Отрывок из "Логово для чудовища"

Эйр проснулся от своего крика и, всхлипывая, обнял подушку. Он дрожал. Да, лишь сон, но ведь страшно и больно по-настоящему. И это запросто могло случиться наяву.

Очень хотелось как раньше спрятаться от кошмаров под одеялом у брата. Его тягучее спокойствие помогало усмирить и свои эмоции. Была между ними связь, что не удавалось объяснить словами. Они с Ниром были вместе, сколько себя помнил Эйр. Делили одну лежанку в раннем детстве, вместе учились читать и писать, и эмоции брата помогали от кошмаров лучше всего. Но Нира в комнате уже не было — пропадал в своем саду.

Надо отвыкать, справляться самому. Ведь уже завтра их день рождения, и в этот раз Нир точно уйдет учиться. Будет жить в лесной общине, только приходить на время иногда. Грустно.

Эйр достал из ножен тесак и стал полировать тряпочкой. Обычно это приносило облегчение, но сейчас не спасло. Тесачок Тарк был подарен отцом и сейчас жег руки даже сквозь загрубевшую мозолистую кожу. Отдавался болью в срощенных костях. Выливался горькими слезами, хоть и нельзя.

Нельзя плакать. Но как еще пережить болезненные тренировки, чудовищные эксперименты и мерзкий гадкий страх перед отцом? Страх не давал ни остановиться, ни сбежать, ни сказать и слова против. Заставлял ненавидеть себя. И хуже всего было осознание, что это повторится снова.

Эмоции копились, и хотя тренировки помогали их выплеснуть, не могли освободить от них насовсем. Сколько раз Нир выручал? Сколько раз обнимал и утешал тем, что просто молчал рядом, сам не понимая того?

Как он мог уйти?

Эйр зло смахнул слезы — мужчины не плачут. Нельзя всю жизнь полагаться на брата. У него свой путь. Он справится.

Тарк отразил бледную кожу и отросшие черные кудри. Как у отца. Захотелось вдруг обрезать волосы, уничтожить любое сходство. Но отражение подсказало, что стрижка не решит проблемы — те же ненавистные черты. И такой же худой, сколько бы ни тренировался. «Эх, даже ростом не вышел. Зато глаза в деду, теплые, ореховые. И большие, как у мамы». Эйр тихо вздохнул.

Если уж родился чудовищем, нужно идти до конца, бороться, а не прятать голову в песок. Иначе можно пострадать, как Нелари. Пусть Эйр не смел назвать ее матерью, но любил, хотел помочь, избавить от кошмара и ее, и себя. А для этого нужно стать сильным. Эйр стянул волосы алой лентой и кривенько ухмыльнулся своему отражению. Сходство с отцом усилилось. Вот так и выглядит чудовище, все правильно. Зачем плакать — чудовища живут неплохо. Надо тоже им стать, и все будет хорошо.

А пока… Эйр бросил взгляд на ровно застеленную постель брата и поморщился. Стоит привести в порядок свою, а то старик снова начнет нудеть.

Эйр не знал, почему называл опекуна в расцвете лет стариком, не помнил даже, когда это началось. Опекуну не было еще и двух из отведенных элькринам пяти сотен лет. Так уж повелось у них, старик и старик. Может, потому что душный. Может, потому что больной. Может, потому что старик, и все этим сказано.

Но старику вечно все было не так! Кровать не застелил, книги на столе забыл, вещи в шкаф не сложил. Казалось бы, мелочь. Но ведь в комнате два стола, один шкаф и две кровати. И почему-то у родного сына, Нира, книги на полку возвращены, на столе порядок, вещи в шкафу, и даже кровать такая, будто на ней ни разу никто не спал! А приемный Эйр нет-нет, да забудет то одно, то другое.