16 октября 1941

Во дворе нашей школы стоял бетонный дот.

Небольшое такое кольцо из выщербленного бетона, высотой полметра с небольшим, с заложенной жестянкой амбразурой, со снятой крышей. Внутренность его засыпали землей и поверху посадили цветочки — клумба и клумба, если не присматриваться.

Доты много где стояли, но меня, по первому разу больше всего поразило не что это у нас во дворе стоит, а ГДЕ. Потому как это угол Большой Молчановки и Трубниковского переулка, в аккурат за кинотеатром «Октябрь», полтора километра до Троицкой башни Кремля.

Нет, я про оборону Москвы в том нежном возрасте знал и «Ежи» на Ленинградском шоссе видел, но вот чтобы так близко... Родные мне про этот день рассказали — как одни в панике пытались удрать, а другие затаскивали мешки с песком и пулеметы на чердаки дома на Новослободской. Чуть позже ректор наш, Николай Антонович Стрельчук за столом в гостях у отца рассказывал, как он командовал спецгруппой по минированию объектов в центре города. Так, по отрывкам, по кусочкам я собирал мозаику того страшного дня 16 октября 1941 года, про который Симонов написал:

Потом, когда все это осталось в прошлом и когда кто-нибудь в его присутствии с ядом и горечью заговаривал о 16 октября, Синцов упорно молчал: ему было невыносимо вспоминать Москву этого дня, как бывает невыносимо видеть дорогое тебе лицо, искаженное страхом.
Конечно, не только перед Москвой, где в этот день дрались и умирали войска, но и в самой Москве было достаточно людей, делавших все, что было в их силах, чтобы не сдать ее. И именно поэтому она и не была сдана. Но положение на фронте под Москвой и впрямь, казалось, складывалось самым роковым образом за всю войну, и многие в Москве в этот день были в отчаянии готовы поверить, что завтра в нее войдут немцы.
Как всегда в такие трагические минуты, твердая вера и незаметная работа первых еще не была для всех очевидна, еще только обещала принести свои плоды, а растерянность, и горе, и ужас, и отчаяние вторых били в глаза. Именно это было, и не могло не быть, на поверхности. Десятки и сотни тысяч людей, спасаясь от немцев, поднялись и бросились в этот день вон из Москвы, залили ее улицы и площади сплошным потоком, несшимся к вокзалам и уходившим на восток шоссе; хотя, по справедливости, не так уж многих людей из этих десятков и сотен тысяч была вправе потом осудить за их бегство история.

А через пять лет, в тот же день 16 октября, в Нюнберге повесят приговоренных трибуналом.