Двадцать лет на качелях

После месяца очередного почти интимного уединения с пневмонией, депрессией и уже какой-то даже привычной мутью, что регулярно посредством то ли залетного вируса, то ли вовсе чего-то неведомого, невесть откуда заносится в мозг — вот прямо едва воскреснув, получили конкретное приглашение на просмотр нового авторского фильма Николая Якимчука. 

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%BA%D0%B8%D0%BC%D1%87%D1%83%D0%BA,_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87

Фильм называется "Сопряжения, или 20 лет спустя (памяти Алена Рене)". С пиететным предупреждением: это дань уважения великому режиссеру и преклонения перед классиком французского киноискусства. От нашего давно уже Петербурга вашему все еще Парижу... Никак не меньше.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%BD%D0%B5,_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%B

Сквозь пробки на дорогах, заботами городских служб хронически труднопроходимых,  с только что нарисовавшимся февралем в головах, наконец-то начавшим выборочно проявлять очертания предметов, собираемся после праздной субботней суеты небольшим кругом ценителей авторского кино в мастерской Якимчука (Арт-Центр Пушкинская 10). Автор предупреждает: эксперимент! Будет неожиданно... непривычно... странно. Но никакое странно нам уже, собственно, не страшно. Не чип же это в сознание, то и дело метящий туда из установленной без нашего ведома и согласия мутной реальности, а новая честная работа превосходного сценариста, режиссера, автора десятков фильмов о замечательных людях искусства, литературы. Море мыслей и эстетического удовлетворения. Так обещано. 

И именно так немедленно начинает сбываться — с первых минут, озвученных музыкой И. С. Баха в исполнении петербургской пианистки Алисы Духовлиновой. Интересно отметить, что из рабочих вариантов режиссер выбрал не рафинированно-виртуозную студийную запись на безупречном концертном Steinway & Sons, а  трогательную, камерную, на аутентичном салонном C. Bechstein редкой дидерихской поставки начала прошлого века.  Даже чуть-чуть — едва уловимо — расстроенном, что прилично и допустимо для ухоженного домашнего инструмента с букетом легких жалоб — то на близость атакуемых морозами окон в стиле модерн, то на не по-европейски горячо возмущенных этими атаками отечественных чугУнок центрального отопления...

В фокусе интереса автора экспериментального фильма-монтажа, как он его называет, выдающиеся актеры французского кино Сабин Азема, Пьер Ардити, Андре Дюссолье, которых Ален Рене снял в главных ролях в фильме "Мелодрама"  по пьесе Анри Бернстайна.  И через двадцать лет он снял их же в совершенно ином по стилистике, объему и структуре фильме "Сердца" (по пьесе Алана Эйкборна "Частные страхи в публичных местах" ). В обоих произведениях мастер мирового кинематографа использует особый изобразительный прием — место вполне реального действия, его художественное обрамление условно. В "Мелодраме" все происходит внутри яркой театральной сцены, с занавесом между актами, который при этом ни разу перед зрителями не поднимается. В "Сердцах"  по центру действия вдвое больше героев, но легко читаемая условность одна: реальность блеклая, будто размытая, а снаружи в холодном и еще более равнодушном мире непрерывно и однообразно большими хлопьями идет снег.

Можно сказать, что представленная нам работа Николая Якимчука — эксперимент поверх эксперимента. Допустимо ли назвать использованный им прием совмещения двух временных планов сугубо постмодернистским с вольным цитированием киноклассики? Якимчук будто перемещает и совмещает некие образные пазлы, тем самым воздействуя на них, но при этом никак не комментируя — подбирает перетекающие друг в друга эпизоды двух разных фильмов, разведенные во времени и объединенные вроде бы только именами актеров — их лица, образы внешне уже совершенно иные. Но при этом все же ловишь себя на ощущении некоего единства, сшивки фрагментов перестаешь замечать. И становится ясно: единение разных эпизодов не только в том, что оригинальные фильмы создал один мастер. Его ведь тоже изменило время. Но сказать, например, что имеет место просто прием своеобразного как бы фанфика — хоть и от профессионала — тоже не получится. При том, что очевидно — автор  приемом параллелей во времени так или иначе воздействует на восприятие зрителем тех — основных — сюжетов, исподволь затеяв собственную интерпретацию образов и сам заново впечатляясь на пути своих находок. Особенно это касается героинь одной — и не той же? — актрисы,  в отношении к которой автору явно не удается оставаться беспристрастным.

Очаровательная изящная брюнетка с аккуратным каре — порой гипертрофированно вертлявая малышка Маниш — на первый взгляд могла бы сойти за шаблонную красотку из банального бездарного мыла. Но в действительности это не про Ромэн. То и дело в кадре она даже ростом оказывается выше мужчин. А подлинная сила и превосходство таятся в глубоко скрытом плане, где осела мучительная тайна о победившем ее живой ум и натуру «неправильном» чувстве. Силища, способная погубить каждого из этих мужчин, но в итоге отдающая в жертву несвободе и смерти ее саму. Та еще мелодрама, если понимать, что в реальности возможны и иные комбинации гибели вершин этого треугольника. И судьба действительно может не шутить с таким сюжетом. 

А параллельно — из «Сердец» — перед нами зрелая героиня Сабин Азема с растрепанной прической. Это Шарлотт, медленно приносимая в жертву времени и спрятавшаяся от одиночества и ужаса угасания в религиозности. Вот они, рядом — в фильме Николая Якимчука.

Но и в Шарлотт скрыт пласт той силы, что делает мужчин счастливо-беспомощными, безумными и может ненароком ли, по замыслу ли — добить копошащиеся вокруг жертвы биологического угасания. Причем, легко. И двадцать лет спустя мы видим все ту же непостижимую силу, и нет ей препятствия в тайных желаниях, пока есть жизнь. Искусные экспериментальные пазлы автора "Сопряжений..." помогают прочувствовать эти глубины не только в экранных персонах, но и в женщине изумительной судьбы и таланта — великолепной французской актрисе Сабин Азема,  неизменной "во времени и пространстве".