Новая история в декорациях Древней Руси (анонс)

Отрывок из новинки, чтобы была возможность оценить задумку.

"У Червленого яра"

#Древняя _Русь

#исторический_детектив

#основано_на_реальных_событиях 

Локации: Рязанское княжество, бассейн Хопра

Вот такие герои получились. Книга пока в глубокой работе, но хотелось бы знать мнение, будет ли она интересна читателю. 

Отрывок

Миронег вышел на поляну, снял с плеча корзину, тихонько тряхнул плетеные бока, залюбовался уловом. Солнечные искорки весело заиграли в каждой чешуйке, заставляя щуриться после полумрака лесной чащи. Ну чистое серебро! Рослые карасики и упитанная плотвичка обещали удачливому рыбаку сытую трапезу и приятный послеобеденный сон. Миронег довольно улыбнулся. В прошлый раз был пяток тощей мелюзги, а в этот-то почти два десятка, да жирные какие. В животе согласно заурчало.

– Эй, хозяйка, принимай улов, – окликнул Миронег сидевшую на бревне Усладу. 

Девица вздрогнула хрупкими плечами и быстро поднялась.

– Смотри каковы, – не без хвастовства выставил добытчик корзину рядом с очагом. 

Услада робко сделала пару шагов и, вытянув шею, посмотрела на рыбу.

– Ладненькая, – согласно кивнула она, протягивая пальчик, чтобы коснуться ярких чешуек.

– Еще бы, – приосанился Миронег.

– Ой! – вскрикнула Услада, отдергивая руку.

Это плотвица из последних сил извернулась тельцем, едва не выпрыгнув из корзинки. Миронег громко расхохотался. Услада обиженно надула губки.

– Ну, коли ладная, так потроши, есть уж охота, – протянул Миронег девице свой охотничий нож.

– Как потрошить? – уставились на него испуганные карие очи. 

– Как – как, чешую соскоблить, брюхо вспороть и кишочки вычистить. В кадке водички возьмешь, промыть. Чего ж тут сложного? Бери, – попытался Миронег вложить в ладонь Усладе рукоять ножа. – Ушицы наварим. 

– Она ж еще живая, – прошептала Услада.

– Ну, так и хорошо, свежая, – не понял Миронег.

– А давай подождем, как она подохнет… немножко.

– Как это – подождем, когда протухнет, что ли? Вон жара какая стоит. Потроши, – снова протянул нож Миронег. 

Услада покрутила рукоять, тяжело вздохнула и, прикусив нижнюю губу, подошла к корзине. Долго водила рукой, выбирая с которой начать, наконец взяла за хвост самую мелкую рыбешку и принялась ковырять кончиком ножа, пытаясь отодрать мелкую чешуйку. 

– И этого не умеешь, – выдернул рыбу Миронег. – Как тебя родня замуж собиралась отдавать? – проворчал он.

Девица не ответила, лишь, горделиво вздернув подбородок, отвернулась.

«Обиделись мы, гляди ж ты», – про себя проворчал Миронег, чувствуя укол совести.

– Ладно, коли ты златошвея, так хоть рубаху залатай, – мягче проговорил он, – видишь, прореха какая. Только сегодня чистую надел и на тебе, крутнулся да разодрал.

Миронег стянул рубаху и протянул Усладе. Девчонка нахмурила бровки, торопливо подхватила рубаху и снова отвернулась. Воздух расчертила темно-русая коса.

– Что опять-то не так? – возмутился Миронег.

– Прикрылся бы, муж благонравный, чай, я не жена, – фыркнула Услада.

Миронег опустил глаза на свою загорелую грудь.

– Сейчас иглу принесу, – буркнул он, широким шагом устремляясь к землянке. – Жил себе жил в покое, нагишом ходил, когда вздумается, и трапезничал, между прочим, вовремя. 

Пошарив в коробе, Миронег надел последнюю рубаху, что берег на выход в вервь. Не хотелось марать, да что ж поделать, коли тут всякие девицы больно стыдливые завелись. Ну, ладно, не завелись, поселились, заводятся – то блохи али вши, но все равно, суета с ней не меньше.

Уже в новой рубахе и опоясанный, Миронег вынес рукодельнице костяную иглу и моток ниток, а сам принялся разводить огонь в очаге, чтоб успел накопиться жар. При этом на край новой рубахи упала сажа. Да как тут убережешься. Миронег тяжко вздохнул, обмакнул руки в бадье, пододвинул рыбацкую корзину к колоде и, удобно усевшись, принялся потрошить улов. 

Рыбешки, одна за одной, полетели в котел, вода забурлила, теперь очередь крупы и немного чеснока, да трав с купального сбора. Вдоль поляны пошел дурманящий аромат, живот снова нетерпеливо заурчал, требуя еды. 

За время работы Миронег бросал украдкой взгляды на Усладу, но видел только согнутую спину. Рукодельница работала молча и не оборачиваясь, лишь раз девушка ойкнула, чуть подпрыгнув, видно укололась иглой, Миронег злорадно ухмыльнулся. 

– Ну, чего там, рубаха-то моя готова? – ворчливо позвал он, снимая котел с очага.

Услада поднялась и, встряхнув мятую холстину, понесла ее хозяину. Так же молча протянула. Миронег что-то хотел пошутить, но замер на полуслове. Столетний дед Корчун, должно, лучше бы концы стачал, чем эта «златошвея» – огромные, пляшущие в разные стороны швы морщили ткань и оставляли мелкие прорехи. 

Миронег внимательно всмотрелся в лицо девчонке.

– Обед состряпать ты не можешь, – загнул он большой палец, – огонь развести тоже, – загнул указательный, – козу подоить не обучена, рыбу живьем в глаза не видывала, шить, ткать, прясть, видно, тоже, – пальцы на руке закончились. – Так чем же ты целыми днями занималась до того, как ко мне в лес попала, а? 

Услада упорно молчала, лишь на щеках выступил румянец. 

– Молчишь, ну так я сам скажу, – скрести руки Миронег. – Ладошки у тебя чистенькие, мягенькие, отродясь никакой работы не знавали. Стало быть, имя-то по хозяйке, боярина какого, а может и самого князя Пронского услаждала, верно? 

– Да как ты смеешь! – вдруг с неожиданной жесткостью в голосе отозвалась Услада, или Миронегу показалось, или она готова была его ударить, уж больно напряглась ее поднятая в воздух рука. – Да кто ты такой, что б так-то про меня говорить! – карие очи загорелись злостью, ноздри возмущенно раздувались, а подбородок едва заметно дрожал. 

– А что я должен думать? – остался невозмутимым Миронег. – Замуж уж точно тебя не собирали. С таким-то приданым, – потряс он рубахой с кривым швом, – нешто в своем уме кто возьмет. 

– А я и не собиралась замуж, – фыркнула Услада, – больно надо. Да, может, я в монастырь хотела.

– Не больно-то на молитвенницу похожа. На трутню какую, бездельную, то да. 

Девчонка опасно шмыгнула носом, очи блеснули влагой. Услада, прикрывая лицо ладонью, отбежала за угол землянки, явно собираясь реветь. «Довел до слез, – почесал затылок Миронег. – И чего накинулся? Мое ли дело – умеет она там чего али нет? Ну, любили девку батюшка с матушкой, баловали, ничего делать не дозволяли, ну бывает же и такое. А ежели и совратил кто из бояр, так и в том ее вины нет, не сама ж она в боярскую ложницу вошла, родные небось продали. Чего ж теперь потешаться, пожалеть надобно».  

– Трапезничать пошли, уха стынет, – как можно мягче позвал он, подходя к землянке.

– Сыта я, – огрызнулись из-за угла. 

– Чего обижаться-то, коли б сразу правду про себя сказала, так и придумывать бы ничего не пришлось.

За углом надрывно всхлипнули.

– Ну, будет – будет, есть пошли, – Миронег подошел к Усладе и потянул за рукав.

Она вытерла мокрые щеки и послушно побрела за Миронегом к поваленному бревну. Вдвоем они сели рядком, пристроив у ног котел, и по очереди стали в него нырять ложками, осторожно выпячивая губы, чтобы остудить варево. 

– Чего ж не похвалишь? – прищурился Миронег.

– Добрая уха, лучше, чем у княжьей стряпухи, – охотно согласилась Услада, смущенно улыбаясь. 

Чудна девка, то бойкая, чуть в драку не лезет, а то вдруг краснеет на пустом месте. Спросить бы еще раз, кто ж она такая, да нешто правды от нее добьешься, упрямая, что кобылица дурная. 

– Боялась я, что прогонишь, коли узнаешь, что совсем ничего делать не умею, вот и сказалась златошвеей, – словно прочла его мысли девчонка, – думала, все равно не распознаешь. 

Микула хмыкнул.

– А тетка Неонила бабке все время на меня жаловалась, мол, ничего путного ни соткать, ни вышить не может, старания нету, руки не так приделаны, – Услада грустно посмотрела на свои раскрытые ладони. – бранились, бранились, братец им сказал – отстаньте, они и отстали. 

– А-а, так братец избаловал, – выхватил нужное Микула.

Услада ничего не ответила, лишь едва заметно вздохнула.

– И чего ж ты целыми днями делала, ну, когда от тебя отстали? – осторожно спросил Миронег.

– Княжичам и княжнам меньшим, деткам князя Пронского, песни пела, сказы да байки сказывала, – улыбнулась своим воспоминаниям Услада.

– Да, байки сказывать ты мастерица, – не удержался и поддел Миронег.

– Бывало сядем так у печки, они, божьи птахи, мне головки на коленки положат, а я говорю, говорю да по головкам их глажу, – по щеке Услады снова потекла слеза. 

И такой она в этот момент казалась поникшей, беззащитной, без всякой надежды на лучшее, что у самого Миронега горестно сжалось сердце. 

– Ну, чего ты опять реветь? – придвинулся он к девушке. – Уж не знаю, чего ты там на самом деле натворила, но коли захочешь в Пронск вернуться, так я князю Изяславу виру за тебя уплачу, – неожиданно расщедрился он.

Услада подняла заплаканное лицо.

– Ты не смотри, что я в землянке живу, коли надо, я серебро сыщу. Так везти виру Изяславу? – Мстислав чуть подался вперед, ожидая ответа.

Девчонка замерла, по ее лицу было видно, что она что-то для себя решает. Миронег тоже замер, чтобы не спугнуть.

– Ты добрый, – выдохнули розовые губки, отчего по спине Миронега рассыпались шустрые мурашки, – научи меня завтра козу доить, – улыбнулась Услада, – я справлюсь. 

Вот и добейся чего от этой сказительницы.

– Сам подою, – поднялся Миронег, подхватывая котел. – Пойду подремлю. А Изяслав, говорят, отходчивый, простил бы, – кинул он, как бы невзначай.