Флэшмоб про героев: было/стало

Ссылаюсь на Александра Нетылева https://author.today/post/318987 хотя он утверждает, что идея не его. Но концов, как обычно, не найти, потому приступим к сути.

Герой, которого мы видим в книге, зачастую пребывает в довольно взрослом состоянии, имеет свои хорошие и дурные стороны и привычки, свои пороки и достоинства. Так что же его привело к этому? Вернее, даже не так. Каким был этот герой, будучи ребенком? Несомненно, жизнь его побила, чтобы превратить в то, что мы видим перед собой сейчас, но что было бы с ним, если бы судьба его сложилась иначе? А вот об этом нам расскажет то, каким был герой в самом начале истории или даже еще раньше - в его детстве или юности. 

Потому и я хочу присоединиться к этому флэшмобу и показать эволюцию моего героя.

Было:

«— Хочешь, я расскажу тебе сказку, Гил? — Перед решеткой его камеры стоит маленький мальчик лет пяти, да и ему самому только на прошлой неделе исполнилось четырнадцать.

— А какую?

— Страшную, но интересную, про принцессу и горных троллей.

— Не хочу про троллей. Хочу про Иисуса.

— Про кого?..

— Про Иисуса. Ты что, не знаешь? Мне мама рассказывает. Больше всего мне нравится про сад гет… гес…

— Гефсиманский… Малыш, Иисус — это не сказка».

— Малыш Гил? — Луи с трудом узнал свой голос, охрипший и севший от долгого молчания. Он давно перестал удивляться, нечему было, и теперешняя встреча с далеким прошлым лишь едва всколыхнула его разум.

— Да, Луи, это я.

Мужчина встал из-за стола и медленно направился к заключенному. Подойдя вплотную, опустился на корточки, вглядываясь в его лицо.

— Столько всего произошло, а ты здесь… Почему? Как получилось, что тебя не выпустили? Ты был здесь все это время?

— Я здесь. Мой дом — тюрьма.

— Это — не твой дом, Луи! Ты знаешь, была революция…

— Да, я слышал. Слышал стоны и крики, слышал мольбы и проклятья.

— Очень многих казнили.

— Я слышал.

— Почему же тебя не выпустили?

Губы заключенного едва тронуло подобие улыбки.

— Наверно, потому что трибунал не смог определиться, выпустить меня или казнить.

— Луи… Тридцать лет — лишь за то, что тебя угораздило перейти кому-то дорогу своим рождением…

Гиллис поднялся и отошел к окну.

Заключенный уже давно проклял и свое рождение, и всю жизнь свою, жажда справедливости умерла под этими каменными сводами, и сейчас он лишь неопределенно пожал плечами.

— Это судьба.

— Сейчас мы уедем отсюда.

— Куда, Гил? Мне некуда идти. Тут мой дом.

— Поедем ко мне. Приведешь себя в порядок. Потом посмотрим.

Луи отрицательно покачал головой, но его собеседник стоял к нему спиной. Спустя пару минут он снял очки, достал из кармана платок, чтобы протереть стекла, и повернулся.

— Ты такой же мечтатель, как в детстве, Гил. Все грехи мира взвалить себе на плечи человеку не под силу.

— Луи, я изменился. Ты представить себе не можешь, насколько. Я был на войне. Я убивал. Но тебя я здесь не оставлю.

Собственно, он и сам уже сказал, что изменился, был на войне и убивал, но что такое слова... Лучше посмотреть своими глазами:

— Хочешь узнать, кто я? Хорошо.

Старик отбросил ведро в сторону, медленно поднял руку ко лбу и провел по волосам. Его длинные, седые космы поползли вслед за пальцами, обнажая русые волосы.

«Парик! Он совсем не стар…»

Детектив смотрел на мужчину во все глаза. В слабом свете свечи ему показалось, что когда-то он знал этого человека. Очки, светлые волосы… От поясницы вверх по позвоночнику пробежал холодок.

Так же медленно и неторопливо мужчина отклеил накладную бороду и усы.

Жерар вжался в стену. Перед ним был инспектор из отдела дознания. Инспектор, умеющий развязать язык любому подозреваемому. Гиллис де Савиньи, gulo-Guil, росомаха-Гил.

«Боже…»

— Вижу, ты узнал меня.

Губы Гиллиса медленно разъехались в стороны. Теперь молодому детективу стало действительно страшно.

Они не были знакомы достаточно близко, хотя периодически пересекались в полицейском участке. Юноша был на короткой ноге с большинством сотрудников, кроме тех, кого не подкупали его душевность и простота. Сдержанный и замкнутый инспектор был в числе последних. Ни о его военном прошлом, ни о семье, ни о связях и личной жизни никто не имел представления.

— Инспектор…

— Господин инспектор, щенок, — тут же оборвал его де Савиньи. — Бывший, но это не принципиально.