Алексей Крученых

Когда Алексей Елисеевич Крученых умер в возрас­те 82 лет, Корней Чуковский записал в своем дневнике: «Странно. Он казался бессмертным… Он один оставал­ся из всего Маяковского окружения». 

— Крученых верил в возможность бессмертия, в то, что когда-­нибудь ученые изобретут средство против смерти, и стремился дожить до этого благословенного времени, — рассказывает лично знавший его поэт Кон­стантин Кедров. — Крученых верил, что все беды про­исходят от микробов. В доме у него все чашки были черными от марганцовки, которой Алексей Елисеевич обязательно протирал посуду перед употреблением. Посещавшая поэта у него дома Лидия Борисовна Ле­бединская была поражена цветом его посуды. 

* * * 

— В ЦДЛ Крученых заходил по удостоверению Со­ юза писателей, которое он демонстрировал очень стран­но, как будто бы боялся, что документ могут отобрать. Как-­то боком, почти что не вынимая из кармана, — рас­сказывает Константин Кедров. — Дело в том, что в Союзе писателей того времени существовала процедура переаттестации, которую литераторы меж собой назы­вали «переарестацией». По итогам которой вполне мог­ ли отобрать членский билет. Это было страшно! Любо­го писателя практически в любой момент могли выз­вать в секретариат и попросить отчитаться о проделан­ ной работе. Чем бы он отчитывался? 

дыр бул щыл 

убешщур 

скум 

вы со бу 

р л эз 

Его могли спросить: «Где ваши стихи о Родине? О партии?» И что тогда? 

Это было страшное время, тогда удержаться на пла­ву могли только люди с сильной и надежной «крышей». 

Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Василий Аксенов — все они обладали мощнейшими покровите­лями. 

Аксенов был женат на дочери нашего посла в Анг­лии, у Беллы мама была могущественная вельможная особа, Вознесенский… 

Крученых ничем подобным не располагал. Он хо­дил в ЦДЛ, всякий раз ожидая вызова на комиссию, грозной переаттестации, того, что, возможно, его вооб­ще никуда не пустят, отобрав драгоценные корочки. Тем не менее, он не только шел в ЦДЛ, но еще и тащил туда литераторов, не являвшихся членами СП. 

На поэта Крученых ЦДЛ-овская обслуга неизменно смотрела свысока, чуть ли не с презрением: мол, ходят тут всякие. И она же подобострастно кланялась Симо­нову. 

В тот день, когда Кедров проник в Центральный дом литератора в компании Алексея Елисеевича, Крученых повел его в ресторан при ЦДЛ. Там, сидя за столиком и разговаривая о литературе, Алексей Елисеевич тща­тельно, со всех сторон обжигал сыр. Микробы, опять эти опасные, жуткие микробы!!! 

В тот день в ЦДЛ говорили о реализме. Реализм был в моде. 

Крученых: Реализм это что-­то очень мещанское, мечта мещанина о счастье. Все мещане мечтают, чтобы жизнь была реалистическая. Отсюда реализм — мещанская религия. 

Кедров: Слово это французское. Не знаю, что оз­начает. 

Крученых: А я и знать не хочу. 

Захотелось кофе. А ЦДЛ славился тем, что там варили приличный кофе. Вообще в Москве числилось несколь­ко привилегированных местечек, где можно было попить кофе, но везде пропускали лишь по удостоверениям. В тот день кофе в ЦДЛ не завезли. Или завезли, но не для Крученых. 

Тогда Алексей Елисеевич предложил пойти в Дом ученых, утверждая, что кофе там был. Правда, на пол­ пути выяснилось, что «кофе там был, но до войны». 

В Дом ученых их тоже долго не пускали, Крученых пытался доказывать, что он ученый. 

Крученых: Я тоже ученый 

Кедров: Я бедный студент. 

Наконец их пропустили, но кофе там тоже не оказалось. 

Через много лет, вспоминая этот эпизод с поиском в Москве шестидесятых годов XX века кофе, Констан­тин Кедров написал: 

Однажды я беседовал с Крученых, 

— Вы молоды, — сказал он, — вы умны. 

Давай пойдем со мною в Дом ученых, 

Там было кофе, правда, до войны. 

И мы пошли с Крученых в Дом ученых, 

Но не было там кофе для Крученых. 

Это был фрагмент из книги "Ближнее море". Полностью книгу можно скачать на сайте АвторТудей: https://author.today/work/169183