Обнажённая натура

Сегодня последний денёк календарной осени...   ...но, у нас на Алтае зима с её трескучими тридцатиградусными морозами наступила уже давным-давно...  

Всегда в самый последний день сезона хочется вспомнить: что же было самым невероятным, самым чудесным, что произошло этой уходящей осенью?.. И не задумываясь, сразу отвечу - посещение родной alma mater, конечно!!!  

Поэтому сегодня снова проведу вас по коридорам Новоалтайского художественного училища... На двери одной из мастерских НГХУ увидела уникальную табличку, которую не встретить больше ни в одном из учебных заведений края: "НА УРОК НЕ ВХОДИТЬ. ОБНАЖЁННАЯ НАТУРА"! 

...и сразу вспомнились наши натурщики и натурщицы, которые проводили с нами весь световой день, а некоторые ещё и оставались после занятий - на дополнительный "Вечерний рисунок". Многие становились неотъемлемой чатью группы - частью нашей "студенческой семьи"  

Приведу лишь одну главу "Полёт Маргариты", в которой вспоминается один из эпизодов училищной жизни, связанный с натурщицей (на АТ читать бесплатно!): https://author.today/reader/96301/1004063

Отрывок из текста:

"...мало кто в обычной (не художнической) жизни может понимать, какую огромную ценность представляет наличие «натуры» для группы студентов-живописцев. На первом и втором курсе недостатка в материале для постановок не было. В тесном художественном фонде, а по сути – в кладовке, переоборудованной под склад, всегда имелись в наличии: самовары, чайники, гипсовые головы и разноцветные драпировки («хламиды-монады», как презрительно обзывал чистюля Талдыбаев эти не всегда свежие тряпицы). На третьем курсе группе предстояло работать над обнажённой натурой. Тех сморщенных стариков и старушек, позировавших в конце второго курса для портретов, в этой роли видеть не очень хотелось.

Заслуженная натурщица Элеонора, бывшая балерина, позировала исключительно старшекурсникам, а с неофитами, начинающими баловаться «обнажёнкой», дело принципиально не имела. Все прекрасно знали, что жилистая прокуренная красотка, чьи голозадые копии во время годового просмотра заполоняли все выставочные площади, благоволит лишь самым опытным и талантливым студентам. А за хорошие подаренные портреты может оказать индивидуальные весьма профессиональные услуги. Благодаря своей царственной осанке, привычке пахать и полному отсутствию стыдливости Элеонора зарабатывала неплохие деньги.

Вторую натурщицу, Анжелику, несмотря на острый дефицит специалистов этого профиля, дирекция вынуждена была уволить за злостное нарушение трудовой дисциплины. Оставались сухой субтильный старичок, что уже успел промозолить глаза, пока позировал для портрета с захватом плечевого пояса, да многочисленные весёлые бабульки, желающие заработать по-лёгкому. Однако плёвым делом эту работу считают только те, кто ни разу не пробовал сидеть неподвижно в одной позе, ну хотя бы три пары подряд. Мышцы болят, и тело затекает так, что, кажется, разгружать вагоны было бы гораздо легче. Поэтому та или иная наивная тётушка, отсидев на подиуме часиков этак двадцать в неделю, по щадящему пенсионеров графику, больше на эту работу не возвращалась ни с какими уговорами.

Мастер группы Валентин Валентинович уже дал в СМИ призывные объявления, в коих пообещал потенциальным кандидатам, кроме стабильной работы и заработка, ещё и «увековечивание в произведениях искусств и обретение друзей в культурном художественном сообществе». Конечно, если это касается таких талантов, как Хромцов, Цесарский или, на худой конец, трудоголик Робик, то – да, плоды их живописных трудов можно смело отнести к произведениям искусств. Но основная масса учеников художественной «ботеги» могла запросто на своих полотнах изуродовать любого до неузнаваемости. Например, нарисованный быстрыми отрывистыми штрихами чрезмерно вытянутый в затылочной части череп на работе Перепёлкина явно страдал гидроцефалией, либо это был череп гибрида хомо сапиенс с пришельцем-гуманоидом.

Касательно «обретения друзей в культурном художественном сообществе» Валентин Валентинович был абсолютно прав. Проводя в группе весь световой день, через некоторое время натурщики становились частью семьи «студяг-мазилок». Ночевали на сдвинутых кроватях в общаге, разделяли нехитрые трапезы, скидывались на выпивку, курили за гаражами и вообще становились «своими братанами», невзирая на возраст, половую принадлежность, национальность и всё остальное.

Но как оказалось, несмотря на хронический экономический кризис и нехватку рабочих мест, не так просто было найти в Сибирской провинции человека, готового всё рабочее время проводить голяком. Однако учебный план неумолимо диктовал: наброски обнажённой фигуры, грозя большой живописной постановкой. В отчаянии братаны решили тянуть жребий, и практически над каждым из студентов завис «Дамоклов меч» весьма незавидной перспективы изображать Афродиту, вышедшую из пены морской, или Аполлона. Особенно возмутился произволу блюститель чистоты нравов (и просто чистоты) Талдыбаев. Видимо, трезво оценивая свои физические данные, он понимал, что потянет лишь на роль Гефеста – трудолюбивого, но не отличающегося внешним лоском супруга богини любви и вечной молодости.

Поэтому, когда на объявление откликнулась девушка совершенно невзрачной наружности, все студенты третьего курса выдохнули с облегчением. Спасительница звалась Маргарита, слегка сутулилась, носила юбку в пол, совершенно не пользовалась косметикой, а вместо причёски, собирала жиденькие бесцветные волосёнки в куцую «дульку» на затылке. Но самой яркой деталью внешнего облика новой натурщицы были строгие очки в стиле унисекс с очень тяжёлыми толстыми стёклами. Что заставило скромную начитанную девушку с обликом типичной училки химии зарабатывать телом, можно было только догадываться. Видимо, только полная безнадёга.

Работе над большой постановкой на холсте предшествуют несколько этапов: карандашные зарисовки − для изучения натуры, этюды на картоне, прорисовка углём на холсте, первоначальный этап живописи лессировками , и только потом постановку пишут нормальными пастозными мазками. Предстоял трудоёмкий процесс, который мог растянуться на несколько месяцев. По понятным причинам с новой натурщицей преподавательский состав носился как с писаной торбой, сдувая пылинки. Студенты пытались окружить Маргариту вниманием и создать дружелюбную атмосферу, чтобы раскрепостить девушку, ведь, как известно, создание произведений искусства – акт глубоко интимный и почти священный. Тут всё должно работать на достижение цели, не только мастерство творца, но и душевный настрой модели.

Когда же «назвавшейся груздём» пришла, как говорится, пора «полезать в кузов», а точнее, на подиум, выяснилось, что Маргарита просто морально не готова выставлять свои прелести напоказ. Обычно натурщицы, коих во множестве уже видели стены художественного училища, взойдя на подиум, садились или вставали в соответствующую позу. Затем уточнялось освещение, выставлялись софиты, подправлялся фон и другие детали композиции. После этого староста или преподаватель засекал время (короткий отдых полагался через каждые двадцать минут) и только тогда наступала минута торжества художественного видения мира – натурщица снимала халат.

Процедура постановки начиналась, как обычно. Валентин Валентинович хлопотливо расправлял складки драпировок, регулировал софиты, попросил девушку приподнять подбородок и выпрямить спину. Постановка называлась «Артемида-охотница». Маргарита восседала на покрытом бордовой материей табурете, на тёмно-изумрудном фоне, олицетворяя собой девственную, юную богиню охоты и женского целомудрия. Подчёркивая воинственность вечной девы, у её ног покоился лук и колчан со стрелами.

Когда же наступил сакральный момент скидывания одежд, Маргарита выпрямилась, расстегнула халат с лицом Жанны Д’арк, взошедшей на эшафот. Казалось, душа девушки борется со своими демонами и никак не может их побороть. Все присутствующие испытали невольное волнение. Маргарита, не в силах вымолвить слова, потрясла в воздухе рукой, как бы прося отсрочки приговора, и густо покраснев, ретировалась за ширму. Через несколько минут после психотерапевтической беседы с Валентином Валентиновичем, Орлеанская Дева снова решилась на подвиг. Группа затаила дыхание.

Янка решила просканировать натурщицу в лучах второго зрения. При подключении магии она увидела, что тело девушки – это надломленная ветка. Видимо, какое-то очень страшное событие сильно повлияло на её красивую, добрую и свободную сущность, подмяв волю девушки и уверенность в себе. Янка начала сращивать место надлома, сшивая его световыми лучами, словно золотыми нитями. Увлечённая магическим врачеванием, она не сразу поняла, что Артемида-охотница уже давно позирует, как положено, во всём блеске своей юной и целомудренной наготы.

Буквально через несколько дней интенсивных занятий в мастерской, Маргарита окончательно освоилась не только в роли Артемиды, но и согласилась на подработку – позировать дополнительно после занятий. Студенты уже были сыты по горло домашними работами, где им приходилось изображать своих друзей и родственников в разной степени обнажённости, поэтому решили скинуться на приватный сеанс, так называемый «вечерний рисунок»...

После пяти набросков фигуры стоя, художники решили разнообразить позы и усадили натурщицу на табурет. Талдыбаев принёс обогреватель и поставил его рядом с обнажённой девушкой. «Эт чтоб уважаемая Маргарита цвет не меняла! А то хочу акварельку по-быстрому замастрячить», – объяснил свой джентльменский порыв романтичный казах.

Уже не извиняясь и не спрашивая, можно ли ей почитать во время сеанса, Маргарита раскрыла книгу и уселась позировать. Установилась рабочая тишина, вновь зашуршали по бумаге мягкие грифели. Многие ребята, воткнув наушники, работали, слушая музыку или аудиокниги. Лишь один из студентов, охваченный внезапным писательским вдохновением, выпал из общего группового сознания. Гапон – маг и чернокнижник, как любя называли его в училище, с остервенением строчил загадочный текст, пристроив толстую папку на острые колени.

Только по-настоящему чрезвычайное происшествие могло оторвать Гапона от написания им главного труда жизни − «Методических указаний по преподаванию изобразительного искусства для детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста». Сей труд был иронично, однако беззлобно, прозван у братанов-мазилок «Великой Методой», которая в разговорах редко отделялась от своего создателя. Частенько в группе так и говорили: «Вон братан Гапон со своей Методой идёт. А где Гапон с Методой?» или: «Так, Метода здесь, а где Гапон?», и т. д. Метода писалась им каждую свободную минуту. Однако иной раз вдохновение могло лавиной обрушиться на братана совершенно негаданно. Тогда он забивался в дальний угол мастерской и начинал лихорадочно гнать строку, не замечая ничего вокруг, яростно истребляя чистые листы.

В самый неожиданный момент натурщица Маргарита, зачитавшись бессмертным произведением Набокова о романтичном педофиле Гумберте, видимо, на секунду забыла, что сидит не дома на венском стульчике, а на ветхом табурете, который в свою очередь установлен на подиум. Наслаждаясь ярким описанием плотских утех покаянного страдальца с лукавой нимфеткой, взволнованная читательница сделала непроизвольный жест – она по-привычке подвинулась назад вместе табуретом, который и так стоял уже на самом краю подиума. Совершенно не ожидая подвоха, она повалилась навзничь вместе с табуретом. В один момент натурщица оказалась на спине, причём ноги обнажённой модели торчали вверх и не как-нибудь, а латинской буквой V. Студенты художники на миг почувствовали себя начинающими гинекологами во время первого посещения родового зала. Аудитория разродилась удивлённым вздохом, после которого повисла мхатовская пауза.

Громкий стук и общее «Ах!» заставили брата Гапона оторвать взгляд от Методы. Картина, которая открылось его взору, имела столь нетривиальный ракурс и была столь прекрасна, что выключатель в голове Гапона щёлкнул. Там возникла новая и совершенно гениальная идея: «Женюсь!» Гапон захлопнул увесистую папку и, швырнув Методу прочь от себя, устремился оказывать первую помощь пострадавшей прелестнице.

Дальнейшие события развивались неординарно и стремительно. Примерно раз в год в обветшалом здании училища случалось короткое замыкание. Обычно оно выстреливало в разгар рабочего дня, когда все окна скрывались за плотными серыми шторами, изолируя постановки от влияния дневного света. На натюрморты направлялись многочисленные софиты, а обнажённые Музы на подиумах нежились в тепле обогревателей. Вечерами же накал напряжения был не так интенсивен, и подобные эксцессы с электричеством до нынешнего момента не случались.

Может, столь наэлектризованной была атмосфера или шальная искра пробежала меж чернокнижником и прекрасной Маргаритой, но факт остаётся фактом. Едва лишь все вернулись к рисованию, как в древней проводке что-то закоротило. По всему периметру мастерской вспышками воспламенялся провод, оставляя на покрашенных нейтральным серым цветом стенах экспрессивные чёрные пятна в художественном беспорядке. Студенты, не успев оправиться после ошеломительного полёта Маргариты с подиума, словно оказались на поле битвы. Мастерскую заволокло плотным удушливым чадом.

Неунывающий Цесарский, первым нарушил всеобщий ступор и с криком «Всё в дыму – война в Крыму!» кинулся спасать свои неповторимые шедевры. Большая Мать решила, что самым ценным является жизнь неразумных детей, поэтому властным жестом и зычным командирским голосом приказала девчонкам, Нюсе и Гульнур, открывать настежь окна. Взрывной Перепёлкин вёл борьбу с пожарищем. Сняв с себя рабочий халат, он сбивал пламя, перекинувшееся на этюды, что висели вдоль стены на проволоке, прихваченные бельевыми прищепками.

Гапон, шальной от обилия пресловутых бабочек, что едва помещались в его иссушенном веганством и самоограничением впалом животе, кинулся спасать новообретённую любовь. Наскоро укутанная в драпировки Маргарита была подхвачена сильными заботливыми руками чернокнижника. Раскрасневшаяся и простоволосая, блаженно поплыла она по воздуху, словно по облакам, разгоняя розовыми ногами белые кудрявые клубы дыма, и в этот момент была совершенно неотразима!

На счастье, в группе нашёлся один здравомыслящий и отважный человек – Храмцов. Богоподобный атлет выскочил в пролёт между этажами и вырубил рычаг огромного допотопного электрорубильника, притаившегося в пыльных путах проводов, как сом в водорослях..."