Тайна происхождения боярки и при чём тут "сосать обезьяну"?

Известно, что у наиболее выдающихся мастеров поглощения огненной воды, достигших высшей стадии алкогольной деменции, главным напитком является, так называемая, "настойка боярышника":

Но, как оказывается, подобные напитки и их употребление имеют богатую историю, которая уходит корнями в 19-ый, а то и в 18-ый век, о чём мы можем узнать со страниц небольшого романа Фредерика Марриета "Приключение Питера Симпла", написанного в 1834 году. 

Фредерик Марриет (1792-1848)

В отличие от таких писателей-дилетантов как Рафаэль Сабатини или Роберт Льюис Стивенсон, знавших о море лишь только с рассказов других людей, Фредерик Марриет был самым настоящим морским волком, дослужившимся до чина капитана и воевавшим против Франции, США и Бирмы. Благодаря этому, со страниц его произведений мы можем узнать массу уникальных подробностей морской жизни, которых нигде больше не найти. Например, что бы вы думали, подразумевалось под таким выражением как "сосать обезьяну"? Тайна этого выражения раскрывается в этом фрагменте:

Я заметил, что мои матросы с удовольствием пьют кокосовое молоко, покупая кокосовые орехи на берегу у торговки-негритянки. Я тоже захотел попробовать этого молока и выбрал себе большой орех. Но негритянка мне сказала:

   -- Нет, масса, этот для вас не годится. Возьмите вот этот.

   Я нашел молоко очень освежающим.

   Матросы погрузили бочки с водой в бот и отпросились у меня еще попить кокосового молока, так как было очень жарко. Негры на берегу продолжали петь и плясать, вовлекая и наших матросов в пляску. Когда пришло время возвращаться к боту, они пошли, продолжая вертеться во все стороны и пошатываясь. Большинство из них, придя на бот, свалились мертвецки пьяными на дно шлюпки, остальные объяснили мне, что это на них так подействовало жаркое солнце. Я поверил им, так как было действительно очень жарко, а спиртного они никак не могли достать, так как все время были у меня на глазах.

   Когда я возвратился на борт, мистер Фокон, по-прежнему ревностно исполнявший обязанности старшего лейтенанта, хотя в настоящее время и был в должности капитана, спросил меня, для чего я позволил матросам напиться пьяными. Я отвечал, что не знаю, каким образом это случилось, потому что не позволял им отлучаться и покупать спиртное; пили же они только кокосовое молоко, которого я не запрещал им, так как было очень жарко. Мистер Фокон улыбнулся.

   -- Мистер Симпл, -- сказал он, -- я коротко знаком с Вест-Индией и посвящу вас в одну из здешних тайн. Знаете вы, что значит сосать обезьяну?

   -- Нет, сэр.

   -- Так я вам скажу: это термин, под которым моряки разумеют сосание рома из кокосового ореха; молоко выливается из него, а вместо него вливается ром. Теперь вам должно быть ясно, каким образом ваши матросы напились.

   Я выпучил глаза: этого бы никогда мне и в голову не пришло, и теперь я понял, почему негритянка не хотела дать мне выбранный мною кокос. Я сообщил это обстоятельство мистеру Фокону.

   -- Хорошо, -- отвечал он, -- вы не виноваты, но не забывайте этого в другой раз.

   В ту же ночь мне пришлось быть в первой вахте; Суинберн находился на палубе в качестве квартирмейстера.

   -- Суинберн, -- сказал я, -- вы не в первый раз в Вест-Индии; отчего вы не сказали мне, что такое сосать обезьяну? Я думал они пьют кокосовое молоко.

   Суинберн расхохотался.

   -- Вы сами знаете, мистер Симпл, -- отвечал он, -- прилично ли доносить на товарищей. Беднягам редко выпадает случай немножко осчастливить себя. Хорошо ли было бы отнять у них этот случай? Полагаю, вы в другой раз не позволите им пить кокосовое молоко.

   -- Разумеется. Не понимаю, что за удовольствие они находят в том, чтобы напиваться пьяными?

   -- Это оттого, что им запрещают пить, -- вот в чем все дело.

   -- Если так, то, я думаю, я бы исправил их, если бы мне позволили.

   -- Желательно знать, как бы вы это сделали, мистер Симпл?

   -- Я заставил бы пьяницу выпить полпинты рому и потом запер бы его одного; а то компания развеселила бы его, и быть пьяным показалось бы ему приятным. Протрезвясь на следующее утро, он помучился бы у меня до вечера головной болью, а потом я дал бы ему еще порцию и таким образом продолжал бы это до тех пор, пока он не возненавидел бы и запах рома.

   -- Может быть, мистер Симпл, это подействовало бы на некоторых, но большей частью пришлось бы много выдать этих порций, прежде чем они вылечились бы. А главное, они были бы добровольными пациентами и не стали бы гримасничать, принимая лекарство.

Далее, в этом же романе мы можем увидеть следующий фрагмент:

-- Когда вы были в Балтийском море, Суинберн?

   -- Я находился в то время на "Сен-Джордже", старинном девяностовосьмипушечном корабле. Он плавал, как копна сена -- милю вперед, три в подветренную сторону. Каттегат был слишком узок для него. Но, впрочем, очень удобный корабль, исключая только прибрежное плавание, отчего, помню, мы всегда держались подальше от земли. Да, кстати, мистер Симпл, помните, как вы сердились в Барбадосе за то, что я не предупредил вас насчет сосания обезьяны?

   -- Помню, конечно.

   -- Ну, так тогда мне это казалось неприличным, потому что я сам был матросом. Но теперь, когда я нечто вроде офицера, я скажу вам, что в Карлскрине есть тоже свой метод сосать обезьяну, и как старшему лейтенанту, да еще при таком капитане, вам недурно бы знать это. На старом "Сен-Джордже" у нас в один прекрасный день перепились семнадцать матросов, и старший лейтенант никак не мог догадаться, каким образом.

   -- Так посвятите меня в эту тайну, Суинберн.

   -- С удовольствием, мистер Симпл. Известна вам знаменитая эссенция, употребляемая при порезах и ранах, бальзам?

   -- Как, рижский бальзам?

   -- Ну, да, он самый. Боты навезут его для продажи, как тогда на "Сен-Джордж". Это прекрасная вещь против ран, но и для питья недурна, а главное -- очень крепкая. Мы пользовались им для внутреннего употребления, мистер Симпл, и старший лейтенант никак не мог догадаться.

   -- Как, вы были пьяны от рижского бальзама?

   -- Все, кто только мог. Так я вас предупреждаю.

   -- Очень вам благодарен, Суинберн. Мне бы это и в голову не пришло. Кажется, матросы готовы пить все, что угодно, лишь бы только напиться.

Напомню, что роман написан в 1834 году, но уже тогда британские офицеры знали о том, что такое фунфырик и вели с ним беспощадную борьбу за трезвость своих матросов на просторах Балтийского моря.

Если же мы обратимся к википедии, то там история этого зелья описана следующим образом:

Самые старые документы, подтверждающие существование бальзама и раскрывающие его рецептуру, датированы 1752 годом. На этом основании «Рижский чёрный» может считаться старейшим из ныне существующих алкогольных напитков в Прибалтике и одним из старейших биттеров в Европе.

По преданию, с середины XVIII века в Риге аптекарем Абрахамом Кунце изготовлялся «чудо-бальзам», высоко оценённый императрицей Екатериной II.

Рижский бальзам, похожий на современный, известен с 1847 года. Начавший его производство рижский промышленник Альберт Вольфшмит рекламировал свой бальзам не только как лекарство, но и как «увеселительный напиток».

Как гласит предание, в середине XVIII века рижский аптекарь Абрахам Кунце на основании старинного рецепта водочного настоя целебных трав, относящегося к XVII веку, изготовлял «чудо-бальзам» под названием «Бальзам Кунце». Когда русская императрица Екатерина II посещала в 1764 году Ригу, с ней приключилась колика, от которой ей помог «Бальзам Кунце». Оценив по достоинству целебные свойства бальзама, Екатерина II спустя некоторое время даровала Кунце привилегию на его изготовление. Разные версии легенды упоминают разные профессии Кунце (кузнец, торговец) и разные хвори, приключившиеся с императрицей (мигрень, простуда).

В XVIII веке бальзам Кунце воспринимался скорее как лекарственное средство, чем алкогольный напиток. Его крепость была всего 16 % об., а цвет был скорее всего жёлтый (из-за входящего в состав шафрана); в публикациях XIX века о составе бальзама Кунце, напиток назывался «белым». Широко развернутое в конце XVIII века на рижской фабрике Лелюхиных производство бальзама Кунце было закрыто в начале XIX века из-за стремления властей воспретить использование бальзама, как алкогольного напитка.

В 1762 году Кунце писал про свой бальзам в рижской городской газете так:

«Он полезен в различных случаях как от лихорадки, желудочных колик, зубной и головной боли, ожогов, обморожений и вывихов, так и при опухолях, ядовитых укусах, переломах рук и ног, особенно при закрытых, колотых и рубленых ранениях. Опаснейшие ранения он излечивает за пять, самое большее за шесть дней».

Как видим, уже тогда реклама этого "напитка" была далека от его реального применения.