Исторические места в книгах
Автор: Маргарита ГуминенкоПоддерживаю начинание Алекса Бранда
Предыдущие флешмобы как-то не удалось поддержать, но этот как раз для меня. В цикле "Звено цепи" и следующей за ним "Питерской поэме" места действия часто имеют продолжительную историю. Тем более, что в Питере и его окрестностях куда ни плюнь - везде что-то историческое ))
Обводный канал - не самая чистая "артерия" Санкт-Петербурга. Спросите у местных - и кто-нибудь наверняка ткнёт пальцем в место слияния Обводного и Екатерингофки: вода реки прозрачна в сравнении с мутным потоком канала. Там, где они встречаются, можно увидеть чёткую границу, словно на чистое небо наползают грязные тучи. Но не спешите отворачиваться от Обводного. Кирпичная архитектура зданий, построенных на его берегах полтора века назад, достойна внимания. Газовый завод, бумагопрядильная фабрика, церкви, склады-склады-склады: железнодорожные, винные, хлебные... Их тёмно-красный, закопчённый временем кирпич, простые узоры и тяжеловесная красота не менее значимы, чем изящный шпиль Адмиралтейства, или белые колонны Эрмитажа. Они - одно из лиц многоликого и таинственного города.
Между Старо-Петергофским проспектом, улицей Розенштейна и Обводным каналом стоит уникальный квартал. В 1860-м году, здесь обосновалась первая в России резиновая фабрика. "Красным треугольником" она стала после 1918 года, когда большевики переименовали её, соединив топографическую схему с пролетарским цветом. Скажи коренному петербуржцу это название - он сразу вспомнит о сапогах и галошах. Для полной картины стоит добавить к списку шины и синтетический каучук. Правда, пятнадцать лет назад предприятие признали банкротом, но полтора века истории - это половина жизни всего Питера от момента его основания. Срок солидный!
К 2016-му году огромная территория "Красного треугольника" дала пристанище множеству организаций, и шинных, и обувных, и даже культурно-творческих. В старых кирпичных постройках есть своя прелесть, особый дух. Правда, кое-где, в заброшенных цехах, можно обнаружить дух совершенно иной и ничуть не привлекательный, ибо мало что воняет так мерзко, как гниющие остатки каучука. Но территория слишком огромна, чтобы провонять её целиком. Придёт время - и эти зловонные подтёки уберут, найдя старым зданиям новое применение.
Помещение, о котором пойдёт речь, располагалось в одном из частично обжитых корпусов, под самым чердаком. На двойной железной двери красовалась вывеска "ЗАО Копирайт". Комната за ней выглядела так, словно в неё ещё не успели внести мебель, или наоборот, забыли вынести то, что осталось от предыдущих хозяев. Пол закрывали крашеные фанерные листы, из меблировки присутствовало два стола, три стула на колёсиках, железный шкафчик в одном углу, и пара матрасов - в другом. Ах, да! Ещё электрический кофейник. Единственное окно, с широченным подоконником, выходило на Обводный канал. Двойные стёкла мало отличались от обычных, но внутреннее исключало подсматривание и экранировало лучи подслушивающих устройств. Об этом дополнении ведали только арендаторы помещения.
В Чикаго пятидесятых годов прошлого века похожие тайные места подбирала себе мафия, когда банды воевали между собой, и их боевики переселялись "на матрасы". На здешних матрасах, вместо бандитов, валялись расстёгнутые спортивные сумки. Кроме них, в комнате обосновались двое. Худощавый, русоволосый мужчина сидел перед разложенным на одном из столов ноутбуком и гонял туда-сюда аудиозапись. Высокая, платиновая блондинка варила кофе. Прежде, чем налить горячий напиток, она дунула в кружку и наморщила нос. Потом перевернула кружку и постучала ею о край стола, словно хотела выгнать оттуда паука. Мужчина на стук не обернулся, хотя блондинка заметила, как он едва заметно повёл лопатками.
- Не нравится, - буркнула блондинка, снова дунула в кружку и налила в неё кофе. - Сокольский! Ты уже пятый раз это слушаешь, - напомнила она.
Мужчина мельком глянул на свою коротко стриженную коллегу. Та успела подойти, и теперь стояла перед его столом с кружкой кофе.
- Я не мазохист, если ты это хотела сказать, - ответил он серьёзно.
Кусочек территории Красного треугольника, не отреставрированная часть:
А порой вмешиваются не только конкретные исторические места, но и события, которые происходили там когда-то.
Питерская поэма: Компонент Игрек, часть первая
В Тихвине Вася наполнил вещмешок, купив на базаре сало, хлеб и кое-какие вещи. Заодно обзавёлся бритвенным прибором. Он не забрал бритву Иванова, сообразив, что оставшийся от него чемодан осмотрят. Вдруг умному участковому придёт в голову: зачем человеку, который уехал в райцентр на несколько часов, забирать бритвенные принадлежности? Сам Вася такой факт непременно бы заметил.
От Тихвина до Череповца было слишком далеко, чтобы надеяться дойти пешком. Соколов поразмыслил, что и от Лехтикуси он уже достаточно далеко. Никто его тут искать не станет. Он купил билет на поезд и в относительном комфорте отправился в Череповец.
В вагоне Вася надеялся отоспаться, но уснуть не удавалось. Он думал о странном эпизоде, случившемся с ним пару часов назад. До поезда оставалось время и ноги сами понесли Соколова в сторону Успенского монастыря. Город сильно изменился и Вася не сразу понял, чего ему не хватает. Потом, когда увидел обезглавленную часовню - вспомнил: последний раз он был тут сразу после окончания Гражданской. Над невысокими постройками города возносились купола. Сейчас с Тихвина будто сорвали верхнюю часть, в нём даже ориентироваться стало сложнее.
У монастыря Васе попался какой-то дед с тележкой мусора.
- Здесь икона раньше была, - сказал ему Соколов. - Богородицы. Чудотворная.
Дед затряс головой, отвёл слезливые глаза и буркнул:
- В музей забрали... Народное достояние, стало быть.
- В какой музей? - не отстал Вася.
- Там, - мотнул бородой дед. - Мимо прудов иди, да за ними, в центре и спросишь музей.
Приземистое двухэтажное здание, втиснутое между двух других, тоже двухэтажных, но гораздо более высоких, Соколову указал бравый подросток с ранцем. Но в музее, на всём доступном пространстве, иконы не было. Вася огорчился, сам не зная, чему именно. Свои поиски он закончил в дальнем закутке, у двери в подсобку. Тут, в углу, стояли приваленные к стене кипы какого-то скарба, прикрытые рваной ветошью. Соколов машинально положил руку на нечто, скрытое тряпкой от посторонних глаз - и ощутил странное тепло. Может, руки на сырой, промозглой улице, замёрзли? Он приподнял угол ветоши - и замер...
- Товарищ! - заорали на него из соседнего зала и в проход вывалилась энергичная тётка в чудной поддёвке поверх ситцевого платья. - Товарищ! Не трогайте экспонаты! Руками ничего трогать нельзя!
Вася не хотел привлекать внимание. Да, по правде, уже нашёл то, что искал. Он быстро покинул здание музея и направился на вокзал.
Теперь, лёжа на верхней полке, он задумчиво жевал хлеб, отрывая куски от буханки в своём вещмешке и думал о том, как странно складывается его путь. Будто он и не выбирает, куда идти, а просто двигается в одном, предназначенном именно ему, направлении. "Ничего, разберусь в Череповце с камушками - и на Восток!" - постановил себе Соколов, завязал мешок и сунул в изголовье. Стук и потряхивание бегущего по рельсам вагона понемногу умирили его мысли и он уснул.
(В тексте упоминается чудотворная икона Тихвинской Божие Матери)
Ну и кусочек про Питер вообще и питерское метро в частности. Из книги "Звено цепи. Книга первая, часть 6".
Санкт-Петербург - самый таинственный город на свете. Пётр его возвёл там, где не следовало бы ставить даже деревню. Кто-то может возразить: поставили же американцы свой Галвестон на узком полуострове, с которого его благополучно смывало уже несколько раз. С американцами всё понятно, им необъятные просторы Нового Света кружили голову после тесной, под завязку наполненной Европы, вот они и шалели от собственной наглости, селясь там, откуда следовало бежать без оглядки. Но русские-то куда лезут? Им к просторам не привыкать, могли найти место посуше.
И всё-таки Питер выстроили именно там, где надо. Пусть в нём вода из-под земли сочится при любой возможности, пусть наводнения заливают - он особенный, он не просто город, он - памятник человеческой воле и устремлению. Попробуйте пройти по набережной Невы в ветреную погоду. Перегнитесь через парапет и посмотрите на свинцовую воду, что бьётся о гранитные берега. Кажется, что эта стихия - живая и, присмирев в каменном плену, в который её загнали строители, она плещется и поджидает момента, чтобы вырваться наружу и смести всё со своего пути. Но люди сильнее. Они возвели дома, которые не подмыть никакими наводнениями, и разводные мосты по их желанию протягивают руки от берега к берегу, соединяя город в единое целое. Разве это не чудо?
Конечно, под таким городом, как Санкт-Петербург, непросто расположить подземные коммуникации. Здесь вода, болота, плывуны. Но метро в Питере всё-таки проложили и продолжают строить, упорно вгрызаясь в коварный грунт, готовый в любой момент расплыться и затопить всё, что уже было построено. Вы знаете, что в Санкт-Петербурге самый глубокий метрополитен? Есть в мире единичные станции, которые бьют рекорды, но по средней глубине тоннелей мы - первые. Спускаясь под землю, мы не задумываемся, какая толща почвы, камней и воды остаётся сверху, сколько улиц, домов, рек и каналов проплывает над нами, сколько тяжеловесных фундаментов нависает над нашей головой. Толкинские гномы обзавидовались бы! Ну, иногда приходится воду замораживать, чтобы не потекло, или прокладывать тоннель с резиновыми перекрытиями, чтобы пружинил и не поддавался разрушению от постоянных колебаний грунта, но разве это главное? Без метро люди добирались бы из одного конца города в другой часами, а так - сел в симпатичный вагон - и поезд мчит тебя, незаметно скрадывая в темноте своих рукотворных пещер расстояние. Страшно, но достойно отдельной поэмы это питерское метро!
Реальный Питерский двор на Обводном канале, где живёт один из моих персонажей:
Мест много, и все они чем-то историчны для города.