Детки — деткам рознь

О детях я пишу много - сказывается педагогический стаж :) Так что участвую во флешмобе

https://author.today/post/354703

"Ученье-свет"

Полдень — время тихое и ленивое. Даже самые шустрые гоблины дремлют по углами, и только пылинки кувыркаются в пустом солнечном зале.

— Папа, а ты знаешь, что это называется "броуновское движение"?

Король гоблинов недовольно покосился на сына. Тот увлечённо листал потрёпанную книгу под названием "Физика для любознательных".

— Я всё знаю. А вот почему ты читаешь всякую ерунду, вместо того, чтобы заниматься магией?

— Это не ерунда, а наука!

— В волшебном мире наука не работает, — наставительно сказал король. — Даже закон всемирного тяготения.

Он взял с блюда апельсин и подбросил к потолку.

— Видишь, не падает.

— Это пока ты его держишь. А когда отпустишь, он всё равно упадёт, — принц хихикнул. — Кому-нибудь на голову.

Он ускакал. Стражники, дремавшие возле дверей, оживились и придвинулись ближе к центру залы, не сводя глаз с зависшего под потолком апельсина. Король вздохнул, поудобнее устроился на троне и закрыл глаза. Увлечения своего сына человеческой наукой он не разделял, но, как говорится, чем бы дитя ни тешилось...

Король снова заснул. Апельсин висел под потолком и не падал. Стражники сглотнули слюни. Самый нетерпеливый поднялся на цыпочки и потыкал в упрямый фрукт копьём. Апельсин пискнул, выпустил перепончатые крылышки и улетел в окно. Стражники понимающе переглянулись (опять его величеству фантасмагории снятся!) и поплелись на свои места.

Сонное оцепенение замка разорвали внезапные вопли:

— Горим!

Король подскочил на троне. В зал ворвалась машущая лапами толпа гоблинов:

— Горю! Горим!

Король ухватил за шиворот первого попавшегося под руку гоблина.

— Где пожар?!

— Какой пожар? — гоблин растерянно захлопал круглыми глазами. — Нету пожара, ваше величие!

— Чего же вы орёте, будто горите?

— А мы теперь звёзды! Принц в своей книжке прочитал: если как следует побегать, внутрях у тебя махонькие-премахонькие частички тоже забегают. И так тебя разогреют, что будешь прям как солнце!

— Так звезда или солнце? — уточнил король.

— А все звёзды — это чьи-то солнышки!

У дверей двое раскрасневшихся гоблинов, от которых уже пар валил, поймали кота и начали греть. Кот сначала отбивался, потом разомлел.

— Отправляйтесь лучше на кухню! — скомандовал король. — Воду кипятить. Всё польза будет.

Он подошёл к окну, понаблюдал, как бегает по двору принц в окружении своей разгорячённой свиты. Термодинамика в действии! Ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы замок устоял. Король содрогнулся, вспомнив, чем закончилось увлечение принца химией. Пришлось заново отстраивать угловую башню, разрушенную до фундамента. Пусть лучше играет в эту смешную физику. По крайней мере, безопасно.

Король ещё не знал, что последняя глава "Физики для любознательных" называется: "Как собрать ядерный реактор в домашних условиях".

https://author.today/work/189615

"Из сырой земли"

Яга остановилась возле чахлой яблони, последней из когда-то огромного сада.

— Смотри, все яблоки оборваны! Не нравится мне это. Либо мои заклятья потеряли силу, либо...

— Либо кто-то претендует на нашу территорию.

— И кто же это с ума спятил?

Они пошли дальше, настороженно оглядываясь.

— Стойте!

Из-за мусорных куч возле недостроенной многоэтажки вывернулся кто-то маленький и тёмный, замотанный в рваный полиэтилен. Пахнуло подземной сыростью и одновременно жаром, как из печи. Кощея тряхнуло, словно поблизости ударила молния. Правая рука сама собой перехватила зонт, как меч. Кощей шагнул вперёд, оттесняя плечом остолбеневшую Ягу.

— Чего тебе? Милостыню не подаём.

— Есть хочу, — буркнуло тёмное существо. Голос у него был хриплый, простуженный.

— Ага, вот кто мои яблоки своровал!— Яга обличительно ткнула в него пальцем.

— Это не я! — Существо натужно сглотнуло. — И вообще, они кислые.

Кощей усмехнулся, успокаиваясь. Чем-то этот малыш напоминал ему воронёнка, ещё не оперившегося толком слётка.

— Ишь ты, какой разборчивый! — хмыкнула Яга. — И что же ты от нас хочешь?

— Я… — Грязный полиэтилен зашелестел, топорщась, как настоящие перья. — Я вас съем. И вместо вас буду. Вот...

— Это мы ещё посмотрим, кто кого съест! — Яга улыбнулась. Зубы у неё с возрастом нисколько не сточились, только острее стали.

Малыш попятился. Хотел что-то сказать, но закашлялся — надрывно, взахлёб.

— Подожди-ка, — Кощей осторожно, стараясь не спугнуть, присел на корточки, — ты сюда явился наше место занять?

«Воронёнок» кивнул.

— Хоть бы представился для начала, сменщик.

— Хтонь я... — Из обрывков полиэтилена высунулся острый нос. За ним показались по-птичьему круглые чёрные глаза. — Из сырой земли. Вот... — Он выудил из лохмотьев треснувшие каштаны, приставил к своим глазам. С надеждой спросил: — Страшно?

— Не очень. А подслушивать чужие разговоры нехорошо, — строго сказала Яга.

— Таквы не просто разговаривали, вы записали! Значит, это уже не чужое, а для всех, кто читать умеет.

— В окно подсматривал? — догадался Кощей. — Зоркий же ты, грамотей! Зубы-то хоть выросли?

— Ага… — Он снова закашлялся и с завистью посмотрел на клетчатый шарф Кощея.

— Ладно, хтонёныш, пошли, — вздохнула Яга.

— Куда?

— Домой. Мыться, сушиться и пить чай с малиновым вареньем.

— А можно с мёдом? Я мёд люблю, только я его ни разу не пробовал.

— Как же можно любить, если не пробовал?

— А я нюхал. Тут неподалёку, в магазине.

— Да какой там мёд! — поморщилась Яга. — Подделка одна. Вот я тебя настоящим угощу, как раз племянница прислала.

***

— Надо его как-то назвать. — Кощей склонился над диваном, на котором спал хтонёныш в обнимку с подушкой.

Даже отмытый и накормленный, он по-прежнему напоминал тощего воронёнка — с редкими, едва проклюнувшимися пёрышками вместо волос и жемчужно-серой кожей.

— Имя само придёт, — возразила Яга. — Когда подрастёт и себя проявит. Сам видишь, какой он… недопечёный. Мы-то совсем другие были.

— Ну, ты сравнила! Мы у Матушки-земли первые родились, а эти — последыши.

— Эти? Думаешь, их много?

Они посмотрели друг на друга. Кощей достал из серванта запылённый мобильник, выбрал номер в коротком списке. Зазвучали первые такты композиции «В пещере горного короля» из сюиты «Пер Гюнт». Потом музыка оборвалась и прямо в ухо Кощея прогрохотало:

— Чего надо?!

— И тебе не хворать, Хильда, душа моя! — заискивающе начал Кощей, стараясь не замечать, как Яга насмешливо цокает языком. — Скажи, будь ласкова, утебя не появлялся такой… на воронёнка похож.

— На лебедёнка, — голос старой троллихи изменился. Уже не грохотал горным обвалом, а шуршал галькой в тёплом ручье. — Что, Костлявый, неужто дождались? Услышала Земля наши молитвы, родила новых хранителей на смену!

— Похоже на то. Ты с ним поаккуратнее там.

— Не учи мать детей рожать! — она отключилась.

И тут же мобильник взорвался громогласным птичьим гомоном. Глянув на экран, Кощей скривился. С Лешим они рассорились триста лет назад и с тех пор не разговаривали.

— Это тебя.

Яга хмыкнула, взяла мобильник и ушла на кухню. Дверь закрывать за собой не стала, так что Кощей вынужденно слушал обрывки разговора.

— Доброго вечера, сосед… Не кричи, я не глухая! Кто у тебя? На совёнка похож? Ну, логично… Логично, говорю, глухая тетеря! Да, у нас тоже! Пришла пора... Ты его вырасти сначала, а потом мхом обрастай!

Яга вернулась в комнату. Отдала мобильник Кощею.

— Ворон, лебедь и сова. Интересный расклад получается. Надо бы и остальных проверить. Свяжись с кем-нибудь из Этих… С островов.

— С Ними только свяжись! Да и с кем? Они все под холмы ушли.

— И что с того? Что Верхний мир, что Нижний — одна Земля. Да и не с концами они ушли, наведываются время от времени.

— В Подземелье связь плохая, не дозвонишься.

Яга плюнула, забрала мобильник, прокрутила список контактов и выбрала последний номер. Долго никто не отзывался, только играла вкрадчивая, зовущая флейта.

— Какая неожиданность! — прозвучал наконец бархатный баритон. — Дай догадаюсь: у тебя на руках образовался найдёныш, и ты не знаешь, что с ним делать?

— У тебя тоже?

— Да, бегает где-то. Могу и твоего забрать. Гоблином больше, гоблином меньше…

— Это не гоблины! За ними особый присмотр нужен!

— Обижаешь! У меня ещё ни один ребёнок не умер.

Он отключился.

Яга с досадой бросила мобильник на стол.

— Вот чертополох ходячий! Как ему вообще доверили?!

— А кому из их братии доверять? Не эльфам же.

— Да уж… — Яга содрогнулась. — Ну что, будем остальных обзванивать?

— А смысл? И так всё ясно. Интересно только, кто у повелителя джиннов появился? Хасан ведь огненный. Неужто феникс?

— Скоро узнаем, когда на крыло поднимутся.

Найдёныш чихнул во сне.

— Или не скоро, — вздохнул Кощей. — Хлипкий он какой-то. Если они все такие, долго ждать придётся.

— А ты не торопись, — Яга накрыла малыша ещё одним пледом. — С детьми торопиться нельзя. И вот что, бросай курить! Незачем ребятёнку дымом дышать.

— Так уж и быть, брошу, — пробурчал Кощей. Спорить с Ягой — себе дороже, проще сразу согласиться. — Смотри-ка, улыбается. Интересно, какие ему сны сняться?

— Так давай посмотрим.

Они одновременно закрыли глаза…

https://author.today/work/231638

"Морозный посох"

Малец оказался у Лешего весной, когда только-только расцвела на полянах сон-трава. Мать у Микитки умерла, отец заново женился, а мачехе пасынок не пришёлся по сердцу. Прокляла за разбитый горшок, послала прямиком к Лешему.

Оно, конечно, не впервой. И месяца не проходит, чтобы какая-нибудь деревенская баба ни чертыхнулась или ни лешеканулась. Отправит сдуру своё дитё к Лешему, а потом бежит на опушку, ревмя ревёт, умоляет вернуть. Подарки приносит. А Лешему что, он не беспредельщик какой, вроде Болотника. Ежели с уважением, отчего не помочь? Да и с ума сойдёшь всех младенцев себе оставлять.

Но за Микиткой никто не явился, даже родной отец. Вот и остался. Рыжий, тощий, как лисёнок. Сначала дичился, жался в угол, зыркал испуганно синими глазищами на котёл, думал, сварят и съедят. Потом осмелел, Лешачиху мамкой звать стал. А уж она на приёмыша надышаться не могла. Через весь лес до моря ходила за пухом гагачьим — кафтанчик зимний простегать. Шапку и варежки связала нарядные, с хороводным узором. На полотно для рубахи наилучшую крапиву вырастила.

"Задницу ему надо было той крапивой надрать! — думал Леший, шагая вслед за Карачуном. — Как же это он исхитрился посох-то спереть?"

Тяжёлый посох Микитка, должно быть, волок за собой, отчего на снегу осталась борозда. Карачун свирепел с каждым шагом. Вслух он не ругался, но шипел, как дикий кот, которому медведь хвост прищемил. Леший уже прикидывал, чем откупаться будет, когда они вышли на Большую поляну и разом остолбенели.

Поляну не зря прозвали Большой. На ней случалось всему лесному и болотному народу собираться. Была поляна общей, но за Лесным Хозяином на это место сохранялись особые права. Дуб, который в центре стоял, ещё прадед Лешего посадил. Звери поляну старались обходить стороной, на всякий случай. Но сейчас возле дуба застыли трое волков-сеголеток. Мех дыбом, каждая шерстинка инеем покрыта, глаза блестят льдом, снежинки на высунутых языках не тают. Возле них металась матёрая волчица. То прыгала на дуб, то возвращалась к детям, скулила, лизала морды. Заметив Лешего, волчица кинулась к нему, ткнулась в ноги.

— Вижу, мать, — Леший погладил седую шерсть. — Сейчас разберёмся.

Он мягко отстранил волчицу и шагнул к дубу. Там, в наметённом к могучему стволу сугробе, что-то торчало. Карачун издал стонущий вопль, обогнал Лешего и чуть ли не с головой нырнул в сугроб. Вынырнул с двухаршинным посохом, прижал находку с себе, ощупал и снова взвыл.

— Ты посмотри, что твой поганец сотворил!

К посоху накрепко примёрзли вязаные варежки. Карачун схватил одну, но тут же отдёрнул руку, затряс, словно обжёг.

— Что твоя хозяйка в них вплела? Перо жар-птицы?! Да меня же теперь засмеют! Скажут, посох варежки разинул! Снимай! — он подступил к Лешему.

— Погодь, — буркнул Леший.

Выудил из того же сугроба пару валенок. Задрал голову, прищурился, высматривая в гуще необлетевших бронзовых листьев Микитку. Тот сидел, скорчившись, на суку, зажав ладошки подмышками. Смотрел испуганно, но упрямо.

— Ты зачем волков заморозил, пострелёнок?

— А чего они лося съесть хотели? Лось хороший, он меня на спине катал.

— А волки, стало быть, плохие? Уже не помнишь, как с ними летом игрался?

— Это разве они?!

— А кто же? Я их по осени через овраг отправил, а то многовато в том краю зайцев развелось, объели бы весь подлесок. Вот ты и не уследил, как выросли твои приятели. А лосю так и так пора пришла, старый он, отжил своё.

— А как же теперь?.. — Микитка захлюпал носом.

Леший вздохнул и повернулся к Карачуну.

— Слышь, Зимо... Мороз-воевода, ты уж окажи милость, расколдуй волчишек обратно.

Карачун приосанился, польщённый.

— Я караю, а не милую.

— Так ведь людей караешь, а не зверей лесных. Расколдуй, а я сниму потом это украшение с твоего посоха.

Вот ведь связала Лешачиха, постаралась! "Теперь руки не заморозишь". И ведь не заморозил, что правда, то правда.

Карачун, что-то бормоча себе под нос, обошёл замерзших волков, каждого трижды ткнул нижним концом посоха. Сеголетки зашевелились, заскулили. Волчица запрыгала между ними, вылизывая, дыша жарко на каждого.

Микитка завозился на суку. Выпростал из-под кафтанчика ногу в сбившемся чулке.

— Сиди! — цыкнул на него Леший. — Слезешь, когда я скажу.

Он подождал, пока волки убегут с поляны. Карачун молча подсунул ему посох. Леший подышал на варежки, потянул аккуратно, чтобы ни одна ниточка не порвалась. У Лешачихи бы лучше получилось, но и он этому затейливому рукоделию не чужой. Варежки малость поупирались, но отлепились от посоха. Леший сунул их себе за пазуху.

— Ну что, в расчёте?

— Как бы ни так! — Карачун подбоченился. — Теперь подавай мне своего приблудыша. Я его заморожу.

Микитка испуганно пискнул наверху.

— Сдурел? — Леший расправил плечи. Зима — не его время, в полную силу не поднимешься, одним пальцем сосну не повалишь. Но и сейчас он кое-что мог. — Он мне сын. Я за него отвечаю, с меня и спрашивай.

— Да я и спрашивать не стану! — Карачун замахнулся на Лешего посохом.

— Не-ет! — Микитка свалился с дуба прямо Карачуну на голову и вцепился в посох. Голыми руками.

Карачун стряхнул с себя мальчишку, выдернул посох. Микитка остался лежать на снегу, такой же белый.

— Мда... — Карачун неловко переступил с ноги на ногу. — Он что, не знал?

Леший покачал головой. Откуда Микитке знать, что морозный посох ничего плохого Лешему не сделает. Разве что треснет кора-кожа, да и то весной затянется.

https://author.today/work/170252

"Лесной дедушка"

Он стоял под раскидистой сосной. Бледный, только губы краснеют. Ноги босые грязные, рубашка на груди порвана, вся в бурых пятнах.

— Внучек... — Леший шагнул к нему, обнял. — Родной мой... Как же это? Кто посмел?!

— Они ночью налетели, — Егорка говорил сухо, как взрослый. — В деревне у них кто-то свой. Показали на нас, сказали, что богатые. Батя проснулся, успел двоих топором порешить. Застрелили его. Мамоньку бить стали. Я одного кочергой саданул, так мне руки выкрутили.

Он сглотнул, зябко поёжился. Леший скинул свой зипун, набросил на худые плечи.

— Потом меня ножом тыкали, чтоб она сказала, где деньги спрятаны. Я терпел, дедушка. Я правда терпел, как ты учил. Но так больно было... Мамонька кричала... Потом не помню. Уже под утро очнулся. Они меня в сенях бросили, я замёрз совсем, как зимой. И такой голодный, словно неделю не ел. А кровь остановилась, и силы прибавились. Веришь?

— Верю.

— Их шестеро было, а я их всех убил. И кровь пил. Я упырь теперь, да?

— Ты ведь и сам знаешь, Егорушка.

— Тебе противно со мной?

— Ну что ты, — Леший погладил его по спине. — Я люблю тебя, внучек. Ты прости меня, что не успел.

— Ты ведь не знал. А людей я не прощу. Батя всем помогал, если нужда была. И мамонька детей лечила. А они всё равно косились на нас, плевались за спиной. Я видел. И никто за нас не заступился! Никто!

— Боялись они.

— Пусть теперь меня боятся! Я их всех убью, ни одного человека в живых не оставлю, клянусь! Всю кровь выпью и стану сильным, как вампир в той книжке, которую батя из города привёз. И летать научусь. — Егорка раскинул в стороны тонкие руки. — Только я не хочу нетопырём оборачиваться, лучше филином. Буду с тобой лес охранять. Хорошо я придумал?

— Хорошо. Только ты не торопись, внучек. Отдохни сначала.

— Я думал, придется от солнца хорониться, а оно только жжётся малость, — Егорка потёр глаза и зевнул. — И спать хочется.

— Вот и спи.

Леший поднял внука на руки, понёс, укачивая.

— Баю-баюшки-баю, — забормотал он. Древние слова смертной колыбельной сами приходили на память:

Баю-баюшки-баю,

Не ложися на краю.

С краю свалишься,

Переплачешься.

Придёт серенький волчок

И ухватит за бочок.

Он потащит во лесок

Под ракитовый кусток…

Люди поют такие колыбельные, чтобы отвести от младенцев своих смерть. Но хоть и есть в словах этих сила, да не всем помогает…

Егорка улыбался во сне. Леший брёл, растягивая тропинки, сам себя обманывая ради лишней минуты.

https://author.today/work/161445

"Будь моей сестрой"

Тропка вывела прямо к любимому валуну Импи. Сама она стояла в воде, закинув руки за голову. Вся светлая, как белая ночь. Длинная рубашка, вышитая зелеными нитями водорослей, просвечивала насквозь. На голове сказочной короной сиял венок из белых цветов. Димка радостно заулыбался, как всегда, когда видел Импи. Скажи ему кто ещё месяц назад, что он подружится с настоящей русалкой — на смех бы поднял.

— Ты пришёл! — Импи обернулась.

— Ага, — Димка сбросил рюкзак. — Привет. Я хлеб принёс и сыр, как ты просила.

— А молоко забыл?

— Держи, — он вытащил из бокового кармана рюкзака дедушкину фляжку.

Импи потянулась к ней и вдруг отдёрнула руку.

— Ты раньше в бутылке приносил.

— Да все бутылки разобрали. Бабка туристов ругает, а сама им молоко продаёт. А что не так с фляжкой-то? Я её вымыл, — в доказательство своих слов он отвинтил крышку и отхлебнул, хотя не любил молоко.

— Там знак, — Импи поджала губы. — Внутри.

Димка присмотрелся. Действительно, внутри крышки были выцарапаны какие-то каракули.

— Руны, что ли?

— Нет. Это древнее рун. Защита от таких, как мы, чтобы молоко и воду не портили.

— А ты портишь?

— Чего ради добро переводить? Я молоко люблю, — Импи сложила ладони ковшиком. — Лей сюда.

Пила она не спеша, смакуя каждый глоток.

— Это что же получается, — спросил Димка, осторожно подливая ей молоко, — мой дед колдуном был?

— Это едва ли, — Импи облизала ладони. — Я бы знала. Мы колдунов чуем и не забываем. Но твой дед ведь не отсюда родом?

— Ну да. Он рассказывал, что они из Питера переехали. Сразу после войны. Может, фляжку ему подарили?

Импи покачала головой.

— Такое только своим дарят. Кто-то в твоём роду был из знающих.

— Получается, я потомственный колдун? — Димка вытряхнул ей в ладони последние капли молока. — Круто! Поэтому я и тебя увидел?

Импи облизала пальцы и усмехнулась.

— Ты меня увидел, потому что я этого захотела. А насчет колдовства… — она принюхалась и отступила на шаг. — У тебя кровь идёт!

— Ерунда, выживу, — он убрал фляжку и расстелил на валуне стащенную из бабушкиного комода салфетку. Разложил на ней нарезанный хлеб и сыр. Импи схватила горбушку, прижала к носу. Смотрела она при этом на ссаженное колено Димки.

— У тебя платок есть? Завяжи. Я ведь предупреждала, чтобы осторожнее был на тропе.

— Да чего тут завязывать, царапина просто, — он плюнул на платок, стёр кровь. — Что ты, как бабка моя, зубы заговариваешь! Колдун я или нет?

Импи отвела глаза.

— Такое редко в детстве проявляется. Вот войдешь в возраст, тогда и спрашивай.

Димка расстроился. Здорово было бы научиться колдовать прямо сейчас. Уж он бы знал, что делать!

— Нет в колдовстве ничего хорошего, — горько сказала Импи. — Не людское это дело, Дёмка, забудь. Ты лучше вот что. В следующий раз принеси больше молока, я сварю иванов суп. Когда я была человеком, лучше всех в деревне варила.

— Суп из молока? — не поверил Димка. — Невкусно же.

— Много ты понимаешь! Вкуснее ничего нет. В июне голодно, одним молоком и спасались. А суп из парного варили, сразу после дойки. Парни ходили по дворам и пробовали, у кого из девушек суп лучше. К тем и сватались.

— Это котелок надо, — сказал Димка. — А у меня нет. Давай лучше хлеб пожарим.

— И сыр, — она оживилась. — Жареный сыр ещё вкуснее, чем молочный суп.

Пока Димка разводил огонь в обложенной камнями ямке, Импи принесла два ошкуренных прутика. Нанизала сыр и хлеб.

— Ты чего хмурый такой? Зря мы о колдовстве заговорили, не ко времени. Или нога болит?

— Завтра мать приезжает, — буркнул Димка. — Дуру эту привезет, Даринку. Свежим воздухом дышать.

— Сестру твою?

— Да какая это сестра? Ей что я, что табуретка — без разницы. Ничего не понимает.

— Сколько ей?

— Пять лет. А говорить не умеет, мычит только. Вообще ничего не умеет, пенёк с глазами! Видеть её не могу! Столько денег мать угрохала на врачей, мы бы уже давно квартиру нормальную купили, не ютились бы в однушке. И чего мать не сдаст её в детдом? Ясно же, что нормальной она не станет. Врожденное слабоумие не лечится, я в интернете смотрел, — Димка впился зубами в поджаренный кусок сыра. Проглотил, не чувствуя вкуса. Думать о сестре не хотелось. И так с ней весь год маешься.

Импи сочувственно молчала. Она откусывала от хлеба маленькие кусочки, долго держала во рту, потом бросала в воду. Вокруг размокшего мякиша тут же собирались мальки.

— А меня родители предали, — сказала она. — Жениха моего сгубили, чтобы за богатого меня отдать. Вот тогда я и утопилась.

— Какого жениха? — Димка чуть не подавился. — Тебе сколько было? Лет тринадцать?

— Семнадцать, — она улыбнулась. — Это я сейчас могу выглядеть, как захочу. Тебя вот встретила, потому и стала, как ровесница.

Димка шмыгнул носом. До сих пор неловко вспоминать, как он полез в залив спасать русалку и чуть не утонул.

— Дурацкий был розыгрыш!

— Не злись, — она погладила его по руке. — Ты мне понравился, а иначе я не умею… знакомиться.

— Да ладно, проехали, — он лёг на спину, закинув руки за голову. — А небо сегодня прямо светится, да?

— Конечно, ведь праздник, — она легла рядом. — Самая короткая ночь в году. Самая волшебная. Хочешь, научу, как отыскать клад? Найдем цветок папоротника и...

— Папоротник не цветёт.

— Ой, какой ты умный! — она насмешливо прищурилась. — Сама знаю. Это только так говорят. Просто в эту ночь духи, которые клады стерегут, сжигают накопившуюся на них ржавчину. И над местом клада горит синий огонёк, на цветок похожий. Пойдём, поищем?

— А разве, чтобы взять клад, не нужна жертва? Я читал у Гоголя… — Димка вкратце пересказал "Вечер накануне Ивана Купала".

Импи выслушала с интересом. Она любила сказки.

— Всё правильно, хоть и не про наши места. Но ты не бойся, я договорюсь с духами. У нас свои счёты.

Димка задумался. Клад — это ведь разные старинные монеты. Дорогие, конечно, но без взрослых не продашь. А если маме отдать, она всё на эту дуру потратит.

— Не надо. Давай просто поплаваем. Может, я больше не смогу приходить каждый вечер, мать не пустит.

Импи покладисто кивнула. Они долго плескались, гонялись друг за другом, перекидывались мячиком, который уплыл у туристов, а Импи нашла. Вода была тёплая, как парное молоко.

— Слушай, а до меня ты дружила с кем-нибудь? — спросил Димка, когда они вылезли на берег. Он крепко хранил тайну Импи, но порой очень хотелось поговорить с кем-нибудь, кто знает о русалке. Да и дружить компанией веселее.

— Не помню, — она перестала расчёсывать зеленоватые волосы. Опустила руку с гребнем на колени, уставилась в тёмную воду. — Я мало что помню о себе. Понимаешь, я сплю каждую зиму. Там, на дне. Весной просыпаюсь, а прошлого лета в памяти как ни бывало. Странно, да? А жизнь свою, настоящую жизнь, помню, как вчера было.

— Ты и меня через год забудешь?

Она внимательно посмотрела на него.

— Мне кажется, я тебя помню… немножко. Ты прошлым летом приезжал?

— И позапрошлым тоже, только ненадолго. Тогда дед ещё жив был, он меня на рыбалку брал. А одного к воде не отпускал. Ты меня правда видела?

— Мне так кажется, — она невесело улыбнулась. — Я не хочу тебя забывать. Обещай, что следующим летом придёшь сюда и всё мне расскажешь! И про эту ночь тоже. Обещаешь?

Димке нестерпимо захотелось обнять её, обещать, что он вообще никуда не уедет и всегда будет рядом. Но как такое скажешь? Он ведь здесь всего до осени, а вернётся ли на следующее лето — неизвестно.

— Я постараюсь, — сказал он. — Обещаю. Я очень-очень постараюсь.

Внезапно потемнело. Набежавшие тучи занавесили белое небо.

— Пора тебе, — сказала Импи. — А то дождь скоро начнётся.

— Туристов намочит, — хмыкнул Димка. — Все костры им зальёт.

— И поделом. Они в воду плюют и мальков пугают, — Импи вздохнула. — Но всё равно, я бы хотела снова стать человеком. Только не взрослым, а ребёнком, чтобы прожить заново целую жизнь.

— А я знаешь, чего бы хотел? — Димка сглотнул. Даже в темноте было трудно такое выговорить. — Я бы хотел, чтобы ты стала моей сестрой.

— Правда? — Импи придвинулась вплотную. Глаза у неё засияли, как лужицы, полные лунного света. — А ведь мы можем… На самом деле можем стать братом и сестрой.

Димка ошалел.

— Как это?

— Я тебя научу. Сначала нам нужно смешать нашу кровь...

https://author.today/work/134386