Зал

У вас был дома зал? У нас — был. Слово то какое — ЗАЛ! А? Сразу некий незримый фрак надёжно сковывает тело, а у входа истово выгибают богатырские груди колесом строгие швейцары в ливреях. Милости просим в наш зал, проходите, господин хороший!

Ну, пойдёмте в зале чай пить будем — говорит мать, не умещающимся уже на кухне, гостям. Раскладывай стол, отец! И все шли с кухни в зал, сразу как-то приосанившись, подбоченясь как-то, в зал же, как-никак идут, а отец мой уже там, распахивал гостеприимно полированные объятия стола.

И скатёрка с кружавчатой бахромой и плохо заглаженными следами сгибов стелилась, и венец творения инженерной мысли — электрический самовар призывно и празднично свистел, и появлялись подозрительно одинаковые и красивые чайные приборы.

У всех такие приборы имелись — белые, в тёмно-синюю сеточку с щедрыми вкраплениями позолоты. И блюдце к каждой чашке прилагалось. И чайные ложки из коробки — тоже все как на подбор — одинаковые!

И это было одновременно и торжество и немного как бы святотатство. Потому что зал был определённо храмом. Храмом успешного благополучия и солидного достатка. Какая семья без зала? Дрянь, а не семья! А чаёвничать в храме — это грех. Приблизительно такой же грех, как пользоваться красивыми чайными чашками в сизую сеточку с позолотой в обычный дни. А может даже и хуже.

У нас в зале, как и у всех, роль алтаря выполняла стенка. Стенка и мягкий уголок — это вообще главные потрясения и разочарования моего детства. Я когда услышал, что мать, через знакомую тётю Наташу, и звонки лично (далее трубка телефона прикрывалась рукой и шёпот материнский становился таким, что решительно ничего нельзя было расслышать, кому там лично звонили ещё) достала нам всем шикарную стенку, и папа срочно должен за ней ехать, иначе — пропадёт, уйдёт стенка наша, я сразу представил себе что-то вроде крепостной стены замка. С зубцами, узенькими бойницами и крутыми лесенками. Так же в комплекте, как я свято надеялся, к такой стенке просто обязаны были идти латы, мечи и щиты! Я очень тогда переживал за отца, понимая какая ответственность лежит на его широких плечах. Мыслимое ли дело — доставить в квартиру стенку! Я ждал. Своя, собственная стенка! Буду, в красивом шлеме забираться на неё и светить в непроглядный мрак средневековой ночи маленьким факелом. Красота!

Увидев же какие-то коробки, всем своим естеством напоминающие обычный шифоньер, я с горечью почувствовал, что доспехов и мечей точно не будет. Но ещё надеялся, что все эти дверцы — внутренняя часть, и сейчас появятся мшистые камни и ржавые скобы. Но судьба крайне жестока к детям.

Три дня отец с приятелями скручивал по вечерам эту стенку, и чем дальше они продвигались, тем больше я понимал — что это провал. Чудовищно поблёскивая, исполинский, тёмно-коричневый шкаф занял кучу места и не принёс лично мне никакой радости. Чего нельзя было сказать о гостях, которые заходили и, с излишней экспрессией всплёскивая руками, заявляли, что эта стенка — чудо как хороша. И мать довольно соглашалась с ними, а отец — вот он тоже, как мне казалось — не до конца понимал, в чём тут удача и где именно — счастье.

Тоже самое и с мягким уголком. Никакого угла, обитого чем-то мягким, пригодным для весёлого прыганья — а лишь сплошные унылые кресла. Диван и журнальный столик. Прямо вот журнальный и никак ни иначе! Чтобы вот сидеть, брать с него свежие и не очень журналы, и, самодовольно поглядывая на своё отражение в сияющих гранях стенки, почитывать интересные статейки, громящие мир чистогана, или фантастический роман с продолжением в следующем выпуске.

В стенке-алтаре сами собой начинали потом образовываться различные артефакты и святыни, каждая из которых имела свою сложную историю возникновения и несла всему миру вполне конкретный посыл. Хрустальные бокалы и салатницы сообщали, о безупречном чувстве стиля, проживающих здесь людей, типовая, штампованная гжель и хохлома — о тонком понимании высокого искусства, плотно втиснутые, золочёные корешки полных собраний сочинений — о безграничной глубине и небывалом богатстве внутреннего мира, равно как и о титанической степени духовного развития, а изящные подсвечники с ни разу не зажигавшимися свечами — о пропасти романтики и бездне изысканности, царящей на этих самых квадратных метрах, на которых вы тут все сейчас стоите. Фарфоровые скульптуры красавицы дореволюционного фасона и косули тоже явно о чём-то говорили, но я точно уже не помню — о чём.

Году в девяностом в стенке , по соседству с (о боги!) цветным телевизором завёлся дорогой, чёрный видеомагнитофон. И первое время он выполнял совершенно несвойственную себе функцию, а именно — вызывал восторженно-завистливое обмирание у гостей. Ибо кассет было всего две, и обе — с какими-то невероятно тоскливыми детективами. Потом, через запру лет, когда лотки с кассетами заполонили всё, рядом с видаком, (да-да, не видик, а видак) выросла внушительная стопка кассет. Каждая — с автографом главы семьи, ибо кассетами было принято меняться с проверенными людьми, и, не смотря на то, что люди были проверенными, не стоило забывать о безопасности частной собственности, так что метка стояла на каждой кассете. Но это помогало не всегда и иногда кассеты уходили, автоматически зачисляя людей, способствующих этому прискорбному факту в позорный легион неблагонадёжных.

Вот радиола, стоявшая выше телевизора — радиола была классная. На ней можно было слушать пластинки, и пластинок в отличии от кассет — было у нас изрядно. И слушать их нужно было особым способом: обязательно зимой (ну кто же слушает пластинки летом?), когда стемнеет, выключив свет, чтобы только лампочки самой радиолы уютным жёлтым светом освещали кусочек таинственного мира, и академические голоса, потрескивая и пошипливая рассказывали бы что-нибудь невероятно интересное, пусть уже и в третий раз. Какая разница?

Ещё в зале стоял торшер и висела чеканка, изображавшая голую тётю, обнимающую лошадь. Ну на самом деле тётя была вроде как в платье, но оно так её облипало, что тётя была как голая. А у лошади косые глаза. И часы с золотым циферблатом, в которых потом своевременно не поменяли батарейку и она потекла и попортила обои. Вот шуму то было!

Но, что-то я тут расписался, самому уже лень писать, ребята. Хорош вспоминать то! Пойду ка я лучше в зал, чаю попью из красивого сервиза, да телевизор посмотрю! Цветной!

soba4ki@