Привет от доктора

Нутро неуютной квартиры сейчас представляется спасительным убежищем. 

Мужчина  и женщина, представившиеся Диконом и… Казуко, кажется?.. к моему  возвращению уже сходят с ума от беспокойства. Завидев меня на пороге,  они с облегчением восклицают в один голос. Их возбуждённые реплики  перелетают над моей головой, не оставляя ни малейшей возможности уяснить  из них что-либо, кроме самого очевидного: моё исчезновение крайне  напугало их, и этот испуг обусловлен прежде всего некой грозящей мне  опасностью, а не утратой контроля надо мной. Дикон порывисто шагает ко  мне. Его движение подсказывает, что он в последний миг удерживается от  объятий. Лунообразное некрасивое лицо японки освещается неподдельной  радостью. 

Я  отошёл от их жилища всего-то на пятьсот метров, но чувствую себя  опустошённым и измождённым, словно предпринял поездку до самого Вадуца. И  не только чувствую — выгляжу, судя по реакции этих двоих, так же. Они  хлопочут надо мной, подставляют стул, утешающе улыбаются, каждым жестом  выражают ободрение. Передо мной ставят кружку, уже не ту  отвратительно-розовую, но мало отличающуюся по степени уродства, и на  пальцах объясняют, что мне нужно восстановить силы. Я должен поесть. Мне  нужны силы. Я настолько потрясён своей фантасмагоричной эскападой, что  не нахожу сил спорить.

Как  врач, я нечувствителен к виду крови. Но кровь в кружке, в сосуде,  предназначенном для питья, вызывает во мне столь сильные чувство, что я  резко отстраняю её обеими руками и брезгливо морщусь. Слова ещё не  приходят мне на ум. 

— Что за розыгрыш? — наконец восклицаю я.

В  моём представлении японские женщины не позволяют себе открытого  выражения эмоций. Казуко опровергает таковое мнение: её рот округляется  до идеальной буквы «о», она вскидывает руку, прикрывает его ладошкой.  Глаза тоже округляются, наполняясь состраданием. 

Дикон как европеец позволяет себе открыто застонать и подкошено рухнуть на стул.

— Герб! — зовёт он, и этот зов больше походит на мольбу о спасении.

Неприятный  переводчик выскальзывает из какого-то закутка как угорь из-под коряги.  Мне не по себе при мысли о том, как он отреагирует на чашку с кровью.  Опасения напрасны. Герб, даже глазом не моргнув, справляется у меня: 

— Вы разве не голодны? Совсем? Вы уже пару часов как бодрствуете и до сих по не поели.

— Что за дикость вы мне предлагаете?

— Вы не помните даже этого?

— Что вы подразумеваете под «этим»?

— То, что вы вампир, — без запинки чеканит переводчик вслед за осторожной фразой Дикона.