Флэшмоб религии

Поддерживая сей движ, который начал один из моих друзей - https://author.today/post/355571, предлагаю ознакомиться со сценой из книги Во имя порядка: на заре новой эры:

"Позади меня маленькими беломраморными и каменными плитами выросло кладбище, по бокам всё укрывает трава. С робостью, и гложимый сомнениями я всё же толкаю дверь, и та со скрипом отворяется. Я сделал, наверное, первый шаг за долгие годы в церковь… только сейчас я захожу уже не в Храм Мальфаса, а в Церковь Единого, переименованную и вновь освящённую по благословению Первосвященника.

Шаг вперёд, и я попал в комнату, где всё залито томным, приглушённым светом. В гранитово-плиточном полу вычищенным до зеркального блеска отражаются точки огня, подобные звёздам. В небольшом зале у стен тепло струится от подсвечников, где натыкано по пять и шесть восковых палочек, поедаемых мерным пламенем. Я иду дальше, и мрак храма окутывает меня, но он не пугает, не страшит, скорее подчёркивает мистичность и таинственность этого места. На стенах, среди недавно нарисованных картин из Предания насыщенно-чёрным сияют фразы из книги книг, органично окутывая большие витражные окна. Мерно ступая по полу и отбивая стук каблуком сапога, я встал посредине храма и смотрю дальше, где за ступенчатым возвышением, образующим второй ярус, стоит алтарь. Красивый, украшенный резными письменами на посеребрённых тисовых стенках, величественный и внушительный, он символом чаши вселяет покой и уверенность. А за ним. за алтарём, у ворот в скрытую часть храма царственно мостится статуя ангела. Моя самогорызня о Лишари странным образом отошла на второй план, при виде этого существа, я вспомнил необычайный прилив светлого духа, когда бился в храме пирийцев с той Женщиной. Это ведь был ангел, он мне помог. 

Здесь всё изменилось, как начал проповедовать Исаил. Старое убранство вынесено напрочь, теперь тут балом правит праздник новой веры, на которую Арантеаль даже не обращает внимания. Я сделал пару шагов к алтарю, и всей грудью, насколько это возможно, вдохнул клубящийся потоками густого дыма аромат ладана и приятно ощутил накрывший меня покой. Тлеющий ладан на двух золотых кадильницах медленно восходит под своды храма.

Ангел смотрел на меня… казалось, что камень ожил и его глаза, столь живые и проникновенные, взирают прямо в душу. Как же мне хочется попросить помочь того, кто помог мне там, в мёртвом капище. Ноги сами ломились, тело тянуло, и я подчинился захлестнувшему порыву души и приклонился. Я рухнул на колени, и голова моя повисла на груди.

- Ты мне помоги мольбой перед Тем, Кто сильнее, Кто глава твой, - залепетал я, по щёкам обожгли две струи слёз. – Попроси Того, Кто твой Царь, чтобы он исцелил её. Попроси о Лишари, прошу тебя. Я же слишком гадок, слишком черен, чтобы просить Его. Ты же снисходил до меня. Помоги мне.

Пока я молитвенно сокрушался из тени вышла фигура, которую я, впрочем, быстро заметил и признал. Я узнаю его, этот тот, кто раньше был главой всей религиозной жизни Эндерала:

- Мессир Первосвященник Мэльсхедек, - я встал и поклонился перед внушительной фигурой мужчины, который ещё не снял церемониальное одеяние – на торс тяжёлой тканью лёг хитон, поверх которого рифлёный панцирь, с прикреплёнными печатями; ноги стягивают высокие сапоги и штаны, а руки покрыты чёрными перчатками, - вы поздно служите здесь.

- Сын мой, время не важно, когда на предстоит службу сослужить великую, - Мэльсхедек тяжело прошагал и встал напротив алтаря, отдав лёгкий поклон. – Я же вижу, что тебе сюда привела нужда.

- Да, я бы хотел встретиться с Исаилом. Он мой друг, и в последнее время проповедует здесь.

- А, Фриджидиэн, - твёрдо предположил Первосвященник, поглаживая прикреплённую книжку на поясе. – Исаил много о вас рассказывал. Говорил, что вы очень мужественный и светлый человек.

- Благодарю, - я сделал шаг назад, оставляя солидную фигуру Мэльсхедека, ощутив, словно я вышел из-под тени скалы.

Фигура Первосвященника столь загадочно, как и мистерии, которые он раньше исполнял. Его мыслью управлялись все храмы Эндерала, его канонами закреплялись моральные нормы жизни, он заседал при Грандмастере и общался с ним, направляя его волю на правильные деяния. 

- Как удивительно, - я вновь насладился красотами храма. – История первосвященничества настолько сильно связана с Семерыми, что всё это…, - моя рука показала на алтарь, ангела и росписи. – Я словно во сне. 

- Служение моего сана длиться очень давно. Ты знаешь официальную версию?

Когда Первые вассалы приплыли на этот континент, из их среды явился некий Шартру, который настолько сильно уверовал в Семерых, что проник к их учению всем сердцем, всей душой, что глаголом мог обжигать сердца людей. О нём ничего не сообщают книги «Путь» - главного писания Эндеральского культа, но его персоной обильно заполнены свитки историй, окутывающих историю моей родины.

- Да, всё началось с Шартру, который крепко верил в Рождённых светом, что стал их главным священником в Эндерале.

- С самого начала, всё было иначе, - Мэльсхедек снял толстую книгу с пояса и раскрыл недалеко от начала, став глубоким голосом зачитывать. – Во времена же тёмные, когда народ шёл на народ, не было тех, кто мог бы нести служение истинное среди горсти верных. И перед тем, как пала десница Его на семерых, выбрал Он из среды люда того, на кого возложил великое священничество, чтобы служениями и жертвами он окормлял народ духовной благодатью. И служил он Единому, и воздавал жертву, и было дано ему нарекание – «Первосвященник», за достоинство среди других священников, избранников для службы Господней, - Первосвященник захлопнул книгу. – Рассказы Бытия, глава пятая, стих тринадцатый. Есть ещё подробная история в Истории Бытия, но короче будет так.

- Это из Предания?

- Да, из Предания. А потом, этот «Первосвященник» вёл народ верный до Звездопада, ограждая его от зла, противостоя Асатароновым догмам о поклонении себе, как богу.

- Предание. Я всегда забываю, сколько там книг...

- Рассказы Бытия повествуют о рождении мира, о первых шагах народов, и как появился царь Азатарон, которому Он дал возможность править, но тот пал. Описывает она как народ для несения истины был избран и как он жил. Книга Пророков же описывает как сбивался род верный и множество пророков, посылаемых Им, наставляли его и возвращали на путь истинный. Почти четыре тысячи лет посылались последователи Его, возглашающие об ошибках народа и возвращении его на путь верный, - поучительно ответил Мэльсхедек.

- Я помню строки оттуда, - вспомнил я чтение Предания в холодных комнатах пирийского убежища.

- Род верного народа никогда не прекращался, - грозно молвил Первосвященник. –  Шартру изначально был верен Единому, но отступился, поклонившись твари, выставившей себя богами, а не Творцу. С тех же пор начинается Книга Верных, где описывается долгая история горсти людей, выживающих в изгнании, нищете, но верных Ему.

- И ты хочешь сказать, что тот, кто поклонялся Единому в том пирийском храме был из них?

- Да, тот, кому явилось ведение, был тайно верен Единому. Последний, кого мать наставила в истинной вере.

Интересно, насколько могут меняться люди – тот, кто раньше был светильником веры в Рождённых светом, поднялся на ступень служения невообразимо выше, оставив преклонение твари, сменив его на поклон Творцу. Я внимательно посматриваю на Мэльсхедека, на его голубую ризу поверх хитона и нагрудник с печатями и вижу перед собой не сломленного человека, в лихорадке ищущего нового смысла жизни, а просвещённого и чувствующего истину в новом пути. Я вижу человека, который прикоснулся к чему-то большему, чем просто мудрость.

- Как народ отнёсся к смене веры? – сменяю я тему.

- Добрые люди и аэтерна внимают слову новому, живому, - светлое лицо Первосвященника помрачнело. – Но честно признаться, не каждый готов отказаться от старых верований. Святой орден всё ещё поддерживает религию Рождённых светом.

- Как отнеслись власти к новой вере? Мы ведь…, - голос дрогнул от осознания странности происходящего, – утверждаем, что Рождённые светом лишены божественности. Утверждаем, что есть только один Бог, а не семь и Он непознаваем, в отличие от тех.

- Святому ордену нет дела до нас, что странно. Меня даже не извергли из сана Первосвященника, а Арантеаль сказал – «можете делать, что угодно, только удержите народ в узде покоя, не покушайтесь на нашу власть и не мешайте строить светоч. Иначе сомнём».

- Вы ещё не сказали, что Рождённые светом пали в бою с неведомым существом? – мой взгляд коснулся окна, в котором отразился красно-синей россыпью лунный свет. – Бунта не было?

- Пока нет. Народ не готов принять полную истину. Сначала, словом и делом мы убедим людей и аэтерна в том, что их боги не боги, и что сейчас нужно направить все силы против неримлян.

- И как же «Не убей», в заповедях, данных одному из великих пророков древности… до прихода Рождённых светом, если верить Преданию? – задал я вопрос, размышлявший на эту тему, прочитавший ещё в первый раз некоторые строки книги.

- Да, Господь призывает нас не убивать, но Он же сказал в Книге Дистиции – «когда колесницы вражьи в количестве огромных, когда воины врага строятся супротив тебя, то не бойся, ибо Господин царств идёт вместе с тобой, чтобы сразиться за народ твой», -Первосвященник глубоко вздохнул и посмотрел на меня проникновенно. – Когда враг угрожает тебе лично, можешь и стерпеть. Но когда смерть угрожает твоим близким, возьми оружие и иди на бой.

Я умолк. С Первосвященником я бы ещё поговорил о многом, но вот меня привела меня сюда не мания философских размышлений, а нужда, которая напомнила о себе резким приливом меланхолии и тревоги. Мэльсхедек видимо заметил, что я изменился в лице и озвучил это тяжёлым басовитым голосом:

- Тебя что-то тревожит…

- Фриджидиэн! – крик пронёсся у меня за спиной, и я увидел, как из распахнутых ворот закрытой части храма навстречу несётся кучерявый парень в чёрной рясе, раскинувший руки.

- Исаил! – признал я друга и кинулся к нему в объятия.

Приобнявшись, я отпустил его. 

- Фриджидиэн, что в столь поздний час привело тебя сюда?

- Исаил, мне нужна твоя помощь. Точнее даже… не совсем твоя. Как бы тебе объяснить… ты можешь помолиться о Лишари? – наконец-то смог сказать я. – Она умирает, Исаил. Мы должны помочь. Ты только взмолись и ей лучше станет.

- Я понимаю, что ты хочешь, - стал искать отговорки мой друг. – Но оно так работает. Вера — это не магия, чьи потоки мы подчиняем, а помощь Его невозможно поймать.

- Но… Исаил…, - я весь продрогнул от возможного исхода. – Она же… умирает. Даже лучшие апотекарии не способны помочь ей.

- Есть ещё причины, - железно молвит Мэльсхедек. – И не самые маленькие.

- Какие?

- Ты знаешь, каков мир по Преданию? – неожиданно спросил Исаил, и с блеском страха и вдохновения в очах продолжил. – Это самая великая история, когда-либо рассказанная, в которой есть сюжет о великом предательстве. Ты его знаешь.

- Тель-Ильм…

- Не произноси его скверного имени, - неприязненно пресёк Мэльсхедек. – Суть в том, что народ смертный проклял себя тысячелетиями поклонений мерзким идолищам, погрязая в ереси и безумии и дошёл до того, что власть их принял над собой. Мы находимся в городе, где всё завалено истуканами. И власть инфернальных держателей безумия велика.

- Не трудно начать молиться, - подхватил Исаил. – Куда труднее одолеть искушения в её время. Учитывая, что мир медленно начинает тлеть, искушения… могут принять материальную форму.

- Ты хочешь сказать…

- Вполне возможно, - Исаил перестал говорить, сосредоточенно о чём-то думая. – Я общался с тем «пророком». Он говорил, что некие «высшие» есть создания духа. Они хотят убить всё живое, утверждая, что люди сами куют меч своей погибели. Они скорее всего не то, чтобы питаются душами по очищению, а смакуют момент смерти цивилизации, приводя в активное действие ещё одну подобную тварь. И их сильно привлекает горе смертных.

- И? А как…

- Вас это касается тем, - понял мой вопрос Первосвященник, - что те духи могут удивиться – а как же пропал источник их сладкого питания. И при этом, посредством иного мира. И могут… навестить нас, - Мэльсхедек остановился, он понял, что сердце моё не просто болит, его разрывает и положил тяжёлую руку на плечо, тихо твердя. – Сын мой, глупо говорить – «я не боюсь встретиться с преисподнией», но если Исаил скажет, то мы… обратимся к Небу.

- Исаил, - мой голос охватила ещё большая дрожь; я просто не знаю, что ещё говорить и трепетно хватаюсь за единственную надежду, - прошу тебя. Прошу, давай помолимся.

Я уставился в глаза моего друга, который молча оценивающе смотрит на меня. Я знаю, что в моих глазах он видит мольбу, а я в нём созерцаю напряжённое противоборство. Он понимает, куда мы можем сунуться, и какие твари зла поднебесного могут явиться на зов к Небу.

- Ты готов ради неё потревожить тонкий мир зла ми пожертвовать своим покоем? – твёрдо спрашивает меня Исаил.

- Да, - звучит мой твёрдый ответ.

- Ты ради неё готов окунуться в безумие и пожертвовать здравием?

- Да.

- Ты ради неё готов своё здравомыслие принести в жертву?

- Да, - вспоминая о том, что стало с Константином в том проклятом храме при встрече с инфернальным духом, отвечаю я.

Исаил лишь кратко кивнул, в его глазах теперь же я увидел решимость, которую он увидел и во мне. Он обернулся и зазвучал его голос звонкий:

- Мэльсхедек, готовь кадило и жертву.

Прошло не менее десяти минут, как всё было готово для службы и Мэльсхедек с Исаилом, облачённые в хитоны цвета золота и серебра готовы сослужить службу добрую. Вещи глубоких символов – жертвенная хлебная лепёшка с килейскими травами справа на алтаре, массивная бронзовая чаша с водой слева, жаровня с тихо горящим огнём посредине. Исаил встал у чаши с водой, перебирая цепи кадильницы, а у хлеба Первосвященник. Я смотрю за приготовленным - лепёшка настолько дорога из-за трав, что не каждый торговец или мелкий аристократ будет на неё готов раскошелится, вода кристальная и чистая, как горный хрусталь.

Исаил кивнул Мэльсхедеку, и они начали служение. Первосвященник серебряным ножом рассёк плоть хлеба, став его нарезать на части. Исаил в это время погрузил уголь, и ладан в кадило, разжигая благовоние, вскоре часть алтаря скрылась за клубами дыма.

- Тебе, Единый, возносим молитвы наши, - вознеся чашу с благовониями начал Исаил. - Тебе и никому больше, ибо нет Бога кроме тебя.

- Тебе жертвы наши, жертвы в искупление за грех приносим, - Мэльсхедек положил правую ладонь на разрезанный хлеб. - Ибо нет больше Того, Кто смог бы очистить души наши от тяжести болезни смерти. Нет Того, к Кому мы можем обратиться за исцелением, - Мэльсхедек взял хлеб и рассыпал его по жаровни, сию секунду к потолку храма вознеслись струйки дыма, уподобившись благим молитвам верных, возданных во хвалу. – Жертву, установленную Тобой для искупления греха и сказанную первым пророкам ещё до времён Звездопада мы приносим Тебе.

Эта лепёшка символизирует жертву, готовность отдать то немногое, но дорогое нашему сердцу и тленной плоти ради нечто большего, ради пребывания с Тем, Кто больше всего, ради единения с полнотой бытия. Но я чувствую, что за ней есть что-то иное, ведь хлеб не более чес символ, материальное выражение истины. Я понимаю, что Ему жертвы не нужны, ибо как можно что-то отдать, если всё – Его? Древнему народу, горстке тех, кто готов был вместить истину, по несовершенству их и требованию больных душ, даны были жертвы, что, отдавая ценное, притягивающее к мирскому, они шли к Единому. Их дал Он от того, что требовала души их. 

Я же готов пожертвовать, отдать ради неё своё здоровье, если он позволит. Медленно шевеля губами, я начал шептать слова молитвы:

- Единый, помоги ей. Я прошу Тебя, как сын молит отца. Пусть горе не трогает её, даже если мне придётся принять на себя её болезнь.

- Благословен Единый, благи Его дела и Его произволение на нас! – взмолился Исаил, кадя алтарь.

Враг же, слуги великого предателя не заставили себя ждать. Грудь сжалась от окутывающего внешнего холода, тьма стала собираться и клубиться по углам, разрастаясь и становясь червоточинами, из которых поползли сущности, изнутри горящие ярким алым огнём. Тени заплясали по стенам церкви, окружая алтарь, но не приближаясь к нему, сторонясь. Молитвенники не обратили внимания, а если и сделали это, то подавили страх и удивление от увиденного, вдвоём запев:

- Пастырь народа верного! обрати ухо своё к овцам немощным. Перед царями народа, поклоняющегося тебе, воздвигнул силу, приди и спаси на, да воссияет лице Твое и спасёмся!

Я покачнулся, когда увидел, что к нам на встречу шагают не просто порождения мира духа, а воплощения холодной черноты и бессердечия подобия снаружи и пламенной, непогасшими ярости снаружи. Мои глаза не распознают в них ни людей, ни атерна, это какие-то тени.

- Вы не сможете свершить намеренного, - мои ладони хлопнули по ушам, зажимая их, лишь бы не слышать этого мерзкого скрипучего голоса. – Оставьте ваши молитвы, как бесплодные, оставьте надежду, ибо она тщетна.

- Оставьте веру! - теней становилось всё больше и голос их превращался в адское крещендо. – Ибо не найдёшь ты в ней избавление.

- Оставь любовь! – на сей раз омерзительно-ласково выплеснули звуки духи. – Ибо в ней нет покоя и бесстрашия!

От сумасшедшей карусели света и теней, голова пошла кругом. Я делаю два шага к алтарю и духи настолько сильно завыли, что стёкла пошли сетью трещин, а я и подавно размягчал, рухнув на одно колено.

- Фриджидиэн! – на лбу Мэльсхедека проступил град капель пота, сам он сжал чашу с водой до белизны костяшек. – Держись!"