страшно. А вот груди с набухшими розовыми сосками, торчащими строго вперёд и вверх, великолепны безусловно. И я обхватываю губами сначала один сосок, потом другой, чуть пощипываю пальцами, пока они не напрягаются твёрдыми горошинами, доверчиво утыкаются в мои ладони.
Я поднимаю глаза, хочу увидеть её лицо – глаза у Жанны полузакрыты, рот приоткрыт. Руки чуть согнуты в локтях, расслабленно лежат вдоль тела, она прикусывает нижнюю губу, и тело её выгибается, словно подставляя груди под мои руки. Я ещё не видел женщины, которая бы отдавалась так искренне и так красиво.
Замечаю, что она лишь чуть раздвинула ноги, но пользуюсь этим и ставлю между её бёдер колено. Обвожу ладонями контур тонкого, но всё же сильного тела (а другая бы не вынесла меня этой ночью) – от груди по рёбрам на бёдра, и я уже здесь и мягко раздвигаю ей ноги. Жанна смотрит на меня затуманенным взглядом, впивается пальцами в простынь, когда я наклоняюсь над нежным, чуть вздрагивающим животом. Целую этот гладкий упругий животик и спускаюсь к выпуклому, беззащитному лобку. Судя по всему, у Жанны там вообще не растут волосы, во всяком случае, никаких следов удаления я не вижу. И это так здорово! Кожа нежная, как у ребёнка, аккуратные коротенькие губки припухли и приоткрылись, это просто с ума сводит. Никогда не думал, что могу так заводиться от вкуса и вида девчонки там. Чёрт, да я вообще не поклонник подобных забав, то ли дело, когда мне.
Но не с ней. И это не только для неё, это мне нужно самому. Я целую лобок, от моего дыхания она вздрагивает, и я поднимаю голову ещё раз на неё взглянуть. Всё, глаза закрыты, грудь вздымается. Так она и без моего участия кончит. Но налицо прогресс – уже не стесняется так, как в начале, разрешает мне смотреть. И трогать. И…
И я трогаю – я облизываю два пальца и аккуратно ввожу в неё. Ощущаю её тесную гладкую упругость и влагу, и член дёргается, бьёт по животу. Да, брат, точно, это твоё место, но когда ещё удастся! Большим пальцем нажимаю на клитор, двумя поглаживаю её изнутри, двигая все быстрей, и даже чуть сгибаю фаланги. Потом двигаюсь медленнее, но вижу её разочарование, и снова ускоряюсь, с силой почти трясу её, и… Вот оно! Жанна кончает, выгибаясь, с тихим сдавленным криком. Её колени дрожат от напряжения, так хочется ей сдвинуть ноги. А я припадаю ртом к её влажной, сокращающейся плоти, держу руками изгибающееся тело. Купаюсь в её чувственном нежном аромате, и пью её, вылизываю, целую. Знаю, что если так её довести до пика раз пять, она, наконец, не выдержит и брызнет сладким, упоительным соком. Но не сейчас… сейчас не могу.
Я целую её там, прихватывая губами нежные складки, спускаюсь ниже. Чуть поднимаю её ноги, раздвигаю ягодицы. Вижу покрасневшее колечко ануса – блядь, и здесь я ночью был. Обвожу его языком, и Жанна вздрагивает, видимо, я произвёл неизгладимое впечатление. Не бойся, котёнок, если не хочешь, мы больше не будем, я только тебя поласкаю.
У меня чувство дежавю. Как на поляне. Я между её ног, приставляю член к сжимающемуся входу, трепетному и влажному. Только сейчас всё по-другому, сейчас ей не будет больно. Я поглощён этим действом. Погружаюсь в её тело, схожу с ума от того, что вижу. Нет, опять не до конца, её плоть словно не пускает. Плотно обхватывает член, и дальше – нет. Не может быть, раньше у неё всегда получалось принимать… Раньше. Какие странные мысли, мы только ночь провели вместе, да ещё на поляне. Но не могу додумать, мимолётные отзвуки, как чужие воспоминания, проносятся по краю сознания, не задевая. Я начинаю медленно толкать, развожу её ноги шире, перебираю коленями, стремясь подобраться ближе.
Что-то происходит, и со мной, и с Жанной. Я мягко, но настойчиво подаюсь вперёд и всё-таки вхожу. Весь. Это настолько… что нельзя терпеть! Снова перебираю коленями, прижимаюсь ещё больше, чувствую, как трусь пахом о её нежную промежность. Жанна вскрикивает. Знаю, любимая, знаю, что для тебя слишком много, но раньше мы с тобой только так и…
– Хочу весь в тебя залезть, – шепчу и наклоняюсь к ней, пью этот нежный рот, поворачивая к себе её лицо с плывущим, бессознательным взглядом.
С такой глубиной проникновения я двигаться активно не могу, и, опираясь на руки, раскачиваюсь над ней, слегка скользя вверх-вниз. Я наслаждаюсь этой своей победой, она вся теперь моя. Решаюсь, отстраняюсь немного, чтобы ударить, толкнуть, да что угодно... Но тело её вдруг превращается в сладко-мучительную ловушку – её плоть сжимается вокруг меня неимоверно, затягивает внутрь. Моё движение продолжается, я выхожу на этом сжатии, и это невероятные ощущения! Удар, и снова тянущий меня внутрь выход. Я не могу сдержать глухой возглас, у меня такого секса не было никогда. Я двигаюсь и бью сильнее и быстрее, она в ответ обхватывает меня плотнее, чем вторая кожа. Нет, это не секс. Я знаю, что это такое… Слияние. Когда всё на двоих одно – один пульс, один вздох, один стон. У нас сейчас на двоих и душа одна, и тело стало одним.
Я склоняюсь над ней на локтях, двигаюсь все резче и быстрее, глубоко и сильно вонзаясь. Я даже не знаю, больно ей или хорошо, но остановиться не могу. Это выше моих сил. Жанна тянет ко мне руки, обнимает за шею – хочет, чтобы я на неё лёг. Нет, ещё рано, задыхаясь, её целую, дышу ею, и это единственная секундная задержка. Нельзя, нельзя останавливаться! Она прикусывает мою губу, не даёт отстраняться, а я продолжаю бить, врезаться в её нежное тело. И целовать.
И я ударил, она сжалась, выгнулась и забилась подо мной. Я не могу не следовать за ней, выпивая ртом её всхлипы и ощущая, как её содрогающееся тело снова и снова стискивает член и словно вытягивает семя. И сам не могу сдержать то ли стон, то ли хрип. У меня так впервые. Она цепляется за меня, как за поручень, и я опускаюсь на неё. У меня, если честно, дрожат руки. Я прижимаюсь щекой к её щеке, и чувствую, что у неё мокрые виски и на глазах снова слёзы. Как и у меня сейчас.
– Макс… – потрясённо говорит мой котёнок спустя какое-то время. – Ты меня так… любишь?
– Ты меня тоже, – отвечаю, улыбаясь, смотрю в это удивлённое лицо. И слегка двигаю бёдрами, напоминая, что я всё ещё в ней.
Лори немного покрутившись перед зеркалом вернулась в спальню, скользнула под одеяло и прижалась к спине парня.
— Что ты такая холодная? — удивился Майкл. — Закаливание, принцесса лягушка?
— Чур шкурку не портить, — скользкая, гибкая рука нырнула в трусы мужчины.
— Не понял, — усмехнулся Майкл.- Это холодный компресс или грелка со льдом? Ласки уже тут, а можно добавить тепла?
Руки увеличили охват и интенсивность движений. И всё завертелось.
— Неплохо, — подбодрил парень, укладываясь поудобнее. — Что там ещё в утренней программе?
Лори навалилась на него спихивая единственную одежду.
— Будем добывать тепло трением, или есть какие-то новые методы? — парень наслаждался бездействуя. Он нашел губы девушки. Его руки начали исследовать прохладное, неподатливое ещё тело, порой направляя дружественные скользящие конечности в нужные точки.
— Интересная технология, девушка в презервативе, — продолжил подкалывать парень. — И ведь не скажешь что резиновая женщина. Живая, активная и вовлеченная. Или это и есть те самые продвинутые технологии? Доступ ограничен?
— Проверь, — промурлыкала Лори. — Инструментов у тебя достаточно.
— Ну да надо руками потрогать, а то вдруг оптический обман зрения, — Майклу доставляла удовольствие ситуация и реакция подружки на его подколки.
И они продолжили исследования. Процесс захватывал, как и нежный капканчик — настойчивого зверька. Исследование глубин и погружение в другие реальности продолжалось. Хороший отдых или продвинутые технологии работали, но забег был долгим и финиш потрясающим. Наездница без сил рухнула на носителя возносителя. Он поймал её губы и блаженство отключило их от реала.
Забытьё было странно реальным. Тело оставалось расслабленным и горячим. Он заново исследовал лежащую сверху Лори. Оболочка его возбуждала. Упругие, необычно подобравшиеся булочки не отпускали его рук. Её ровное размеренное дыхание поднимало и отпускало притягивающийся к нему животик. Этот насос потихоньку вбирал его в себя. Теплое и мягкое не усмиряло, а распаляло. Сон добавлял красок, прикосновения и запахи были необычно точными.
Они ее слушали с открытым ртом. Шесть глаз блестели, отражая красно-желтые блики костра. Элеонора рассказывала.
Потом ее кто-то поцеловал — вряд ли это был Лес, скорее Берт, постарше и посмелее. Лес присоединился позже.
Она не помнила подробностей. Кажется, скинула джинсы и отбросила пеструю просторную блузу, и когда моллюск раскрылся навстречу чужим прикосновениям, действительно напоминая голодную актинию, Элеонора выгнулась и застонала. Берт и гладил то ее грудь, то между ног, а Лес лизнул ее лодыжку и стал подниматься выше языком, мокрым и слюнявым, как у щенка, хотя Элеонора не была знакома с живыми щенками, ей только хотелось, очень хотелось в детстве. Она заметила Фонаря, который наблюдал издалека, но не присоединялся, сделала приглашающий жест — я поделюсь с тобой, щелкнула пальцами, заставила костер разгореться ярче. Берт и Лес одновременно выдохнули, кто-то из них пробормотал: «Охереть, мать твою». Элеонора засмеялась.
Она выгнулась, раздвигая ноги, моллюск шевелил набрякшими лепестками. Лес поднялся достаточно высоко, протолкнул язык внутрь, заставляя Элеонору стонать. Берт лизал грудь, избегая Анемоны — или оставляя напоследок. Элеонора вскрикнула несколько раз, потому что мальчишка двигал языком быстрее и чаще, она царапала грязный ковер, холодный ветер почти не остужал разгоряченную кожу. Оба парня пахли выпивкой, «травой», потом — застарелым и свежим; Элеонора жадно втягивала запахи, пытаясь запомнить их, живые и правильные, никакого моря, никакой гнилой рыбы.
Она позволила Лесу первому втолкнуть член туда, где было уже и так мокро от его же слюны и смазки; кончил он очень быстро, но даже не смутился, только наклонился для поцелуя — стрекала анемоны поймали ударили его. Он захохотал: «Оно кусается!»
Берт его оттолкнул, член у него был то ли небольшим, то ли просто слишком влажно скользило теперь еще и по сперме. Два или три раза погружался глубоко, заставляя Элеонору всхлипнуть и еще раз выгнуться. Он получил свой удар стрекалом — наградой и в самом финале.
Фонарь наблюдал издалека. Элеонора поняла это на грани потери сознания.
Наблюдал и курил сигарету; самую обычную, без резкого запаха «травы».
...у меня к финалгону отношение потребительское,поскольку спина порвана и бывает,что НУЖНО люто жигануть...
А приключение у меня было чуть ли не пол жизни назад...жена, бывшая, поймала ухом,что есть волшебное средство при радикулитах и болях в спине...откуда она взяла,что у неё радикулит(24 года красотке было)-хрен её знает!...однако упросила меня намазать ей поясницу...
Сначала сидела в кресле спокойно,потом забеспокоилась,потом полезла смыть под душ,там ей от горячей воды ваще захорошело,кожа то на пояснице НЕЖНАЯ-вылетела пробкой повращала глазами и попрыгала по комнате,пока припекание на пояснице не сошло к терпимому...
На этом веселуха не закончилась......
Собрались укладываться в кровать,ну не то,чтобы сразу спать,а ещё и видак погонять в обстановке интимного уюта...а надо отметить,что ночнушек и пр. тряпочек в постель таскать, у нас заведено не было - ну на кой нам в постели ещё и на раздевания время тратить!...
Улеглись-фильму смотрим ...
Жена вписалась в меня спиной ... лежим так уютно(!)... и столь много всего интересного под руки попадается , что не отреагировать на это мой организьм ну НИКАК не мог!...
ОТРЕАГИРОВАЛ...
Ну люди все взрослые - догадываются куда приползла лысая голова,размышляющая о достоинствах фигуры жены , которые она сейчас будет по-хозяйски осваивать...
ПРАВИЛЬНО! - самый конец конца пришёлся именно на поясницу ... нет ! - Не так! - Самая нежная и самая чувствительная часть организма , пристроилась ... как раз ТУДА... где ... всё ещё оставался жирный след финалгона....
Нижняя голова и верхняя , не сразу сообразили во что они попали , организм некоторое время резвился с близлежащим организмом , в процессе чего, активно тёрлись друг о друга поясница жены и ... и и смежные с ней , детали моего организма...
- Финалгон коварен ... он действует не сразу...
Когда обе головы поняли , что и куда попало , в достаточном для эффекта количестве ... прекращать обнимашки было уже ПОЗДНО ...
Вобщем , теперь джигу , голышом , посреди комнаты , отплясывал уже я , под рыдающие всхлипы , хохота жены...
Смывать финалгон БЕСПОЛЕЗНО - мазь жирная и холодной водой её не смыть , горячей водой смывать - врагу не посоветую , смывать холодной и с мылом ... не советую тоже - лучше оставить как есть и через некоторое время эпителий адаптируется ...
Словом ,- чудо , что жена не стала заикой , обозревая мои половецкие пляски , с помахиванием ... м-м-м -...-ДИРИЖЁРСКОЙ ПАЛОЧКОЙ , под бурные матюги ...
Наконец жжение утихло , облегчённое обмахиванием газеткой , и успокоилось всё ... всё КРОМЕ ... ну да!-финалгон он ведь прилив крови вызывает , а прилив крови , в этом месте , вызывает эрекцию ...
А как это лечится !? -
Как лечится - известно ...
Вобщем , история про двух дураков , через пяток минут , СНОВА ИМЕЛА ПРОДОЛЖЕНИЕ -
... Как вы догадываетесь , обмахиваниями газетки , ФИНАЛГОН УДАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ !... а эпителий ВНУТРИ человеческого организма , ЕЩЁ БОЛЕЕ НЕЖЕН И ВОСПРИИМЧИВ к ФИНАЛГОНУ , чем самая нежная зона на пояснице....
Подискутируем про эквилибристику и нетрадиционные применение предметов мебели...?!
...легко...
Самое неожиданное место для секса с новосёлкой...или о том, что грамотный филолог всегда подберёт для динамщицы местоимения...
ЛИФТ!...Новостройка...В этот дом ещё никого не вселяли.- Все окна тёмные...Мы первые и самые мудрые - бегом и втихаря получили ключи, - помогаю коллеге закрепиться на свеже-своей жилплощади ...
Около 2-х ночи. - Молодого специалиста в квартиру вселяем на рысях,чтобы какой гад хату не отжал,(в СССР такое бывало-вселится и хрен выгонишь,а потом станет через профком вышибать свои права ,не выпуская из квартиры детей в детский сад...попробуй такого выселить,с детским садом -то - участковые за это не брались)...
Кабина лифта загружена так,что с трудом в неё вошли я и хозяйка квартиры , причём ,в руках у меня ,и у неё ,две огромные хрустальные вазы...
У нас уже с пол года,как ВСЁ было то-ли понятно,то-ли насквозь непонятно,после новогоднего спонтанного приключения ,когда ,двое приключенцев,после узкого корпоратива , решили в 4 утра помыть посуду...в бане,потому,как только там, на даче ,имелась горячая вода... в общем в результате посуду мы тоже помыли...и расставили,по всей бане ,по всем полкам, ,проверив прочность каждой...часов в 8-9 утра.........
Уровень отношений,конечно, стал конкретно - понятным,однако дальше отношения не двигались,поскольку девочка их поставила на тормоза...ну не двигались бы и не двигались!,Но эта зараза постоянно устраивала мне ТАКИЕ ПРОВОКАЦИИ,что.......словом,- вела себя в стиле : - СТОЙ ТАМ-ИДИ СЮДА! - НЕТ!... - СТОЙ ТАМ!!!!...
Динамо у этой девочки было вшито в момент перевязки пупка...
Итак - две машины мебелей и шмота, в квартиру, уже въехали ,и, последним рейсом , на папашкиной 21-й "Волге", прибыли мы с остаточками шмотья...
Кабина лифта была раза в два меньше, маленького сортира , в коммуналке...вот если его обрезать по унитаз,примерно она ,и получится...
Унитаза в лифте не было,потому в него вошла тумбочка под трюмо,зеркало от этой тумбочки , встало сбоку и, остальное место ,было забито под,человечий рост, диванными подушками,какими-то свёртками и, лишь по центру тумбы, оставили место под вазы,ну и мы туда вставились, с двумя огромными хрустальными вазами ,предметами оччень примечательными-тяжеленными,крупногранёными,явно ,заказной работы,совершенно не детского размера - см так 80 в высоту и см 30 в диаметре...
Вернее сказать было бы-,ПОПЫТАЛИСЬ вставиться,- но не тут-то было,-пришлось посадить Томку вместо вазы,а одну вазу вставить ей под локоть,поскольку,стоя рядом , мы в лифт ну никак не входили,потому я и растолкал, волевым усилием ,подушки на тумбе и посадил красотку на эту тумбу ,вместе с вазой -
... ДЗИНЬ!-! - выразив свой протест к нашей небрежности,сказала ваза , звякнувшись верхним краем ,о заднюю стенку кабины ...
- Ой!- забеспокоилась Томка и завозилась бережно пристраивая вазу справа от себя...
Затем,попытался войти в лифт я- не получилось - мешали Томкины колени,отодвинуть...м-м-м - НИКАК ! ...их пришлось раздвинуть ...так ,что клешёная мини по крутым скатам бёдер поехала вверх,демонстрируя столько , сколько нахальство позволит увидеть,...
Я спешно отвёл взгляд от этих кружевных провокаций ... пока не выросла проблема , мешающая разместиться в лифте.Кабина таки закрылась,хотя проблема никуда не делась , и только возросла ,от возникшей в кабине тесноты,грозя покалечиться , или покалечить джинсы...
Я уже втиснулся в кабину , но ВАЗЫ(!)...они были...что у девочки, в правой руке в обнимку , что у меня,- в левой , т.е. с той же стороны и нажать кнопку на 9-й было некому - лифтовый пульт перекрывали обе вазы разом , и дотянуться к кнопкам никто из нас не мог.Вручаю свою вазу Томке , под вторую руку , и объясняю , что ЭТО ДЗИНЬ!!! - не спроста! - держать оба раритета ей надо сильно , обняв руками , и максимально отодвинув друг от друга ,в стороны,чтобы не чёкнуть бортами и не поцарапать ,об крупные ,резные грани хрусталя , соски , вытарчивающие сквозь тонкую ткань блузки ......мм-м-уХ!!!... ...И то и другое оч крупное...и то и другое- ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА!...
Отправляю лифт вверх ,и ,этаже на 5, начинаю девушке отвечать на глупый вопрос:
-С ЧЕГО БЫ ЭТО ВАЗАМ ДРУГ О ДРУГА СТУКНУТЬСЯ!?...
...ещё бы не глупость!! - через два таких-то взгорья перевалить!...
- Что ЛИФТ!?.....А-а! - Лифт я зачем остановил? ...
- Ну ты же мне не простишь ,если я на ходу стану проверять отсутствие травм на твоих ценностях!
... и, - расстёгиваю пуговички на блузке...
- РУКИ !!!...
- Согласен !! - ТАКОЕ !!... !!! - РУКАМИ !!! - это преступление! ... ТОЛЬКО ГУБАМИ!...м-м-м !!!!!!!!!.. ...ну что значит - а-А-А-А!!!?...тем более А-А-ААА-ААА!!!!! на сплошном вдохе!
...а вот если всего так много,надо БЮСИКИ ЛЕТОМ НОСИТЬ ! м-м-м...АЙ! - Не кусайся!... м-м-м-М!!!...а вот плавки,как раз , можно было и не одевать вовсе...
-Ой ! - это ж Франция-а !!!
- Правда?! - признаться я не знал что это теперь так называется...хочу во ФРАНЦИЮ !!!
-Балбес! - бельё было - Фра......м-м-м-м-м...
-СкотИна - УДАВЛЮ-У!...двадцать пять рублей отдалаа-а-А!...
... ВЖ-Ж-ЖИК!
... А-А-АА!!!...О-О-ООО!!!!... и всё на вдохе !....
... и с мерностью метронома - дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь....
- Ска-а-ати-и-ии-ина-аааа - а - а - а - а............колючая-аааа!!!.......ооО!!!...
...дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь ...
Городской архив располагался под мэрией, занимал пять подвальных уровней и тянулся чуть ли не на километр. Поговаривали, что там хранится все, что было написано, напечатано, вырезано или выдавлено за последние три тысячелетия. Если не в подлиннике, то хотя бы в копии. Заведовал всем этим богатством древний демон, которого все звали просто Архивариус.
Он-то и был любовником.
Обычно при слове «архивариус» в голове возникает образ сгорбленного старичка в кофте, очках и с палочкой.
Носитель этого архивариуса напоминал помесь стриптизера с порноактером. От стриптизера у него была пластика. От порноактера – выносливость. Синти он посещал раз в месяц, и после него она еще неделю ходила, блаженно улыбаясь. Трахал он божественно. Чувственно, долго. Каждый раз находя такие точки и эрозоны, о которых она и не подозревала. Именно поэтому любовником она считала только его. Остальные были ёбарями, бойфрендами, спонсорами, лизунами, полезными информаторами или приятелями. Баб у него было много, и она бы давно убила каждую, если бы в этом был хоть какой-то смысл. К сожалению, слово «моногамия» отсутствовало в его лексиконе как класс. Говорили, что именно он в прошлом был то ли Казановой, то ли Дон Жуаном, то ли и тем, и другим вместе взятом, а список оттраханных им за три тысячелетия баб наверняка был длиннее расстояния до альфы Центавра.
- О… - тихо сказал он, поднимаясь из-за стола ей навстречу. – Сама пришла. Рад тебя видеть.
От звуков его бархатистого голоса у Синти, как всегда, внизу живота запорхали не только бабочки, но и мотыльки, светлячки, стрекозы, пчелы, шмели и все прочие крылатые насекомые.
- Слушай… Я по делу…
- Тссс… - он приложил палец к ее губам. – Ты как всегда прекрасна.
Его ладонь мягко надавила ей на плечо, заставляя опуститься на колени. Ей и в голову не пришло сопротивляться.
Вскоре она не смогла бы ничего сказать, даже если б захотела, потому как ее рот оказался целиком занят.
Потом была занята она сама, и это продолжалось бесконечно, восхитительно долго. Все мысли выбило из головы, как неважные. Она то парила в облаках, то ее несло, как ураганом, а вокруг вспыхивали звезды, сливаясь в одно сплошное сияние, и тогда вся вселенная содрогалась и не оставалось сил даже стонать.
Наконец, где-то через пару тысячелетий, она в изнеможении лежала рядом с ним, прижимаясь грудью к его руке, и стараясь не думать, сколько баб кончали на этом диване хотя бы за последний месяц. Например, та миленькая, губастенькая девочка, что выскочила из дверей архива, когда она к ним подходила. У девочки были осоловевшие глаза, смазанная помада, перекошенная юбка и покрасневшие коленки, как это обычно бывает, когда долго стоишь раком. Или та яркая дама на ресепшене, с шикарной грудью и роскошной круглой задницей, обтянутой коротким красным платьем. Дама смотрела на Синти так, словно была готова ее немедленно прибить. Да и вообще рядом с архивом крутилось какое-то чрезмерное количество красоток.
- Ты сказала, что зашла по делу, - напомнил он, приподнявшись, и выписывая пальцем круги вокруг ее соска.
- Да-а… - протянула она, пытаясь собрать мозги в кучу. – Никак не могу сообразить. Кажется, мне мало. Давай еще раз.
- Какая ты ненасытная, - прошептал он, перевернул ее на живот и заставил выпятить вверх зад.
Небесная гонка продолжилась, и в какой-то момент Синти даже увидела в облаках золотые ворота и стоящего рядом бородатого мужика в белой хламиде. Мужик поднял вверх руку и звякнул ключами.
- О боже… - стонала она, - о боже… черт…
Архивариус рыкнул и навалился всем весом, сжимая ей горло и заканчивая. От оргазма напополам с нехваткой воздуха, как всегда, снесло крышу.
Разлетевшиеся по углам мысли постепенно вернулись в домик.
- Ну как?
Синти прислушалась к себе.
- Да, теперь можно поговорить.
Он был уверен — она встанет и уйдет. Может быть — ударит. Проклянет. Убьет, в конце концов.
А она, грациозным движением сбросив с плеч халат, подвинулась к нему ближе, скользнув по коленям всем телом, обжигая его близостью прикосновения, обвила шею руками и, прошептав еле слышно: «Ну и пусть!» — порывисто впилась в его губы поцелуем. Страстным, голодным.
Он отвечал на ее поцелуй очень медленно. Словно опасаясь: она передумает.
Смог сдержать себя до счёта «пять». И сорвался. Он снова сорвался. С ней — уже в который раз. «Рептилоид?» — тогда уж огнедышащий дракон. Ему казалось, что по жилам разлилась огненная лава. Разум? Да кому он нужен!
Хватило ума лишь не упасть прямо на усыпанный осколками чашки пол. Подхватить свою добычу и унести в широкую постель, как волк утаскивает молодого оленя.
Только вот его олень был голоднее всех волков в округе. Она словно с ума сошла.
Фил думал, что успел изучить ее — холодную и расчетливую ведьму. Много раз видел, как она обращалась со своими мужчинами. Цинично. Хладнокровно. И никогда не видел в ее глазах обожания, нежности, страсти.
Всего того, что ловил сейчас во взгляде, адресованном ему. Ему одному. За что Филу такое чудо? Возбуждающее в нем самые низменные животные инстинкты одним взглядом. Тем самым. Бесконечно восхищенным. Так самка смотрит на своего вожака. Почему?
Сегодняшняя ночь в Гурзуфе была ночью вопросов. Завтра, уже завтра им придется искать и находить на них ответы.
Не сейчас. Сейчас — их в мире только двое. Прикосновения, поцелуи, стоны, блаженство. Дыхание в унисон, объятия — словно от их силы зависела жизнь. Они цеплялись друг за друга как утопающие. Падали и вновь взлетали. Не могли никак насытиться, не могли напиться.
И под утро, когда уже, казалось, сил не было даже на сон, маг, нежно обнимающий свою мечту, зарываясь в рыжие волосы руками, целуя каждую ресницу медовых глаз, качая ее, словно малое дитя, вдруг произнес, так тихо и буднично-просто:
— Любимая.
Прислушался к странному слову, едва слышно рассмеялся. Посмотрел в ее распахнувшиеся вдруг глаза и прошептал строго и серьезно:
— Единственная моя, любовь моя. Больше жизни люблю тебя. Спи.
Бесконечно нежно. Абсолютная правда.
Время до вечера тянулось томительно долго. Но вот, наконец, стемнело, и Модэ уселся у юрты, глядя на север. Дверной полог за спиной он слегка отвернул. Наблюдая за становищем, он едва не упустил момент, когда сзади прошелестел ветерок, и послышался шёпот:
— Я здесь.
Немного помедлив, Модэ встал, потянулся и ушёл в юрту. Теперь до утра его не должны беспокоить, если, конечно, не придут вести с севера.
В юрте его ждала Шенне в человеческом облике, и Модэ предложил ей разделить с ним ужин. Та удивилась, но улыбнулась и согласилась. Ложка для похлёбки у них была одна, так что Шенне съела только несколько кусочков варёной баранины. Еду они запивали разбавленным айраном. Потом Модэ сцеловал, слизал следы айрана в уголках губ девушки.
Они говорили шёпотом, и Шенне заверила, что, благодаря её чарам, звуки из юрты кажутся страже лишь шелестом ветра. Тем не менее, они соблюдали осторожность, старались вести себя тише. Проворная Шенне вмиг избавилась от своего платья и стала раздевать юношу. Тот засмущался было, но вмиг забыл об этом, растворившись в жарких поцелуях и объятиях.
Сейчас он не поменялся бы местами и с самим правителем юэчжей. Пусть у того на ложе узорные кошмы и китайские шелка, а рядом с Модэ — живой огонь, в котором так сладко сгорать, а потом возрождаться вновь. Утолив первую страсть, юноша стал исследовать тело девушки, нежно целуя её всю: лоб, округлые щеки, пухлые розовые губы, стройную шею, плечи, аккуратные полушария грудей с торчащими тёмными сосками. Их так приятно было ласкать языком, а Шенне тихо смеялась. От груди Модэ спустился к гладкому, плоскому животу, плавно округляющимся бедрам и сильным стройным ногам. Когда губы Модэ прикоснулись к пальчикам с розовыми ноготками на левой ступне девушки, та вновь привлекла юношу к себе, поглаживая его восставшую плоть.
Опять Модэ энергично двигался, летел и падал вместе с Шенне в сладкую бездну удовольствия. Когда они немного пришли в себя, Шенне попросила юношу рассказать о себе. Модэ пытался расспрашивать и её, но девушка пояснила, что её история коротка: она лисица-оборотень, увидела заложника в лагере и заинтересовалась им.
Дальнейшие расспросы лиса ласково пресекла, положив палец на губы юноши, и тот замолк, вспоминая предания. В сказках лисы иногда проникались любовью к человеческим мужчинам и покровительствовали им, даже рожали детей. О детях Модэ не думал, но ему требовался друг, в разговоре с которым можно выплеснуть всё, что накопилось в душе, друг, который уж точно не побежит с докладом к правителю юэчжей, тот, кто поймёт и не осудит. Лиса не человек, могущественная волшебница, перед ней не стыдно выглядеть чуточку слабее.
У подножия горы, где остановилась колесница, нас уже ждали. Кунтаций, шепнув "Делай все как скажут!", подтолкнул меня в сторону трех седых старух в свободных одеяниях темных цветов, а сам направился в противоположную сторону, где белели длинные плащи друидов, и откуда доносился сдержанный рокот сотен тихих голосов. Очевидно, люди со всей сельской округи собрались близ горы в эту ночь.
- Дочь Коэля, ты выбрана, чтобы послужить воплощением Богини в Священном Браке,- меня подхватили под руки и повели в темноту,- а мы, служительницы Триединой, должны помочь тебе в этом.
Пораженная услышанным, я безропотно дала вести себя дальше. А в голове судорожно билась мысль - как такое может быть? С детства, с дома матери, где прошли мои первые пятнадцать лет жизни, меня воспитывали в почтении к Деусу Патеру и Юноне, Венере и Апполону, Меркурию и Марсу, хотя, конечно, упоминали и о необходимости уважения местных богов, чьей помощью можно заручиться, проведя нужный ритуал. Замужество никак не отразилось на моей вере, ведь Кунтаций был посвященным Солнечного Владыки, в чьи святилища-митреумы не было хода женщинам. А потом мы переселились сюда, в Венедотию, где почти все жители наших главных городов Дэвы и Сегонтиума ходили в привычные с детства, возведенные еще римлянами храмы старых богов. И вот оказывается здесь, в недалекой сельской округе, совсем открыто действуют те самые друиды, которых объявили вне закона и подвергают жестоким гонениям уже триста лет! Узкая тропинка забирала все выше и выше, наконец, мы прошли линию подготовленных, но пока еще не зажженных костров и остановились у скромного жертвенника с одинокой едва мерцающей в темноте свечой.
- Огнем, Водой, Священным Древом
Мы чествуем Тебя, Триединая,
Ты освяти всех нас
Чтоб слышать нас смогла,
Когда взываем мы к Тебе под этим Небом,- по взмаху руки старшей служительницы вспыхнули костры, и стена огня отгородила нас от любопытных взоров сотен собравшихся у подножья горы людей. Еще один взмах и благовонный дымок заклубился вокруг поляны: - Богата и священна Ты, Всемилостливая, прими в дар эти масло, вино и ладан и дай свое благословение на сей обряд.
Нас окружили младшие жрицы, чьи остриженные волосы говорили о совсем недавнем посвящении. Ни слова не произнося, быстро и целеустремленно, они раздели меня донага и отошли, оставив двух умащать кожу душистыми притираниями. Одна, совсем еще юная девушка, опустилась на траву, принявшись растирать мне икры и колени. Вторая - темноволосая, чуть полноватая женщина лет тридцати в короткой тунике, мимолетно глянув мне в лицо, зашла за спину. Почувствовав мою неуверенность и смущение, она прошептала еле слышно:
- Каридвен уже доводилось служить обиталищем Триединой. Доверься мне, госпожа,- и занялась плечами и ключицами.
Прохладно-тягучая масляная струйка пробежала вдоль позвоночника к пояснице, и почти сразу аромат розы с примесью каких-то неведомых цветов окутал меня с головой. Ладони служительницы прошлись сверху вниз по спине, собирая излишки масла, и, переместившись на ягодицы, принялись за работу с удвоенной силой. Теплые возбуждающие волны, возникающие от прикосновений этих умелых рук, бежали по телу все сильнее и сильнее, собираясь в один жаркий клубок. Вдруг жрица прижалась ко мне сзади, ее руки почти свились в кольцо, а обе ладони легли на мою грудь:
- Выпусти на волю женскую суть, госпожа, не противься своим чувствам и желаниям, и Великая Мать придет. Придет и наполнит твое тело небывалыми ощущениями.
От нежного прикосновения пальцев поднялись и отвердели соски, и в то же мгновение я с испуганным удивлением поняла, что женщина уже тоже нага. Ее руки скользили вверх-вниз по груди и животу, словно исполняя какой-то затейливый ласкающий танец, а тело следовало ему в медленных возбуждающих движениях, слегка царапая мою спину твердыми горошинами сосков. Ритм этих бесстыдно-притягательных прикосновений настолько завораживал, что я даже не заметила, как мое тело стало повторять все движения Каридвен. Спустя недолгое время ее пальцы легко скользнули к низу живота, подбираясь к сокровенному, и одновременно к ладони моей бессильно опущенной руки прижалась жаркая жаждущая плоть. "Остановись, Гваул !"- тревожно зазвенело в голове, но тело уже не слушалось разума. Мои бедра раскрылись навстречу запретным ласкам, а пальцы стали повторять все вслед за пальцами служительницы Богини. Каждое наше движение усиливало взаимное возбуждение, уже грозившее перейти в вакхическое безумство, но вдруг где-то ниже по склону зазвучала одинокая арфа, и до нас долетел далекий призыв:
- О, победитель рогатого зверя Аннуина!
Ты - Свет Мира и Податель Благ!
Ты - Засеватель Пашни, дающей зерно жизни!
Колесо Времени уже прядет летнюю пряжу,
Огнем, Водой, Священным Древом,
От имени Земли, Неба и Моря
Мы молим Тебя, приди сейчас к нам
И принеси свою Мудрость, Силу и Любовь!
Приди и даруй силы нашим чреслам,
Обильный приплод скота и полные кладовые!
- Не успеваем же! - главная жрица растолкала всех и принялась прохладной благовонной мазью, от которой жаркое возбуждение только усилилось, поспешно наносить знаки Богини на мой живот. Потом пришел черед груди и бедер. Закончив, старуха быстро затараторила мне на ухо:
- Сразу за дубами увидишь своего мужа. Ничего не бойся и не стыдись. Эта ночь ваша!
Я запуталась еще больше, но не успела задать ни единого вопроса - струны другой арфы зазвучали уже совсем близко:
- Огнем, Водой, Священным Древом,
От имени Земли, Неба и Моря
Триединая Богиня, приносящая ночь,
Хранительница семьи и очага,
Повелительница битв и сражений,
Указующая путь в страну Увядания,
Куда направятся все живущие,
Приди и даруй детородность чреву,
Урожайность пашне и обильный приплод скоту!
На мои плечи легла иссиня-черная, словно безлунная ночь, накидка-палла, и жрицы под руки неторопливо повлекли меня вверх, к самой вершине, опоясанной еще одним кругом огней. Каждый шаг сквозь сладковатый ароматный дым усиливал моё возбуждение, а напевные заклинания, доносившиеся от подножия горы, будоражили воображение ожиданием необычайного. Жарко пылавшие костры выстреливали мириады искр в бездонную темноту, засеивая небеса россыпями падающих звезд, и казалось весь Мир замер в напряженном ожидании встречи двух божественных начал.
Тропинка вела к узкому проходу, где языки пламени казались пониже. Едва я подошла к нему, накидка слетела на траву, и сильный толчок в спину швырнул меня сквозь огонь. Впереди три могучих дуба немо ждали, окружая смутно белеющую каменную плиту, отдаленно напоминающую священный алтарь храма в Эборакуме, где я давала свою брачную клятву.
Сердце бешено забилось в груди, а по телу прошла горячая волна - с противоположной стороны вершины показалась до боли знакомая мужская фигура. Лебединым крылом мелькнул скинутый белый плащ, и вот уже любимый, протягивая руки, шагнул ко мне через пламя. Мы бегом устремились навстречу друг другу, столкнулись на полпути, и я повисла на муже, крепко-крепко обхватив его поясницу ногами, прижав, наконец, свое измученное сладострастной пыткой лоно к вздыбленному источнику наслаждения. А он, отвечая на быстрые поцелуи, возбужденно сжал ладонями мои распахнутые бедра и медленно-медленно закружился в каком-то колдовском танце. Жаркое желание переполнило тело, я повалилась на холодный камень, опрокидывая Кунтация на себя, и с восторгом приняла такой долгожданный удар могучего любовного тарана.
В следующий миг что-то неотвратимо огромное подхватило меня - словно всесильный яростный шквал смял ставшее бесплотным туманом тело и, ворвавшись в мозг, раскидал сознание по всей Вселенной.
И вот уже исчезла где-то в самых удаленных уголках памяти Гваул-верх-Койлхен, а вместо нее - весенняя пашня, ждущая плуга пахаря. И яблоня, тянущая к солнцу свои цветущие ветви. И маленькая лошадка, которую покрывает могучий любвеобильный жеребец. И юная пленница, чью девственность вот-вот заберет похотливый армянский нахрар. И еще мириады и мириады живых существ, в ком воплотилась женская суть Великой Матери, дарующей любовь и порождающей новую жизнь.
Передо мной проходили века и тысячелетия, звезды гасли и зажигались вновь, уходили под воду континенты и высыхали моря, а Триединая оставалась Триединой, только меняя время от времени свои воплощения, но сохраняя женскую суть неизменной...
А потом все вернулось на круги своя, и на белом камне под священными дубами снова были только мы двое, Гваул и Кунтаций, мужчина и женщина. И впереди была еще вся долгая ночь...
==============
На всякий случай предупреждаю, что для агрессивных любителей угнетать авторов у нас есть отдельный номер с двумя очень сексуальными санитарами! Которые в прошлом годе получили не только зарубки на штатные плети, но повышение квалификации на банщиков)))