Вот говорят: Валерина, Валерина... Ну и что в ней особенного? Обыкновенная богиня

Ведь зарекалась уже. Причем, не раз. И даже не два. И обещала сама себе твердо и ответственно, что больше не буду читать ее стихотворения. Слишком пронзительно. Слишком на разрыв души. Слишком больно.

И это при том, что я давно уже не нежная и трепетная фиалка. И от стихотворений (даже очень хороших) давно уже не плачу.

А все начиналось с одной ее строки:

Когда-нибудь и я пройду,

Как звездный дождь над тихим садом…

В этих словах заключалось столько мудрости и силы, и смирения, что это был шок. Я  тогда заболела этой строчкой. Несколько дней ходила под впечатлением. В душе росло, зрело, даже зудело неясное ощущение. Что-то должно было стоять между теплой, живой женской красотой и этой холодной безжалостной звездностью.

И наконец-то сложилось. Я поняла, что. Да ничего нового. То же, что и во все века.

Ты, проводив печальным взглядом,

Упавшую во тьме звезду,

Сказала вдруг: «И я пройду,

Как звездный дождь над тихим садом».

Но он с тобою рядом был,

К тебе с улыбкой повернулся,

К губам горячим прикоснулся

И вмиг все звезды заслонил.

Я уже писала об этом. Написала и успокоилась, наивно думая, что навсегда избавилась от морока и наваждения.

Но потом было «А они ходили за темный край…»

… А потом они возвращаются – поседевшие рано мальчики,

И приносят ночь в глубине зрачков, и в тебе гремят барабанчики,

А они ходили за темный край, а  у них в ладонях искрит заря,

А они говорят: «Он остался там… Не реви, ты знаешь, что все не зря».

Они вешают куртку его на крюк, а она в крови, и пришла беда.

Они смотрят упорно в холодный пол, но ты мыла пол, не найти следа…

 И ощущение удара под дых. И внутри все скручивается в комок боли. И  непрошеные слезы вскипают.

Нет-нет-нет, никаких личных аналогий, Боже упаси (тьфу-тьфу-тьфу).

Это просто извечный женский страх. Генетическая память, переданная тебе всеми, кто не дождался. Их неутолимая тоска, их приговор:

Ты уже вдова, быть тебе ничьей… 

И яростный инстинкт защитницы. Сберечь, сохранить, укрыть от всего мира, от всех его бед:

А в тебе сейчас спит его дитя, ты бормочешь «тш-ш-ш», чтоб не разбудить,

У тебя сейчас – времена потерь, береги себя, скоро будешь шить

Из его рубах, из своей тоски распашонки, кофточки, ползунки.

А потом пацана уведут за край эти странные мужики…

И заберут, и уведут, и ты бессильна противостоять. Потому что это – закон. Потому что мир женщины – это ее дом, а дом мужчины – это весь мир.

Вот спрашивается, чего им дома-то, не сидится, паразитам!

Смахиваю злые от осознания несовершенства мира слезы и говорю уже вслух: «Чего вам дома не сидится?»

Улыбается, пожимает плечами: «Да  ладно тебе. Ложись, полежи на плече!»

- Почему ты так любишь, когда я лежу у тебя на плече?

- Не знаю. Так спокойно.

Спрашиваю у ведьмы: «Они все, что ли, такие?»

Кивает: «Ну, конечно!»

Пока она тихо спит на твоем плече,

Весь мир может быстро и ярко ходить с ума…

…И пусть она тихо спит на твоем плече,

А там, за окном, зарождается злой рассвет.

И кем-то достроен в срок дорогой ковчег – 

Вы оба спасетесь друг другом.

А смерти нет!

Это стихотворение мой ученик читал на областном конкурсе. Вы бы видели, как его слушал зал! Как потом несколько секунд стояла звенящая тишина. И как она взорвалась просто бурей оваций, эмоций, слез. А ведь там была одна молодежь 15-17 лет! Которая, по утверждению некоторых, цинична и равнодушна. И ничего не хочет читать, кроме того дерьма (пардон!), которое вы же для него и кропаете!

                                       ***

Стихотворение «Пчелы» я бы назвала эпопеей. По тому эмоциональному накалу, по той концентрации  памяти, которая в нем сжата, закручена в тугую пружину. По тому, как неразрывно оно связано с Родом, с родной землей. 

И образ прадедушки как доброго Бога очень органичен: ну конечно, Бог. Ведь это он создал целый мир!

А последнее четверостишие – это и печаль, и чувство вины, и память, память, память в каждом слове:

Нет брата, а я осталась – не лучший хранитель рода,

Во мне много слов и хлама и мало родной земли,

Но видела – шел мой прадед по мостику над Смородой.

…А может, не шел он вовсе, а пчелы его несли?..

Меня эта картина просто зачаровала. Одно название реки чего стоит! Сморода! Древне-таинственное, сказочно-былинное!

И огромный рой пчел бережно несет своего доброго седобородого Бога по-над речкою, по-над Смородою!

                                      ***

Вот интересно все-таки: как же она это делает? Берет горсть самых обычных буковок, ловко нанизывает их и …

Бамс! 

На южном рынке пахло жарко, пряно,

Фруктово и прельстительно для ос…

И вот уже горячий южный ветер бесстыдно ласкает голые плечи,  руки и колени. И аромат персиков, дынь, винограда такой густой, что можно ножом резать.

И край неба синеет именно, как купорос: густой, неразбавленной синевой.

Но вот герои! О, нет! Они вовсе не так просты, как может показаться на первый взгляд.

Это он-то – рыночный торговец, пошлый и приставучий?

Ну да, конечно!

…в тебе клубились ямбы и хореи,

И слово позабытое «нимфея»

Рвалось на свет…

Это в нем, понимаете, в нем «клубились ямбы и хореи». И слово «нимфея» он когда-то знал, но забыл! А вот теперь вспомнил!

И ой как неспроста забегали там кентавры!

Потому что почувствовали  - потомок обитателей Олимпа перед ними.

А она? Скажете, пришла на рынок персиков купить? Ага, так мы и поверили!

А кто на рассвете вышел из пены морской? Огляделся с воровато-лукавым видом, накинул на божественное тело легкую тунику?

И вот уже идет-летит по дороге, неся за собой развевающийся на морском ветерке шлейф золотых волос и притушив полуопущенными ресницами сияние глаз, чтобы не так уж сразу… наповал.

Вот только, если приглядеться, можно заметить, что легкие ноги, перехваченные ремешками сандалий, не касаются земли.

Это ее мир, она создала его сама, по своему желанию и разумению. Он многокрасочно-ярок, наполнен ароматами цветов, свежим ветром и любовью. Он антично-бесстыден и радостен. Но при этом детски-безгрешен и наивен.

А вечером:

Я ела персики и в кратеры Луны

Швыряла косточки…

Это кому же такое позволено? Косточками персиков мусорить на Луне? Да кому же, как не ей  - веселой и грозной, ласковой и безжалостной богине любви!

И даже несколько апокалиптическая концовка «а мир летел в туманность, которой мы ни капли не нужны» не пугает.

Ну и пусть! Пусть мы уйдем. Но мы же вернемся! Потому что -  смерти нет. Мудрая ведунья-богиня сама так сказала. Поверим ей.

Живите в радости.