О религии в Арагарте

 Всякий, кто гладит котика, возносит моление Богине-кошке. Всякий, кто кормит котика — приносит жертву Богине-кошке.

Богиня-кошка - не единственная богиня в пантеоне мира романа "У нас в Арагарте", но, пожалуй, самая любимая.

И вот вам кусочек из этого романа, где она неявным образом присутствует:

Эльф увидел привязанного человека, звезду, светильники, обвел долгим тоскливым взглядом всю залу, в том числе и потолок, потом уставился на герцога: глаза круглые, как блюдца.

— Вот тетрадь, — сказал ему герцог. — Тут все понятно расписано, что и как тебе надлежит делать.

Эльф взял тетрадь и начал внимательно читать. Дойдя до последней страницы, снова обвел долгим взглядом приготовленную залу и остановился на герцоге:

— Вы не понимаете, что творите, — произнес он. — Этот ритуал...

Герцог сделал жест, эльф дернулся, как будто его ударили, и свалился без сознания прямо на лэра Тамино. Немного погодя он завозился, сполз с привязанного человека и сел, оглушенно потирая шею под ошейником.

— Не надо больше, — пробормотал он.

— Ты будешь подчиняться? — свысока спросил герцог.

— Да, полностью, — вяло ответил эльф, все еще приходя в себя. Он поднял руку в предупреждающем жесте: — Сейчас, погодите, пожалуйста. Меня ноги не держат, простите...

— Можешь немного посидеть, — разрешил герцог.

Эльф мелко покивал.

— А можно зажечь люстру? — спросил он. — Мне будет темно.

— Прошлой ночью люстра не понадобилась, — ответил герцог. — Ты же эльф, где твое ночное зрение?

— Вам надо было выбрать другого эльфа, — пробормотал эльф. — У меня близорукость и куриная слепота. Вы же видите, какой я...

Он и вправду был щупловат и мелковат для нормального здорового эльфа.

— Хыр, зажги люстру, — распорядился герцог и отошел пока к окну.

Хыр отошел куда-то, завозился, подтянутая к потолку люстра поползла вниз. Люстру давно не чистили, и она заметно позеленела, потому что была из меди. Форма у нее тоже была в якобы магическом стиле: круг, описанный вокруг пятилучевой звезды. Если б ее надраили как подобает, она бы сверкала.

— Что тебе больше нравится, — расслышал лэр Тамино шепот сквозь поскрипывание опускаемого каната, — быть мертвым почтительным сыном или живым сиротой?

— Живым... — выдохнул лэр Тамино.

— Тогда держись за жизнь, ругай только меня и не думай о черной кошке! — послышался горячий шепот.

Лэр Тамино скосил глаза на эльфа. Тот, как будто бы и не он шептал, перечитывал тетрадь, старательно шевеля губами.

Хыр расставил на люстре свечи, поджег и начал поднимать. Лэр Тамино от нечего делать проследил за подъемом. Лустра осветила росписи на потолке. Как-то так получилось, что сквозь пятиугольник, образованный вписанной звездой, было видно грифонье крыло, драконий хвост и голову крылатой кошки. Кошка как будто подглядывала за лэром Тамино из-за края пятиугольника, и была, между прочим, черной. И вот как теперь о ней не думать?

Герцог снял с себя камзол и отошел к пюпитру, стоящему против головы привязанной жертвы.

— Начнем, — приказал он. — Бери нож, эльф.

Эльф поднялся с пола, взял у герцога ножик и опять присел.

— Богиня, я не хочу этого делать, но вынужден, — пробормотал он.

— Что-что? — прикрикнул герцог. — Помалкивай и принимайся за дело! Или тебе снова через ошейник приказать?

— Не надо! — поспешно ответил эльф и поднял ножик.

Правда, пускать его в ход он не спешил. Лэр Тамино увидел, как глаза эльфа начали заплывать влагой, капнула слеза, и эльф, шмыгнув почти сухим еще носом, опустил нож на кожу.

— Ну! — подстрекнул герцог.

Потом было больно. И только и оставалось, что ругаться.

— Ругай только меня, — еле слышно напомнил заплаканный эльф, и лэр Тамино старательно вспоминал, за что он не любит эльфов, и удивлялся, почему из всех эльфов Арагарты ему в смертный час попался самый квелый, трусливый и ни на что не пригодный. С близорукостью и куриной слепотой, — припомнил он. Подслеповатый эльф, скажи кому-нибудь, так не поверят!

Сверху, выглядывая из пятиугольника люстры, внимательно прислушивалась к его ругани черная кошка. О ней нельзя было думать, но не замечать ее было нельзя: если б эльф не попросил зажечь люстру, крылатую кошку прикрыл бы ночной мрак, лишь на полу разгоняемый маломощными масляными лампами, а так она была как раз на свету.

— Зачем ты попросил люстру зажечь, — упрекнул лэр Тамино эльфа. — Свет все портит! — И попросил кошку: — Если ты не можешь помочь, то хоть не мешай!

Кошка выглядывала в пятиугольник и прятаться не желала. И даже когда лэр Тамино прикрывал глаза, кошачья морда все равно была перед ним.

Потом боль растворилась в холоде, в пробирающей до костей стуже. Из углов солярия поползли на лэра Тамино сгустки тьмы. Он отпинывал их ногами — в этой новой реальности, которая мерещилась ему, лэр Тамино не был связан, правда, и из центра семилучевой звезды он выбраться не мог.

Со звездных небес слетела крылатая кошка, обернулась смуглой женщиной в темно-лиловых разлетающихся шелках, расхохоталась и бросила лэру Тамино пушистого черного котенка с белой метиной пониже шеи.

— И вот как о тебе не думать, о такой прекрасной? — спросил лэр Тамино, отпинываясь от налезающих сгустков тьмы. Котенок прыгал рядом с его ногами, ловил сгустки и, кажется, надкусывал их.

Прекрасная смуглая женщина лукаво сказала «Муррр!», обернулась крылатой кошкой и улетела. Котенок остался. Он боролся с тьмой вместе с лэром Тамино и, кажется, рос прямо на глазах.

«Ты Тигр, а не кот», — сказал ему лэр Тамино.

Однако сгустков тьмы становилось все больше, и они тоже становились крупнее размером, и отгонять их было все труднее и труднее, они налипали на ноги, на руки, на спину и грудь, отбирали тепло...

«Тук-тук, — ударило сердце, замерзая. — Тук. Тук...» — И остановилось.

«Нельзя! — заорал на себя лэр Тамино. — Нельзя сдаваться! Жить! Жить и драться!..»

«Тук, — ударило через силу оледеневшее сердце. — Тук?..»

«Жить!»

«Мяу?»

Лэр Тамино увидел себя со стороны: лежит он, значит, такой привязанный, мертвый, эльф все еще рисует на нем ножиком узоры, а огромный черный кот смотрит на тело с недоумением: «Эй, ты что?» — и трогает лапой руку.

«Тигр!» — с отчаянием закричал лэр Тамино. Кот оглянулся на него, махнул лапой, зацепил острыми когтями и начал заталкивать обратно в тело. И сам туда же провалился.

«Тук-тук! — радостно отозвалось сердце. — Тук-тук!»

Тут, кажется, лэр Тамино потерял сознание. Следующее, что он осознал — он дерется с жутковатыми тварями — полуптицами-полуящерами, цепляет их острыми когтями, надкусывает шеи, делает глоток вкуснейшей крови, пьянящей, как вино, и отбрасывает уже неинтересную дохлятину прочь. Он силен, он ловок, он быстр, хвост у него как дубина, а рык — как гром небесный!

И эльф смотрит на него огромными глазами, бросив ножик, валяются на полу толстые веревки, разорванные как нитки, опрокинут пюпитр, а в звездном небе улыбается прекрасная крылатая женщина.

Лэр Тамино выпил последнюю тварь, победно отбросил ее в сторону, глянул на свои черные когтистые лапы и от потрясения вырубился.

Пробуждение счастья не принесло: лапы, когти, черная шерсть. Под боком, завернувшись в домотканое тонкое покрывало, спит усталый эльф. За высокими окнами светает. Или вечереет. Лэр Тамино приподнял голову, чтобы определиться со сторонами света и пришел к выводу, что все-таки светает. И снова заснул, свернувшись уютным клубочком.