Метаморфоза героя
Автор: AnnaОрнейский хроники
Лара
![]() | ![]() |
— Северино! — Отдернулась занавеска и из паланкина выглянула девушка. — Что происходит?
Стражник потупился:
— Оборванцы, дона Лара.
— Разве дуки Джинеры уподобились солнцеликому эмиру Эль-Аяту, чьи подданные лобызают оставленные им в дорожной пыли следы?
Девушка гневно свела брови: слова Арно ей не понравились. А он в упор разглядывал ее.
Шелковая чадра закрывала ее лицо до черных, оттененных длинными ресницами, глаз; под полупрозрачной тканью можно было различить точеные скулы и пухлые губы. На плечи из-под золотого обруча струились вьющиеся волосы, тонкие пальцы сжимали костяной веер.
Но яркая красота доны Лары не тронула Брикасса.
— Должен ли и я припасть губами к камням мостовой, благородная сьера?
— Нишкни! — прошипел Микеле. — Простите моего товарища, сиятельная дона, он чужеземец...
— Видимо, те земли населены дикарями! — резко произнесла та.
— Дикари чтут установленные ими для себя обычаи, — не остался в долгу Арно, — в отличии от...
Микеле наградил его чувствительным тычком в бок, а стражник взревел, вновь занося кнут.
— Стой, Северино! — велела дона Лара. — Я прощаю это человека. Он и вправду прибыл издалека, так пусть знает великодушие дженерских дуков.
— Аве дук Конти! — послышалось из успевшей собраться толпы.
— Кланяйся! — рявкнул Северино.
Арно поклонился с безукоризненной учтивостью, которой позавидовали бы придворные шаркуны в Аридже, и, выпрямившись, с ноткой иронии произнес:
— Аве, дона Лара.
Девушка, ничего не ответив, откинулась на стенку паланкина и стукнула сложенным веером, подавая сигнал двигаться вперед.
...Она не давала себе уснуть, вонзая ногти в ладони, но проваливалась в сон как в омут. И снова веревки впивались в тело и жертвенный нож плыл к ней. Грудь пронзала непереносимая боль, и гремел в ушах глумливый хохот:
- Я не отпущу тебя! - Беласко подносил к своему рту ее пульсирующее сердце, намереваясь впиться в него подпиленными зубами.
Наползала ледяная мгла, и шаман обращался в змея с головой человека. Взгляд немигающих глаз проникал в самую душу, и Лара падала, бесконечно падала в черноту. Но в этот раз на краю помраченного сознания вдруг затрепетал язычок пламени, разгораясь все ярче.
«Это сон, только сон, любовь моя. Борись!»
И тогда она рванулась прочь от пыточного столба. Веревки исчезли, пламя взметнулось стеной, ослепляя, выжигая страх и сомнения, обращая в пепел хрупкую плоть. Лара выгнулась в мучительной судороге и последним усилием выбросила руку вперед, направляя ярость туда, где свивались и развивались кольца исполинского змеиного тела. Рушились горы и иссыхали моря, само мироздание распадалось и погибало в бешенном огне. И вдруг все закончилось. Открыв глаза, Лара увидела низкое серое небо, к которому в немой мольбе простирали черные ветви деревья. Так уже было... когда-то. С другой женщиной, чья душа сгорела до тла. Или это было с ней?
- Это поможет тебе, Искра.
Она обернулась. Перед ней стоял старик в ветхой жреческой хламиде, его ладони был полны прозрачной воды, и синяя звезда сияла в глубине. Лара опустилась на колени:
- У меня нет больше реликвии...
- Не беда. Реликвии ничего не значат, если нет внутренней силы. Испей.
Она припала губами к воде, и каждый глоток, возрождая, менял ее.
- Благослови мой путь, Странник, - успела сказать она, прежде чем видение исчезло.
Джузе
— Разве этррури поклоняются... языческим демонам?
Джузе отстранился и Арно наконец смог рассмотреть его: утонченные черты лица уроженца юга Этррури подобали бы принцу, однако тоска затравленного зверя во взгляде разрушала благостный образ. Одет лекарь был по-сахрейнски — в длинную рубаху и бинити — широкие штаны из небеленного хлопка, схваченные на лодыжках шнурками.
— Северянин, что ты знаешь о силе и власти Сейд Тахрира? Когда придет твой черед... — пробормотал он, затем сменил тон: — Впрочем, не важно. Выпей-ка вот это.
Джузе поднес к его губам плоскую фляжку и в рот полилась терпкая жидкость с резким неприятным запахом. Горло обожгло и Арно закашлялся.
— Это что... за зелье демонов?
— Великий Цедалиус считал экстракт корня Пеонии лучшим средством от головных хворей, — заявил Джузе. Его тон приобрел менторские нотки: — Особенно, если смешать его в равной пропорции с соком древа Го, произрастающего в сердце Сахрейна и бараг-шуном**.
— Ты лекарь?
Этррури вдохнул, потом неохотно ответил:
— Я учился в университете Амальфи, изучал медицину, математику, фармакопею и науку о флюидах***. Теперь я присматриваю за имуществом господина Эль-Сауфа.
— В том числе — лечишь.
— Если на то есть повеление.
- Одаренный готов слиться с моим господином, - скрипуче произнес Беласко. Он доковылял до жертвенника и застыл, беззвучно шевеля губами.
Гидо окинул скептическим взглядом человека на жертвеннике. И это — Одаренный?! Более жалкого зрелища и представить трудно. Уж не выдает ли шаман желаемое за истину?
- Онарту! - каркнул Беласко, вскидывая руку с растопыренным пальцами.
Пленник забился в оковах, выгнулся в дикой судороге, рискуя сломать себе хребет, а затем с пронзительным воплем рухнул обратно на жертвенник.
- Свершилось! - торжественно возвестил шаман.
- Сдох, что ли? - буркнул Амарра.
Беласко не ответил. Набрав в грудь воздуха, Гидо выпустил его сквозь зубы. При мысли о гневе короля под ложечкой разливалась уже знакомое жжение.
Пленник вдруг шевельнулся и открыл глаза; огляделся и встретился взглядом с Амаррой. У телохранителя возникло неприятное ощущение — будто на него смотрела Бездна, и он потупился, глядя куда угодно, только не в глаза Одаренного.
С неожиданной силой дернув удерживающие его цепи, Одаренный хрипло сказал:
- Они больше не нужны.
- Приветствую тебя, брат, - С удивительной прытью Беласко принялся освобождать пленника. - как мы должны обращаться к тебе?
- Когда-то этого человека называли Джузе из Амальфи, - задумчиво ответил тот, садясь на жертвеннике. - Но Джузе больше нет. Зовите меня Йахаб.
- Темное пламя. Хорошее имя, брат, - в голосе Беласко звучала почтительность.