О смертельных буднях

Участок Товой на время отпуска взяли под свои косы ближайшие смерти. Ему и самому по тем же причинам приходится обслуживать их участки. Отпуска, больничные, командировки, отгулы. Дополнительная нагрузка на дополнительную нагрузку дополнительной нагрузки с дополнительной нагрузкой, так как Товой и без того вкалывал за троих. Впору самому полоснуть себя лезвием по адамову яблоку. Но смерть не самоубийца. Убить родную мать или отца - это запросто, завсегда пожалуйста, это служебный долг, а себя - никак. В Высших Университетах Философии и Практики Смертства мозги промывают отменно. В ВУФиПС поступает один из тысячи. Стандартная ситуация, когда из массы в несколько тысяч абитуриентов к седьмому курсу сцеживается экстракт в сотню студентов, из которых выпускные экзамены сдаёт всего дюжина. Естественно, дипломированные слишком ценны для вольного полоскания себя по глотке разными острыми штуками, поэтому университетские психологи с каждым курсом закрепляют в студентах психологический блок, мешающий им причинить себе вред любыми способами.

В конце концов, Земля по индексу планет с разумными существами и так на 1001 месте, а в списке 1349 планет. Что будет, если даже смерти начнут вешаться, прыгать с моста, травиться и стреляться? Вот мастерам войн, болезней, голода, распрей, тем неплохо живётся, они сеют, а самое тяжкое выпадает на долю костлявых, те жнут. Завязать войну просто, всегда найдётся достаточно скотов, которые с удовольствием, по финансовым соображениям, разожгут её горнило, а убить миллионы людей - вот работа, вот это труд.

Поев котлет и запив их жир горячий бутылкой пива, безмятежный и великолепно счастливый, с безмерной лёгкостью и свободой в каждом движении, Товой впорхнул в гостиную, завалился на диван и взял с журнального столика “Над пропастью ни ржи”. В предвкушении двух блаженных часов, полных покоя и любимого занятия, он раскрыл книгу.

И тут же поморщился. Душа этого ублюдка Жробицы, подтерись ею дьявол, месяц валяется в кухонном столе, куда была с крайним омерзением брошена далеко за полночь после виртуозно насыщенного дня. Вспомнил-то о ней лишь когда сдавал дела старшей. И чуть опять не забыл. Если бы не отпуск, неизвестно, сколько бы Жробица ещё провалялся в столе. Пусть он и серийный маньяк-убийца, лишивший жизни 26 человек, в том числе и двух девочек, но души надо доставлять в срок, хотя, как по мнению Товой, некоторые души следовало предать забвению, а не фильтрации через ад. Возможно, это было бы куда более эффективным наказанием.

Сверхосторожный маньяк убивал в разных районах (Товой видел, как умирали три его жертвы) и зацепок не оставлял. На его поимку полиции понадобилось четыре года. А Жробица, просидев в одиночке месяц, возьми да и скончайся от сердечного приступа. 26 душ с нетерпением ожидают прибытия Жробицы в ад, а он лежит себе и лежит в неком столе. Совсем замотался Товой. Надо Модере отдать, пускай заскочит в анидис. А офисные ежи, колючие бюрократы, не могли напоминание отправить. Видать, и их грузят, как ломовых.

После короткой внутренней борьбы Смерть-Товой-профессионал нокаутировал Смерть-Товой-лентяя, не смотря на все попытки того отвлечь профи мыслями о маньяке. Победитель выдвинул столовый ящичек, взял чёрную капсулу с маньячной душой Жробица, сунул её в боковой карман штанов, застегнул на молнию, вернулся в гостиную, снова плюхнулся на диван и в предвкушении полного теперь уже покоя раскрыл “Над пропастью ни ржи”. Итак, впереди два часа увлекательного чтива (наконец-то он дочитает эту повесть!), около часа игры на саксофоне, а после раздаётся звонок в дверь, дверь открывается и перед ним предстаёт столь желанная, столь вожделенная, столь восхитительная Модера… Ах, как же хорошо бывает на свете! Правда, редко. Слишком редко.

(Отрывок из "Смерть и смертен)