Последний кусочек колбасы

Отказалась от мяса с незапамятных времен и ни­ сколько не жалею об этом. Хватит уничтожать братьев наших меньших. Рыба? Рыба — другое дело. Вот поду­майте сами: если Ной собирал в ковчег всякой твари по паре, кого там не было? 

Рыб. Почему? Да потому что какой смысл спасать рыб от наводнения? 

Вот поэтому рыбы не наши побратимы и родственни­ки, не те, чье спасение было санкционировано свыше, — исходя из этого, рыб есть можно. 

Во всяком случае, это я так научилась отшучиваться. 

А на самом деле ковчег здесь, конечно же, ни при чем. Просто однажды я начала замечать, что после са­мой обыкновенной котлеты не могу не то что прыгнуть повыше, а даже двигаюсь словно беременная слониха. Не ем мяса – и спокойно порхаю по сцене. И еще одно: невыносимо после трапезы видеть на тарелки кости. Ощущаешь себя в кунсткамере или на кладбище домаш­них животных. 

Ну, в общем понятно. Решила отказаться от мяса, ска­зала — отрезала. Сначала не хватало чего-­то, потом при­выкать начала. Иногда брат или мама спросят: ну ты хоть в этом году попробуешь мяса? Я только плечами пожимаю. Зачем? 

Но вот настал момент, когда после десяти лет воз­ держания от поедания безвинных животных я все же нарушила свой обет. 

Произошло это в Японии, в клубе, где я работала. 

В заведении тогда была хима — дико скучное время, когда за целый день не зайдет ни один клиент и все ра­ботающие там девочки вынуждены сидеть в вечерних платьях и полном гриме, ожидая невесть чего. Танце­вать для пустых столов и скучно торчащих в проходах официантов, обрывать телефоны знакомым, умоляя их хотя бы ненадолго заглянуть в клуб? 

В один из таких унылых вечеров к нам неожиданно заявился страшно вредный тип, с которым при лучшем раскладе я бы точно за один столик не села. Но сейчас мы и такому гостю были рады. 

За что мы его не любили? Вроде и собой недурен, и умишко какой­-никакой у мужика наличествовал. Про­сто больше всего на свете обожал он издеваться над людьми. То назначит девушке встречу минут за пятнад­цать до начала работы: мол, поднимемся вместе в клуб, а я упрошу хозяина с тобой погулять. Девчонка ждет, волнуется, звонит ему на трубку. А он ей отвечает: мол, уже близко, в пробке застрял, уже видит ее. 

А потом за пару минут до начала работы, когда у де­вушки уже истерика, возьмет да и отменит все: дескать, дело неотложное появилось. Вот и несется бедняжка на работу, ломая каблуки и мешая на лице слезы с кос­метикой. Опоздание — 300 баксов, такие деньги на до­роге не валяются. 

Или для смеха возьмет и вместо пенки для волос подсунет крем для депиляции… На тюбике ведь иерог­лифы — попробуй разберись. 

В общем гад он, хоть и японец. 

А в тот день по всем приметам вижу: ко мне решил прикопаться. Сидит в компании филиппинок и двух украинок, и всей компанией они на меня взгляды ки­дают. То он посмотрит, то они, то он, то они… 

Наконец позвали меня за стол. 

— Ты самая белая в клубе! — смотрит на меня, по­сверкивая очками­половиночками. 

— Возможно, — скромно опускаю глаза. «Самая, са­мая, это все знают. Японки за такую белизну состояния спускают, а на меня это совершенно бесплатно свали­лось». 

— И лучше всех танцуешь? 

«Тоже не поспоришь. Звезда шоу, она и в Африке звезда». Смотрю, пытаюсь понять, какую каверзу для меня изобрели. Не может же он без гадостей. 

— Ичибан?! 

— Нет, вот это неправда. Ичибан, то есть первый но­ мер — за моей подружкой Линдой. У нее отличный японский и гостей больше. Мои же в основном на шоу приходят. Так что далеко мне до совершенства. 

— Все равно самая-­самая… — довольная круглая рожа расплывается в умильной улыбке. 

Ну точно, сейчас что-­то скверное предложит. 

— Я слышал, что ты еще и вегетарианец? Колбаски не желаешь? 

Одна из девушек пододвигает ко мне тарелочку с ак­куратно разложенными кружками салями. 

— Домо аригато. Нику таберу най[1], — кланяюсь я. 

— Табетай[2]? 

— Хай. Содес[3]. 

— Дозо[4],— тарелка двигается ко мне. 

— Нику таберу най[5].

— Иронай дес ка[6]?

— Зен­-зен иронай[7].

В это время одна из украинок подсаживается ко мне, а филипинка начинает что-­то шептать гостю. 

— А за тысячу йен будешь? — бумажка ложится ря­дом с тарелкой. — Один кусочек колбасы за одну тыся­чу йен, — поясняет мне украинка. — Тысяча йен — это десять баксов. Ну что тебе будет от одного кусочка сер­велата? Проблюешься в туалете и все. 

Я отрицательно мотаю головой. 

Передо мной ложится вторая тысячная бумажка. 

— Нет. 

Гость роется в бумажнике и достает пять тысяч йен. 

— Гоминосай, декинай[8].

— Ичи манн[9]?

Девчонки смотрят на меня во все глаза. Ичи манн — 100 долларов. Можно сказать, ни за что. 

Разочарованный гость показывает жестом, что раз­говор закончен. Закрывает бумажник. Я кланяюсь и на­правляюсь к диванчику, с которого за нами наблюдают другие девчонки. 

— Джулия! 

Я снова разворачиваюсь и с дежурной улыбкой под­хожу к тому же столику. Где теперь рядом с колбасой лежат две бумажки по десять тысяч йен. Он решил из­ деваться надо мной по полной программе. 

Следом за второй на стол с мягким хрустом опуска­ется третья бумажка. Триста баксов. За эти деньги мог бы снять себе проститутку и получить удовольствие, а он…

Воздух вокруг нас словно напитан током. Девчон­ки, ожидающие нас на диване, злятся, что я не беру день­ги. Мой мучитель побагровел, глаза блестят, пальцы лихорадочно двигаются в бумажнике. Ну же? 

Я закрываю глаза. Скрип кожи, вздохи и стоны со стороны бара. Мягкий шорох очередной бумажки на столе. Все в порядке. Открываю глаза — четыреста дол­ларов.

Неслабо на сегодня. Тем более, если учесть, что хима, клиентов нет и заработков тоже. 

Но я сдерживаюсь, чтобы не взять деньги в тот же момент. Желающий заставить меня переступить через свое «я» человек не примет легкой победы. Еще бы — самая красивая, самая белая, лучшая танцовщица клу­ба… Я просто не имею права сдаться ему за столь нич­тожную сумму. 

Хотя почему нет? 

— Пятьсот! 

Я смотрю на симпатичные бумажки на столе, но не вижу их, вслушиваясь, что происходит вокруг. Девчон­ки уже не сидят на диванчике – они без разрешения подошли и сгрудились вокруг нашего столика, менед­жеры не строжат. Должно быть, делают ставки: кто кого. 

Перевожу взгляд на сидящую рядом с гостем филип­пинку. И только тут замечаю ее судорожные жесты. Ага, понятно, у него нет больше свободных денег! А значит, ставка уже не увеличится ни на йену, клиент заберет бабло и уйдет, жутко обиженный на клуб. Уйдет и не вернется. И мы будем в этом виноваты. 

Кому в результате лучше? А никому. Я давно хотела вспомнить вкус копченой колбасы, так почему не сде­лать это за 500 баксов? 

Изобразив муку на лице, я сгребаю со стола свои заслуженные сребреники и, выказывая всяческую гад­ливость, беру наконец кругляшек колбасы. Со стороны может показаться, что я запихиваю себе в рот отврати­ тельного таракана или жабу. 

Еще один важный момент: унижение самой краси­вой и самой белой женщины должно быть обязательно публичным, должно быть невыносимым для нее, при­чинять страдания. Только при таком раскладе говнюк останется довольным и не бросит шляться в этот клуб. 

Решив наконец, что необходимый минимум выпол­нен и пантомима удалась, я кладу на язык пахнущий копченостями кусочек колбасы и начинаю его тщатель­но пережевывать. 

Желая подыграть мне, менеджер притаскивает ста­канчик «Хеннесси», дабы я могла запить «отраву». 

Когда­-нибудь, когда у меня будет семья, дети и вну­ки, я соберу их у зажженного камина в нашем доме и расскажу про то, как съела свой последний кусочек от­личнейшей копченой колбасы. Съела за пятьсот бак­сов. Хоть в книгу рекордов Гиннесса отправляй! 

[1]           Большое спасибо. Мясо не ем (яп.). 

[2]           Хочешь есть? 

[3]           Да, конечно. 

[4]               Пожалуйста.

[5]               Мяса не ем.

[6]               Не признаешь?

[7]               Совсем не признаю.

[8]           Извините, не могу. 

[9]               Десять тысяч иен?

Это был фрагмент из книги "Ближнее море", книга полностью выложена на АвторТудей https://author.today/work/169183

и дополнительно хочу порекомендовать книгу "Изнанка веера. Приключение авантюристки в Японии" там все о тех гастролях: https://author.today/work/169178