К флэшмобу о волшебных существах

Я не уверен, что то, что я пишу, -- фэнтези или сказка. Уж точно не в чистом виде. Но волшебным существам там место находится, хотя и своеобразное: то в снах героев, то в их видениях, вызванных помраченным рассудком, то в пересказах легенд и книг...

Сегодня, кстати, день рождения Толкина, а героиня большинства текстов из моего цикла "Камбрийский апокриф" -- пламенная толкинистка, пусть и не державшая в руках ни оригинального текста Профессора, ни даже перевода. Так что часть существ придет в ее фантазии прямиком из Средиземья. А другая часть явится из кельтских и германских легенд.

Итак, поехали! Всё -- из "Этайн, дочери Хранительницы".

1. Сон Таньки с эльфами и энтами

Мглистые горы, надвинувшиеся на Одинокие Земли с востока, куда выше камбрийских. Местность в Срединной Земле, где сейчас оказалась Этайн, расположена совсем недалеко от их отрогов и сама покрыта высокими холмами. Вокруг сиды раскинулся лес – старый, величественный, могучий. Прямо перед ней смиренно застыло странное существо, одновременно похожее и на гигантского неуклюжего человека, и на могучую старую березу. Существо это склонило большую лобастую голову, покрытую плакучими березовыми ветвями, молитвенно сложило перед испещренной трещинами и поросшей лишайником грудью белые в черную крапинку руки и смотрит на сиду умными темными глазами с мольбой и надеждой.

Этайн и две ее соплеменницы из народа нандор готовятся к великому таинству. Западный ветер – посланец Манвэ Сулимо, верховного короля Валар – несет с дальних Синих гор теплый воздух, развевает зеленые платья девушек и их длинные по-ведьмински распущенные волосы – золотые у Митреллас, серебряные у Нимродэли, медные у Этайн. Сейчас они втроем направят дарованную им Владычицей Земли Йаванной и Владыкой Деревьев Ороме силу на это существо – пастуха берез – и оно обретет способность говорить, а вместе с нею – свое имя, Фладриф. Вот Митреллас начинает Песнь, дарующую речь, – ей петь лишь первый куплет, потом ее сменит Нимродэль, а потом настанет очередь Этайн. Язык, на котором звучит Песнь, – даниан, нандорский диалект синдарина, и Этайн вдруг начинает сомневаться, правильно ли это – направлять силу Валар искаженным вариантом искаженного квенья. Но раздумывать уже некогда, свой куплет заканчивает Нимродэль, Танька сменяет ее… Слова Песни сами рвутся из ее груди, и вот уже на берестяном лице пастуха берез прорезается извилистая линия рта, вот она растягивается в радостной улыбке, вот Фладриф благодарно кланяется сотворившим чудо нандорским девам, вот произносит свои первые слова...

2. Мнимая банши -- всего лишь недоразумение

Мабин сидела на покрытой росой траве, не замечая, как промокает ее одежда, и никак не могла заставить себя взяться за полоскание белья. Мысли в ее голове сменяли одна другую, становясь все печальнее и печальнее. Почему же Сулис, могучая богиня-целительница, так легко позволила себя схватить? Неужели же была права старая ключница Хедра, когда говорила, будто бы прежниебоги после ухода короля Артура вовсе лишились своей силы? А может, и Неметона, родная сестра Сулис, склонила голову перед богом христиан как раз-таки от своего бессилия?

Вздохнула Мабин, потянулась было за пахнущей мылом хозяйкиной нижней рубахой — и раздумала, махнула рукой. Совсем уж страшная мысль пришла ей в голову: а что, если Сулис — не сестра Неметоны, а сама Неметона и есть? Говорил же прибившийся как-то раз к слугам на ночлег бродячий друид-ирландец, будто бы Морриган, Бадб и Неметона — не три сестры, а три обличья одной и той же богини! Так отчего бы не быть у нее и четвертому обличью, и пятому?.. А уж если королева из народа англов пленила Хранительницу Британии — это же беда, какой, кажется, не бывало на Придайне со времен окаянного тощего Вортигерна! Ну, и зачем стараться, полоскать тяжеленное белье, если теперь всему конец?! И случилось это из-за нее, из-за дуры!

Снова в воображении Мабин нарисовалась хитроватая, ленивая, однако добрая и веселая Севи, с которой она вечно то ссорилась, то мирилась. Вспомнился и немолодой, но все равно красивый и ловкий рыцарь-элметец Эйдин ап Кинвелин, тот, что давно заглядывался на Мабин и однажды пообещал ее выкупить и взять в жены. Мабин после этого даже стала втайне от всех приглядываться к уютным домикам в предместье Кер-Ваддона... А теперь, похоже, все ее мечты разбились вдребезги! И так горько и досадно стало несчастной Мабин, что она разрыдалась во весь голос.

Опомнилась Мабин от отчаянного крика. Кричала девушка — совсем рядом, громко, испуганно, почему-то по-ирландски. Мабин только одно слово и разобрала — «банши». Ну, кто такие банши, она представляла себе хорошо: эти фэйри водились и на Эрине, и на Придайне, только камбрийцы называли их иначе — гурах-и-рибин, старухи полосы́. Не дай бог услышать плач и стенания гурах-и-рибин: тот, кого она помянет в своем крике, недолго проживет на этом свете! Вот и испугалась Мабин не на шутку. Подскочила она, корзину опрокинула, заозиралась по сторонам — а никакой страшной старухи-то нигде и не оказалось!

Зато совсем поблизости обнаружились двое каких-то непонятных людей — старик и девушка. Старик был невысокого роста, с бритым лицом и по-римски коротко остриженными желтоватыми волосами. Одетый в ярко-красную куртку, украшенную зелеными узорами, и в узкие желтые штаны, он мог бы, пожалуй, сойти за щеголя-богача — вот только на его одежде красовались многочисленные заплаты и следы штопки. Девушка же, ростом чуть повыше старика, плотненькая, какими бывают хорошо знакомые с сельским трудом молодые крестьянки, и прямо-таки ослепительно рыжая, была наряжена в поношенное красное саксонское платье, расшитое цветочными узорами на манжетах и воротнике. Вцепившись в руку своего спутника, она с ужасом смотрела на Мабин — а старик, закусив губы и весело блестя глазами, едва сдерживал смех. И выглядела эта пара так странно, так нелепо и потешно, что слезы у Мабин тут же высохли, а на губах ее сама собой нарисовалась улыбка. Даже страх — и тот не то чтобы совсем улетучился, но изрядно ослабел. Однако опасение все-таки осталось.

—Где это вы увидели банши, почтеннейший? — осторожно спросила Мабин — и снова осмотрелась вокруг. Потом, не дожидаясь ответа, решила на всякий случай повторить вопрос по-ирландски — как уж умела, конечно. Так-то до разговоров с ирландцами, кроме, разве что, друидов да монахов, Мабин обычно не снисходила и вообще очень их не жаловала — за драчливость, за неумеренную любовь к крепкому элю, а главное — за былые разбойничьи набеги, память о которых на родине ее предков передавалась из поколения в поколение. Но когда где-то рядом прячется гурах-и-рибин — тут уж с кем угодно заговоришь с перепугу!

Ирландский язык, по правде говоря, у Мабин получился своеобразный — почитай, одни камбрийские слова, перековерканные на гаэльский лад. Так что едва лишь старик вопрос услышал, как тут же не выдержал, расхохотался. Да и девушка, хоть его руку и не отпустила, заулыбалась и покраснела, да так густо, как только рыжие и умеют. А потом вдруг и вовсе удивила — заявила, произнося камбрийские слова с противным ирландским выговором:

—Да это же мы тебя́ за банши приняли!

3. Столь же мнимые пикси -- мистификация, устроенная мошенником-чревовещателем.

— Робин сейчас с королем пикси разговаривает, — оповестила Гвен, показав пальцем на потолок, а потом зачем-то уточнила: — Ну, с самозваным королем, конечно.

А Орли вдруг мрачно добавила:

— Вот только пикси у него, кажется, настоящие.

И правда, сверху доносились звуки бурного разговора. Говоривших было несколько, но господина Эрка среди них Танька опять не услышала. Зато легко узнавался насмешливый голос Робина. Ему в ответ то раздавался задорный молодой тенорок, то верещали, перебивая друг друга, странные писклявые голоса. Голосов этих звучало не меньше трех, и каждый выговаривал слова на свой лад: кто шепелявил, кто заикался, кто гундосил в нос. Говорили они по-бриттски. Иногда в их речи проскакивали незнакомые думнонские словечки, и все-таки Танька понимала почти всё.

Впрочем, слушать «писклявых» было совсем неинтересно. Они несли сущую околесицу: то хныкали, то хихикали, то переругивались друг с другом. Однако стоило Таньке немного отвлечься, как голоса вдруг разом затихли. И в наступившей тишине заговорил обладатель тенора — теперь уже совсем не задорно, а скорбно и торжественно:

— Сам посуди, почтенный путник! Моя ли вина, что здешние жители так слабы духом?

— Ох, и слабы! — плаксиво подхватил совсем тоненький голосок и вдруг горько разрыдался.

— Слышишь, путник? Вот и мои подданные полагают так же, — вздохнул уже знакомый тенор и тут же сочувственно продолжил: — Полно, Туми, не убивайся так! Разве плохо тебе живется в моих владениях?

— Хорошо! Хорошо! Хорошо! — загомонили тут же на разные лады «писклявые».

— То-то же! — довольно произнес тенор. — Видишь, я забочусь как могу об этих несчастных: ращу их, учу — а жалкие людишки... — он снова печально вздохнул и продолжил нараспев: — Открою тебе страшную тайну, почтенный путник! Знаешь ли ты, что ждет души умерших младенцев, которых не успели окрестить? Так вот, эти несчастные души не попадают на небеса, ибо без крещения нет оставления грехов, в том числе первородного, который лежит и на них тоже. А потому доселе они всегда отправлялись в ад.

— Да знаю я об этом, — тихо пробурчал Робин. — Дальше-то что?

— Но ты ведь не ведаешь самого главного, о путник! — возгласил тенор. — С некоторых пор это не так! Сам великий Эмрис передал мне тайное знание...

От неожиданности Танька вздрогнула. Меньше всего она ожидала услышать сейчас имя своего покойного деда! Неужели этот юноша — его ученик? Но ведь дедушка умер много лет назад, да и не владел он никакими тайными знаниями о судьбе некрещеных душ!

Однако тут же отыскалась если не разгадка, то хотя бы догадка. Да мало ли Эмрисов на свете! Мерлина вот тоже, говорят, звали этим именем. А что, если этот человек выдает себя за ученика Мерлина? Ну вот как можно так бесстыдно врать?!

— ...И я зовусь теперь королем... — продолжал тем временем тенор.

— Артуром! — хмыкнул вдруг Робин. Прямо-таки подслушал Танькины мысли!

— Королем пикси! — договорил тенор как ни в чем не бывало. — А мое имя — что тебе до него?

— Да здравствует наш король! Наш славный король! Наш добрый король! — немедленно подхватили «писклявые».

— Слышишь, путник? — самодовольно произнес «король пикси». — Ишь как они меня называют-то, а! Славный, добрый! Ну, так еще бы им меня не любить! Сам посуди: что́ лучше — томиться в аду или жить среди славного народа? А кто помог несчастным некрещеным душам остаться на земле? Кто обратил их в пикси, кто облек их плотью? И кто — даже страшно сказать! — подарил им надежду когда-нибудь вернуться к своим родителям? Это ведь всё сделал я!

— Наш король! — снова наперебой закричали «писклявые». — Наш добрый король!

А Танька тем временем лихорадочно размышляла. Конечно, всё это явно было каким-то невероятным, безумным обманом! Почему, например, этот «король» и его подданные-пикси никогда не говорят одновременно? Почему они так часто повторяют одно и то же? И снова ей пришла на ум мысль о каком-то механизме. Потом Танька вдруг вспомнила про птиц — грачей, ворон, скворцов, которых некоторые умельцы будто бы выучивали человеческим словам. Однако после поимки странной пищащей бабочки ни одна из догадок не казалась ей убедительной. Больше же всего Таньке сейчас хотелось, чтобы Робин как можно скорее остановил это безобразие.

И Робин опять словно бы прочитал ее мысли.

— Слушай, король Незнамо-Как-Звать! — вдруг весело воскликнул он. — А спорим, я отыщу твоих пикси!

Однако «король пикси» ничуть не смутился.

— Много ли трудного в том, чтобы их отыскать? — тотчас уверенно отозвался он. — Уж это-то, поверь мне, сможет любой. Зайди сюда и посмотри сам, какие они славные и безобидные. Уверен, что ты раздумаешь их выгонять!

— Выгонять? — удивленно переспросил Робин. — С чего ты вообще решил, что я хочу выгнать твоих несчастных подданных?

«Вот это да! — с удивлением сообразила вдруг Танька. — Да ведь Робин ловчит точь-в-точь как полагается фэйри! Он же вовсе не обещает их не выгонять! Он всего лишь спрашивает, почему "король" так думает!»

— С чего? — переспросил «король». — Тебя же зовут Хродберт — так, почтенный путник?

— Ну, положим, — согласился Робин. — И что с того?

— Тут вот какое дело, почтенный пут... почтенный Хродберт, — вздохнув, скорбным голосом ответил «король». — Крошка Туми, сын здешнего хозяина, жалуется мне, что некий Хродберт из Кер-Брана вознамерился выгнать его из родного дома. Впрочем, конечно же, это мог быть и какой-нибудь другой Хродберт...

— Возможно, — равнодушно ответил Робин. — Знал бы ты, король Незнамо-Как-Звать, скольких Хродбертов видел я за свою жизнь! А уж если с ними вместе сосчитать еще Хродгаров и Хродвигов, а потом добавить Гибертов и Нитбертов...

— Ну, раз так... — «король» вроде бы замялся.

А затем скрипнула дверь, и почти сразу раздался насмешливый голос Робина:

— Ну, и где же они, твои подданные, король Незнамо-Как-Звать?

Замерев от нетерпения, Танька вслушивалась в происходившее наверху. В ее воображении уже нарисовалось во всех подробностях дивное зрелище. Вот Робин выволакивает за шиворот из комнаты тщедушного лохматого мальчишку с прыщавым лицом. Вот вслед за ним выкатываются в коридор дрожащие от страха востроносые корявые существа ростом с ягненка. Вот все они — и пикси, и их прыщавый король — сломя голову несутся вниз по лестнице, выскакивают на улицу, разбегаются по окрестным кустам...

— Не видит! — огорченно пропищал наверху тоненький голосок.

Танька опомнилась. Усилием воли прогнала виде́ние. Да что за глупость такую она выдумала? Нет у этого «короля» никаких пикси — и быть не может!

— Не видит! Не видит нас! Ох, не видит! — застонали, захныкали наперебой писклявые голоса.

На этот раз шумели они очень долго. Когда же голоса все-таки угомонились, опять заговорил «король пикси».

— Ох, забыл я сказать тебе, почтенный Хродберт из Кер-Брана! — сокрушенно произнес он. — Моих подданных и правда может увидеть едва ли не каждый, но есть одна загвоздка. Понимаешь ли, славные соседи — они ведь показываются только своей родне. Правда, у нас в Британии почти во всех жителях течет хотя бы капелька крови волшебного народа, и поэтому...

Тут «король пикси» вдруг запнулся. Затем раздался хлопок, словно кто-то всплеснул руками. А вслед за этим «король» сокрушенно продолжил: 

— Да как же я сразу-то не догадался! Хродберт — это ведь не британское имя! Ты же небось родом не с нашего острова!

— Ох как жалко-то! — пропищал вдруг тоненький голосок. — Как же ему не повезло!

— Обожди, Туми! Не до тебя мне сейчас! — цыкнул на него «король».

— Так жалко же его! Ох как жалко! — всхлипнул в ответ «Туми» и вдруг горько заплакал.

И снова заговорил «король» — теперь уже иначе: обеспокоенно, участливо:

— Да что случилось-то, дорогой мой Туми? Не томи уже, говори как есть!

Рыдание тотчас прекратилось.

— Если бы он видел меня... О, если бы он меня видел! — пропищал голосок. — Я бы смог тогда показать ему опасность, предостерег бы от нее, — а так... — и он вновь всхлипнул.

— Ну так просто расскажи мне о ней! Будто я со слов не пойму? — хмыкнул Робин.

— Ох, почтенный дядюшка Хродберт, — ответил «Туми» с сожалением. — Есть вещи, которые никак нельзя произносить вслух: не то они непременно сбудутся!

— Почтенный Хродберт, — вдруг обеспокоенно вмешался в разговор «король». — А дело-то, кажется, нешуточное! Мои подданные — они ведь такими словами не разбрасываются!

— Нешуточное! Ох, нешуточное! — тут же пискляво подтвердил «Туми».

И вдруг все замолчали. Потянулись томительные мгновения тишины.

— Вот что я скажу тебе, почтенный Хродберт, — задумчиво произнес наконец «король». — Выход можно найти всегда.

— Да что ты говоришь! — немедленно откликнулся Робин. — И почем?

— Да мне-то самому ничего и не надо, — равнодушно ответил «король». — Но для обряда понадобится славная кровь. Сам понимаешь, так просто ею с нами никто не поделится.

— А ты, как я погляжу, не промах! — хохотнул Робин. — Слушай, король Незнамо-Как-Звать, мне это даже нравится. Только знаешь что: тебе сильно не повезло. Уж такого-то снадобья у меня у самого хоть отбавляй.

— Ох... — вновь завел свою песнь писклявый «Туми». — Обманули беднягу, обманули... Откуда взяться у него настоящей крови, откуда!..

— Эх, король Незнамо-Как-Звать! — вдруг весело выкрикнул Робин, перебив горестные завывания. — Ну что это такое? Одни охи да ахи — право, скучное у тебя представление! А как по мне, уж если веселиться, так по-настоящему.

— Хм... — «король» вроде бы задумался ненадолго, но потом оживился: — А давай! Ты, я смотрю, любитель спорить — ну так поспорим, что ли? Чье снадобье действеннее — тот и выиграл! А кто выиграл, тот и ставит условия. И еще: когда один свое снадобье показывает — другой не вмешивается. Идет?

— Идет! — немедленно согласился Робин. — Когда проверять будем?

— Ну, меня-то придется ждать недолго, — заявил «король». — Скоро начнут возвращаться здешние работники — вот сам всё и увидишь!

— Я тоже откладывать не стану, — уверенно ответил Робин. — Сразу после тебя свое снадобье и покажу.

— Договорились! — воскликнул «король».

— Уговор! — вдруг пронзительно взвизгнул «Туми».

— Уговор! Уговор! Уговор! — загалдели остальные «писклявые».

А потом воцарилась тишина. Замолчал Робин, замолчал «король», затихли его неугомонные подданные. Время потянулось медленно, словно густой вересковый мед — Таньке даже почудился во рту его терпкий горьковатый привкус.