Присоединяюсь к пушистому флешмобу

На днях Серафима запустила «пушистый флешмоб», посвящённый котам в литературе.

Я вспомнил, что у меня есть подходящий персонаж — кот Харальд, помощник ведьмы Неруды, из повести «Изгоняющая». Он немного отличается от милого резонёра Зизи из «Ведьминой слуюжы доставки»:

«Комната с голубыми стенами» была жуткой — точно викторианские фотографии, где умершим малюткам придали позу живых и посадили в окружении родителей, братьев и сестёр.

Комната была мертва, хотя ей попытались придать вид живой и обитаемой. На столе возле окна стоял раскрытый ноутбук и три альбома по искусству, один из них был тоже раскрыт. Рядом лежал скетчбук, заложенный остро отточенным карандашом, на рабочем кресле — платье и шляпка...

Всё должно было выглядеть так, будто хозяйка вышла на минутку и вот-вот вернётся.

Вот только «минутка» затянулась не на годы — на вечность. Поэтому открытый разворот альбома покрылся лёгким «загаром», и одежда была брошена на кресло с деланной небрежностью: было видно, как складки платья расправляла любящая и безутешная рука...

— Хорошо, что вы всё так устроили, — удовлетворённо кивнула ведьма. — Ей это нравится.

— Кому? — спросил хозяин дома. Правой рукой он обнимал за плечи дочку, а левой держал толстый матрас. С плеча у него свисала сумка на ремне.

Валя прижимала к себе синего мишку, плюшевого щенка-далматинца с задорной мордочкой и куклу-принцессу.

— Вашей жене. Её сущность часто бывает здесь, а тварь, с которой мы должны разобраться, старается с ней не встречаться. Будем надеяться, ваша жена придёт и сегодня. Помощь нам не помешает.

Ведьма глянула в дверной проём, в чернеющее окно, нахмурившись, заглянула в полупустой книжный шкаф.

— Что-то не так? — спросил хозяин. Ведьма досадливо отмахнулась.

— Извините, — сказала она через несколько секунд. — Всё хорошо... надеюсь. Просто я чувствую следы этой твари. Точнее не могу сказать.

Кот потянул носом воздух и по-собачьи оскалил синие зубы.

— Ну ладно. Устраивайтесь.

Анатолий Михайлович положил на пол матрас. Валя, робко улыбнувшись, вскочила на него и попрыгала.

— Не делай так, деточка, — сказала ведьма. — Пружины могут оторваться, пробить матрас и уколоть.

Говоря это, она улыбалась, но глаза похолодели. Валя почувствовала опасность и привычно сжалась в комочек. Анатолий Михайлович осторожно, бочком, присел на матрас.

— А теперь — всё. Не говорите, не двигайтесь. Дальше я всё сделаю сама.

Ведьма вышла за дверь, быстро разделась донага и вернулась в чёрной рубахе до пят. Распущенные пепельные волосы струились по плечам. В руках она держала чашу грязно-жёлтого цвета, в которой нетрудно было распознать верхнюю часть человеческого черепа. От чаши тянуло сладковато-пряным.

Впереди ведьмы шествовал кот, выступая на напряжённо-прямых лапах.

Ведьма толкнула воздух рукой, и оконная рама с треском распахнулась. В комнату ворвалась прохлада августовской ночи. Ведьма подошла к окну, подняла перед собой костяную чашу и заговорила вполголоса, нараспев:

— Я, Неруда, славлю Кумаргу, мудрую наставницу, она знала и ведовство мне отказала, и её наставницу, Яругу, и её наставницу, Несвяту, и её наставницу, Маржану. Чёрная Луна над головой моей, под ногами у меня Ящер свернулся, вкруг меня вихорь буйный, чёрный кот синим зубом чужое колдовство ест-уедает, нет мне в обряде моём ни препоны, ни помехи... — Она трижды повернулась на месте через левое плечо. — Мёртвая голова, травы дурманные да грибы поганые, последнюю дверь отворите! Невидимое вижу, неслышимое слышу!

Она поднесла к губам костяную чашу и одним глотком опустошила её.

В комнате и во всём доме моментально погас свет. Валя испуганно ойкнула; отец прижал её к себе, хотя и сам был не на шутку напуган.

Ведьма выпустила из рук чашу. По всем законам та должна была упасть и расколоться, но вместо этого плавно, без стука, опустилась на пол.

Ведьма тряхнула головой, и Валя, не смея подать голос, в ужасе закрыла глаза, да и Анатолий Михайлович был поражён дивной и страшной переменой. Кожа колдуньи тускло светилась голубым, глаза превратились в два сияющих янтаря, рассечённые посередине змеиными зрачками, чёрная рубаха переливалась фиолетовыми и багровыми всполохами. Волосы, прежде спадавшие по плечам, поднялись в воздух и шевелились, хотя ветра не было и в помине.

Ведьма трижды щёлкнула зубами, сияющими, точно раскалённое добела железо.

— Невидимое вижу, неслышимое слышу, — трижды проговорила она и медленно оглядела комнату.

Комната преобразилась — хотя это видела только она, да ещё чёрный кот, который одновременно с хозяйкой обрёл истинное зрение.

Стены покрыли пятна слабо светящейся зелёной плесени: она слабо шевелила длинными тонкими ворсинками. Такая же плесень испятнала пол и потолок. В углах клубились сгустки чёрно-фиолетового мрака, которые то и дело прошивали золотые искры. По столу сновали существа, похожие на огромных мокриц, испускавшие рубиновый свет. С люстры свешивались клочья чёрной паутины. По комнате порхали золотистые полупрозрачные мотыльки — величиной с галку и с гибко-суставчатыми хвостами.

Отовсюду слышался цокот, скрежет, постукивания, а из углов доносились вздохи, от которых у нормального человека встали бы волосы дыбом.

Впрочем, на ведьму преображение комнаты не произвело никакого впечатления. Равно как и на кота.

Здесь клубилась мелкая нечисть, которая сейчас обитала едва ли не в каждом доме — построенном на невыкупленной земле, без обряда и молитвы, не защищённом оберегами и духами-хранителями. Мелкие бесы навевают дурные сны и берущиеся из ниоткуда болезни, они заставляют спотыкаться на ровном месте, они вызывают беспричинные ссоры и страхи, примучивают домашних животных и губят цветы, они наводят гниль на еду и портят домашнюю утварь. Паскудные, но слабосильные твари, особенно по сравнению с теми, кто придёт сегодня...

... Конечно, ей заплатили не за это. Но Неруда выбросила несколько шипящих заклинаний, и от места, где стояла она, по полу, по стенам, по потолку метнулось прозрачное пламя. Раздался многоголосый писк и скулёж бесов, гинущих в волшебном огне, распадающихся, обращающихся в ничто.

Кот прыгнул на чудом увернувшуюся от пламени навью тварь — мечущуюся по полу фиолетово-розовую сколопендру полуметровой длины, пытавшуюся взлететь на опалённых кожистых крыльях — придавил лапой и сожрал.

Через несколько секунд всё было кончено.

Хозяин не видел расправы над мелкими бесами. Но он почувствовал, что привычная фоновая боль в шее и затылке исчезла, словно её вынули, а терзавшие его горе и тревога отступили. Валя приоткрыла глаза, улыбнулась уголками рта и прижалась к отцу.

Анатолий Михайлович несмело улыбнулся и прижал палец к губам: «молчи». Валя покивала.

Ведьма размеренным шагом стала обходить их по кругу. Чёрный кот, как и прежде, шествовал впереди, выскаливая синие зубы, которые едва заметно светились в темноте. Глаза Харальда горели вишнёвым, точно раскалённое, начавшее остывать железо.

— Горожу я тын крепкий и неодолимый, горожу я тын не дубовый, горожу тын не железный, горожу тын не каменный, а горожу я тын пламенный, — проговорила она.

Она завершила круг и щёлкнула зубами. Вокруг матраса, на котором сидели Анатолий Михайлович и Валя, вспыхнуло кольцо бледного пламени.

У Вали расширились глаза, но больше она ничем не выказала испуга. Ведьма поощряюще улыбнулась.

Всё готово. Пора и гостям пожаловать.

* * *

Ведьма закружилась на месте, опустив руки к земле и запрокинув голову. Кот вздыбил шерсть и заходил вокруг неё на вытянутых лапах, время от времени подпрыгивая.

Ведьма пела жутким мёртвым голосом:

Яндра Яндра Кунли Яндра

Здесь готово пированье

Эшехомо лавасвами

Жертвы тёплые готовы

Лиффа Пррадда Вихха Ксара

Здесь гостей зовут на страву

Вайба Вайба Руахани 

Свежей кровушки напиться...

Это был подман — заклятие, которое должно призвать кровожадных духов, что кружат поблизости. Она могла спеть подман тому, кого закажут извести — и через месяц-другой жертва умрёт от невесть откуда взявшейся онкологии или разобьёт себе голову об угол, не выдержав пытки кошмарными снами ночью и страшной тоской днём. И никто, кроме знающих, не докопается до причины. И уж тем более никто из простецов не увидит нелепых и страшных тварей, присосавшихся к несчастному. На подман, подкреплённый кровью, слетаются бесхозные упыри со всей округи.

Но сейчас дикая нежить держалась подальше от места, где творился обряд. Не только потому, что боялись сгореть в колдовском огне, как та домашняя мелюзга: мстительный дух, как суперхищник, сам жрёт свою жертву и не потерпит соперников...

...А вот и гости дорогие!

За дверью послышался детский плач. Валя привычно сжалась в комочек и закрыла глаза руками. Анатолий Михайлович обнял её, но по напряжённому лицу было видно, что и ему жутко. Неруда отлично понимала его. Боль и отчаяние, звучащие в этом плаче, вгрызались в голову,кололи сердце тупыми иглами. Хотелось сжаться, забиться в угол... перестать существовать...

Ведьма и кот при звуках плача улыбнулись совершенно одинаково.

Как всегда при появлении врага, которого правильнее назвать дичью

Неруда расстегнула бронзовую фибулу, скрепляющую ворот рубашки. Кольцо немедленно превратилось в кулачный щит. На стороне, обращённой против врагов, было отлито лицо демона — не то львиное, не то человеческое, с вытаращенными глазами, сморщенным носом, распахнутой клыкастой пастью. Булавка стала плетью, сплетённой из полосок бронзовой проволоки.

В каждую проволоку была заключена мощь подвластного ей сотрудника — сильного и злого беса.

Ведьма улыбнулась.

— Заходите, бедняжечки, — проговорила она медовым голоском. — Сейчас я вам слёзки-то утру.

Двустворчатые двери слетели с петель. В комнату проковыляли три детские фигурки.

Все трое были страшно изуродованы огнём. С тел свисали лохмотья полопавшейся кожи, среди обугленного мяса и запёкшейся крови белели косточки. Головы превратились в черепа, кое-как прикрытые плотью.

От тел поднимался дымок, словно их только что вытащили из пожара.

Харальд вопросительно посмотрел на ведьму. Та кивнула.

Кот прянул с места и вцепился в горло самому рослому из маленьких чудовищ. Маленький демон завопил и попытался оттолкнуть кота, но не сумел. Харальд повалил его на пол и принялся грызть.

Две твари поменьше с визгом набросились на Харальда. Кот, продолжая удерживать лапами жертву, вцепился в руку одной из бесовок и рванул через себя. Маленькая бесовка покатилась по полу и ударилась в стену, а её рука осталась в зубах кота, полыхающих синим огнём. Третья, самая маленькая тварь, попыталась сбежать, но кот одним прыжком настиг её, сбил с ног, схватил за шею и затащил в комнату.

Бесенята вопили на разные голоса и пытались расползаться; кот бросался на них и рвал на части, одного за другим.

Через минуту всё было кончено. На полу валялись куски тел, похожие на адский конструктор. Три головы кот оторвал от тел и подкатил к ногам хозяйки, как мячи.

Ведьма запела, ударяя свёрнутой плетью по кромке щита:

Плоть морочная, рассыпься,

Обращайся в прах и пепел, 

Из чего тебя слепили, 

Тем отныне снова станешь! 

Духи мстительные злые,

Вам со мною не тягаться!

Возвращайтесь, духи, в пекло,

Оставайтесь там навеки!

Ведьма ударила по полу плетью. Куски обгорелой плоти рассыпались невесомой пылью. Взметнулся вихрь, с тихим воем воем втянул то, что осталось от демонят, и пропал.

Они сгинули навеки — три мстительные души, маломощные и сами по себе почти безвредные. Неруде не составила бы труда добыть их имена, чтобы вплести в свою нагайку, но ей был без надобности слабый материал, поэтому она отдала их на растерзание коту, а потом спровадила в Навь...

Со звоном осыпалось оконное стекло. В комнату ворвался ветер, который принёс с собой запах гнили. Он сбросил со стола ноутбук; альбомы по искусству, трепеща страницами, перелетели через всю комнату. Платье и шляпка, подхваченные вихрем, закружились по комнате и повисли на люстре, которая с грохотом и звоном упала.

Осколки хрустального плафона, точно от разорвавшейся гранаты, разлетелись во все стороны. Один из них чиркнул Валю по скуле.

— Ай, мамочки, больно! — вскрикнула Валя. Отец, помнивший наказ ведьмы — молчать во время обряда, что бы ни происходило — поспешил зажать рот девочке. Но было поздно. Изо всех углов раздался злорадный хохот. Струйки Валиной крови тянулись из-под пальцев отца, точно полоски бордового шёлка. Вихрь, гуляющий по комнате, подхватывал их и свивал в клубки, которые немедленно распадались и осыпались брызгами на стены. Пятна складывались в знаки, непонятные и пугающие.

Кот бросился к пламенной изгороди, подпрыгнул и ударом лапы разорвал кровавую «ленту». Капли крови брызнулил на пол, из углов раздалось рассерженное шипение.

Неруда кружилась по комнате и выписывала плетью косые кресты. Под её ударами метались смутные тени; до отца и дочери, укрытых изгородью из волшебного пламени, временами доносились крики, исполненные боли и нечеловеческой злобы.

Я, Неруда, за Кумаргой,

А Кумарга за Яругой.

А Яруга за Несвятой,

А Несвята за Маржаной!

— гремела песня ведьмы.

Ты пришла за тёплой кровью,

Ты пришла за свежим мясом,

Ты пришла наесться болью,

Ты пришла напиться страхом —

Ты моей нажрёшься плётки,

Отравлю тебя заклятьем,

Чёрный кот тебя изгложет,

Обратишься в прах и пепел!

Плеть бьёт по стене косым крестом — и тень, похожая на горбатого карлика с восемью руками и пастью крокодила, обретает трёхмерность, корчится, истекая чёрной пенистой кровью.

Разворот — ещё один крестящий удар — и реющий под потолком уродливый младенец без кожи, с тремя глазами, слоновьим хоботом вместо носа и анусом на месте рта, с шестью перепончатыми крыльями, разлетается вонючими брызгами.

Из тени на стене возникает мохнатый паук величиной с кошку и бородатой человеческой головой. Он прыгает со спины на Неруду, но ведьма успевает выставить щит. Бронзовые клыки со скрежетом крошат панцирь чудовища, едко пахнущая белёсая жидкость брызжет на пол, голова издыхающей твари что-то визгливо лопочет и замирает...

Их много мечется вокруг. Все они — порождения злой воли мстительной колдуньи, битва с которой Неруде ещё предстоит. Созданные из праха и обретшие подобие жизни после заклятия, они не представляют особой угрозы, даже если навалятся всей стаей. Но на них приходится тратить время и силы, а противница с каждой новой уничтоженной тварью почти не слабеет.

...Не думать об этом.

Продолжение здесь.