Верный друг

Мимо этого флэшмоба про собак в текстах я точно пройти не смогу мимо. Я заядлая собачница. Раньше в детстве и молодости и коты были. А потом меня накрыла очень сильная аллергия. Теперь я восхищаюсь этими носителями красоты и внеземного разума издалека. А вот собаки — это друзья, почти родственники. Многое без них мне было бы трудно пережить. Уж не знаю, можно ли рассмотреть на этом старом фото, на ком лежит моя старшенькая. Но даже не извиняюсь за качество, пусть уж мой Брэтик погуляет еще немного в сети.

Он был мне "подружкой" в трудные времена и мамкой моим детям, он мог выхлебать здоровенную кастрюлю борща прямо с плиты, сожрать полмешка сухого корма неосторожно оставленного в доступе (еле откачали, чтоб вы понимали, корм разбухает в желудке в четыре раза), одним взглядом отогнать любую пьянь, удивляться, что не помещается на ручках и петь колыбельные. Пусть тебе будет хорошо на радуге, мой милый!

Нынешняя собака сумасбродна и стервозна, вечно воюет за свою альфосамковость. Но по ее поседевшей не ко времени за последний год морде, понимаю, что она приняла на себя все страхи и гоняла их как могла от семьи.

А вот в текстах у меня почему-то собак мало. Проходят иногда молчаливыми собеседниками героев, но и все. Только в «Протокол Омега» собаки все-таки пусть и трестепенные, но герои. А Лютик так уж точно. Для кого-то и люди и собаки — всего лишь военное имущество. Для кого-то и собаки — напарник, сослуживец, друг.

А я осталась один на один с суб-полковником Ирвингом, и начиненная взрывоопасной обидой, выплеснула ее на единственный подходящий объект. Чего мне страшиться, я уже давно не суб-лейтенант и никакие военные уставы меня не сдерживают. Я просто женщина, мне не зазорно истерить от страха.

— А вы, суб-полковник, почему до сих пор здесь?!

— Ну, что мне там делать, капитан Дафф? — он кивнул куда-то вверх. — Жена умерла пять лет назад. Я военный, а это не лечится, жена — профессор психологии, а сына мы не досмотрели. Эти тваргские наркотики... они за раз выжигают мозг. По слабости я говорю, что он погиб выполняя федеративный долг, но сам-то знаю, как оно было. А здесь ребята, собаки. Лютик, вот. — Он погладил собаку по белой стрелке на морде, и та зажмурилась от удовольствия. — Их программируют под конкретного человека. Мы с Лютик одно целое. А они сказали — вас заберем, а собаки, вернее генмодифанты, это оборудование, места нет. И на ваших ребят тоже. Пусть ждут, может будет эвакуационный транспорт. Тогда я сказал, что тоже никуда не тороплюсь. А у вас, капитан, разве там никого нет? Почему не взлетели?

Друг, который будет с той в самую трудную минуту и не уйдет.

Я хотела отключить левый обзорный экран. Но не смогла. Полукольцо вокруг патрульного катера постепенно сужалось. Он огрызался, вынуждая иногда нападающих отступить, оставляя в ничейной полосе дымящиеся машины. Так стадо волков рвет охромевшего быка. Бык еще силен, может поднять на рога подскочившего слишком близко, но многочисленные раны кровоточат, силы уходят. Зеленый столбик, показывающий прогрев двигателя «Непотопляемого», ползет вверх слишком медленно. Гораздо медленней, чем выдержит потрепанная защита катера.

Кто не понимает, что такое бесконечность, пусть хоть раз посмотрит на индикатор прогрева двигателя, когда за бортом яркие всполохи рвут дымную круговерть, а в грузовом отсеке больше двух сотен живых, надеющихся людей. Бесконечность текла сквозь меня рыжей мягкостью волос моих дочерей и грив коней, нестерпимо-яркими вспышками взрывов, терпким вересковым ветром Тары, жирным черным дымом.

Что-то холодное ткнулось в мою безвольную бесполезную руку, я скосила глаз: Лютик настойчиво толкала мою ладонь лбом и носом. Так кони напрашиваются на ласку и угощение. Ничего у меня не было, кроме... Я всегда в кармане комбинезона держу шесть конфет. Я знаю, кто первым прибежит к шлюзу. Это маленькая слабость, талисман на удачу. Я развернула одну шуршащую обертку и с сомнением зажала конфету в руке. Обернулась к дверям — там стоял Ирвинг.

— Можно? — спросила я.

— Можно! — усмехнулся он даже не мне, а Лютик.

Собака вежливо слизнула угощение с протянутой ладони, но продолжила тыкаться в руку. Я погладила светлую звездочку на переносице, потом почесала за ушами. А потом... понятия не имею, как Лютик оказалась у меня на руках. Но знаете, бесконечность на двоих, когда перебираешь шерстинки, не так страшна.

Они любят нас просто так, не разбираясь кто ты, хоть криминальный авторитет, как Элла, и просто так дарят нам любовь, себя, поддержку и жизнь.

— Модифицированные... У меня Брук был, обычный, дворянской породы, тоже, когда меня брали в-третье... туда, куда люди не пройдут. Его пристрелили, а я вышла через коллектор. Я тебя расстроила, Нэй

— Нет, Элла, просто от переизбытка омеги плачу. Бывает же такое?

Я смотрела на фотографию остова моей «Пеструхи» на фоне выгоревшего до тла космопорта «Арварах-2» и развороченного брюха катера Галя. А рядом дурацкая рыжая морда коровы, вот просто наша фирменная Даффова масть. Подпись под ними гласила:

«На сленге дальнобойщиков-транспортников корабль, тянущий прицеп с товаром, называется «корова». Она часто бывает единственной кормилицей в семье.

Во время военного переворота на Арве по предварительным подсчетам погибло до четырех сотен тысяч только гражданского населения. Что тогда в этом счете сто девяносто два человека и двенадцать собак-генмодифантов? Решать вам. Капитан Дафф своей «Пеструхой» пожертвовала ради этих двухсот четырех живых существ. Если ты пожертвуешь чашечкой кофе, то «Пеструха» вернется к своей хозяйке.»

А вы, дорогие друзья, кто собачники, кошатники, или просто любите этих наглых, но милых созданий вне зависимости от видовой принадлежности?