Зачем макияж, когда есть магия?

Нет, у меня в книжке тоже есть дамы, которые красятся.

Госпожа Ифрида с подведёнными глазами, расписные девицы из дома Энаны.

Но тем, кто на главных ролях, такие вещи и в голову не приходят. Потому что у них есть способы лучше.

Про одну из роковых красавиц и секреты её красоты мы знаем только с чужих слов и из обрывочных намёков. И дело действительно тёмное:

 Берад всегда считал себя бесплодным деревом, как приличествует его сану. По иронии судьбы, он полжизни хранил реликвию, связанную с богиней-матерью, великой и страшной Энаной.

 Когда отошла в мир иной последняя жена Рея Одвига Дейла, её рука сжимала небольшой сосудец из дымчатого стекла, в котором плескались несколько капель неведомой влаги. Никто не придал значения – много такого добра найдётся в хозяйстве любой порядочной дамы. Комната казалась сплошь уставленной баночками ценных масел, помад, пудры и благовоний, флакончиками духов и скляночками со снадобьями от неведомой хвори, одолевшей вечно юную и прекрасную императрицу. Но Берад подумал, что тут дело особенное.

 Сначала от расспросов не было толку.

 Император только отмахнулся от священника. Вокруг все боялись, что смерть любимой супруги станет для правителя страшным ударом – но вопреки ожиданиям, тот проявил поразительное равнодушие – и не вникал в подробности похоронных приготовлений. Загадочная вещица и вовсе не пробудила его интереса – он не увидел в ней ничего необычного.

 Сначала Берад и сам не знал, с чего он так прицепился к стеклянной безделице. Потом припомнил странные речи, что слышал во время суда над прежним наследником престола. Тогда он списал их на помутнение рассудка Астра под влиянием любовной и магической одержимости. Да и кого бы не подкосил такой поворот судьбы? Но теперь священник был убеждён, что мало кто из людей проявлял когда-либо способность мыслить настолько ясно. Уже умирая, отец великой ереси одним росчерком пера спутал карты всем игрокам на земле и на небе. Влюблённость, конечно, и умного сделает дураком – но сейчас, вспоминая слова молодого принца, Берад видел в них куда больше смысла, чем открылось ему поначалу.

  Он пытался вести с ним беседы помимо допросов, пытался понять, что за кошка пробежала между принцем и его загадочной возлюбленной, почему она всем выгодам любви столь блистательного молодого человека предпочла воздвигнуть на него чудовищное обвинение? Колдуны подсудны Церкви, даже если они императорского рода. Тогда всем было невдомёк, что Дейла не пропадёт, хватит на её долю и второго наследника. Принц вроде как намекал на тёмное и подозрительное происхождение красотки – но тоже вполсилы, любя и жалея. Может, ему одному и поведал. Тоже туманно:

 - Она ведь не дева – обман. Морок, собранный с миру по нитке – улыбка одной, полногрудость другой. Стройная ножка, шёлк волос – всё, о чём можно мечтать. И весь искусный букет держится вместе за счёт колдовства. Мёртвая и живая вода – слышал об этом? Да, как в сказках – брызнул одной – части станут единым, а от другой оживут. Но это волшебная жизнь, не чета настоящей. Настоящая ведьмам не по зубам.

- Что за вода? – спросил тогда Берад, - если найти при ней колдовское зелье, это сильно повредит ей, как обвинителю.

 Но принц только махнул рукой и отвернулся к тюремной стене.

 Насчёт флакона отца Берада потом Вероста просветил, сочинитель, написавший для Рея Одвига историю его предков. Пару лет Вероста сидел безвылазно в пожалованном особняке, предавался излишествам и меланхолии. Но на похороны явился.

 Священник не сильно его одобрял, однако считал весьма умным и осведомлённым человеком. Посему – отозвал в сторону и спросил совета.

 Толстые пальцы поэта подхватили реликвию, поднесли к свету.

- Смотри-ка, на что похоже?

- На что?

- Забудь, что ты по церковной части. Для церковника ты всё равно темноват, раз не признал священный обсидиан. Смотри же, ну. Вот талия, вот бёдра. Это женское тело, лучший в мире сосуд. Из него выходит больше, чем было вложено.

- Похоже, - признал священник.

- Амулет Энаны, древний и очень ценный. Вполне законная штука, что бы там языки не болтали про женские чары хозяйки. Оставь себе, пока подрастает малютка Ченан. Потеряется – будет жаль.

- А влага внутри? Что это может быть?

- Вот это сказать не могу. Одно слыхал – что бы там ни было, в подобном сосуде оно может храниться вечно. Когда-то жрицы Энаны держали в таких любовные зелья. Надо же, хоть один уцелел.

- Законная, говоришь? Приворожить Астра, потом Рея, влезть в императорский дом – зачем?

 Жирная туша поэта прижала священника к подоконнику, дохнула в лицо винным духом:

- Тише, отец, не шуми. Запомни – нет никакого Астра. Нет, и не было никогда. Я историк. Уж я-то знаю. Молись Энане, пекущейся о младенцах. Заделай своих, наплевав на сан. В мире есть много отличных занятий. А в это не лезь, не надо.

 Другой не пришлось прибегать и к волшебным зельям.

Чтобы произвести нужное впечатление, достаточно было платья. Но косплей продолжался недолго: чары быстро развеялись. Разве что карета не превратилась в тыкву:

...на фоне тёмной драконьей шкуры внезапной жемчужиной сияла девушка в белом платье.

 Жемчуг был вплетён в её светлые волосы, украшал богатый наряд, сплошь расшитый шёлком и серебром. Кружева, точно пена прибоя, сбегали по тонкому стану. Она казалась принцессой из старой сказки – одежду такого покроя носили сто лет назад.

 А в её лицо Энтреа смотрел как в зеркало – и даже он оказался захвачен сочетанием невинности и опасности в этой необыкновенной ни на что не похожей юной красоте.

 Вот, значит, как.

 Что ж, женское платье – тоже сила, этого не отнять. Он, например, не подумал как-то себя украсить. Но он оказался здесь первым, а это большое дело.

 Впрочем, выход сестрицы был, безусловно, эффектней.

 И ещё это платье.

 Оно будто говорило о чём-то принцу, на ему одному доступном языке.

 И тогда Энтреа вдруг понял.

 «Как ты похож на неё» - вот что сказал ему Ченан, вот что поведал ангел в доме другого ангела. Странная, дважды мёртвая женщина прочно впечаталась в память принца. Причудливым выдалось у него первое любовное переживание, тут ничего не поделать. Но как девчонке удалось угадать? Где она подсмотрела тот образ, который теперь присвоила? Значит ли это, что есть у неё возможности, о которых он понятия не имеет?

 Девушка сделала шаг вперёд и пошатнулась. Запуталась в длинной юбке? Да она еле стоит на ногах, того и гляди потеряет равновесие. Всплеснула руками в поисках опоры – и принц бросился ей на помощь.

 Сестрица успела сделать ещё пару шагов и упала прямо в объятия Ченана – похоже, и вправду совсем без сил. Тот опустился с ней на колено, удерживая за плечи, пытаясь что-то увидеть в кукольном бледном лице.

 Змей пошевелился.

 Девушка взмахнула ресницами:

 - Велите дать мне другое платье, мой принц. От этого скоро ничего не останется. Развеется на ветру, - и в изнеможении закрыла глаза.

 Потеряв сознание, Фран уже не могла поддерживать иллюзию – и роскошный наряд на глазах начал таять, распадаться на части, исчезать, словно морская пена на нагретом солнцем песке. По каменным плитам запрыгали бусины. Ветер обрывал и уносил клочья кружев, лепестки цветов из рассыпавшейся причёски, лоскуты легчайшей нижней рубашки.

 Когда один из таких клочков пролетал рядом, Энтреа удалось его поймать, что немало его озадачило – всё же ткань волшебного платья не была чистой видимостью. Она почти сразу растаяла в его руках – однако некоторое время ощущалась вполне материальной.

 Громыхнул, ворочаясь, змей. А потом огромное тело фантастическим мощным рывком взмыло отвесно вверх – словно струя гигантского водомёта, словно луч отражённого света, вставший от земли до небес – и скрылось, пропало в сомкнувшихся облаках.

 Чернокудрый приятель принца судорожно расстёгивал бархатные пуговицы своей коричневой куртки. Очень по-рыцарски с его стороны. На девице не осталось почти ничего – когда принц поднялся на ноги, она лежала в его руках нагая, как русалка. Энтреа даже восхитился спектаклем – разыграно как по нотам. Вот же маленькая дрянь – она сделала всё, чтобы перетянуть на себя внимание.

 И ведь прелестна. Бесчувственное тело – нежное, розовое, текучее – словно вокруг не мороз, а лебяжьи перины.

 После того, как на Фран накинули куртку, Ченан поднял глаза. Обвёл взглядом двор, ошеломлённый народ по сторонам, следы разрушений.

 - Что ж, милости просим. Надеюсь, вам тут понравится. Рад приветствовать, господа. Впрочем, мы вас оставим. Придётся подумать, что теперь со всем этим делать.