Костер привала

Первым остановился Эрик. Он тряхнул плечом, отчего рюкзак шлепнулся прямиком в лужу.

— Все! На сегодня лавочка закрывается.

— Быстро ты... — оглянулся Эмиль. — До Костылевого Хутора верст семь. Может, дотянешь со своей «лавочкой»?

— А смысл? Если бы там ждали прекрасные девы... Оно да... Но девы с нами, а там только дотошный дядя Костыль. Начнется сразу... Куда? Зачем? Про дом, про ураган, про девчонок... Деда помянуть...

— Вот и помянешь... — окончательно помрачнел Эмиль. — Когда это тебе было проблемой за воротник залить?

— Иди к черту, Эм! Ты — болван бесчувственный. За воротник... Разницы не понимаешь? 

— Я понимаю, что девочкам лучше ночевать на хуторе, а не на земле... И еще я понимаю, что за эти семь верст ничего с тобой не случится...

Ив поймала мой взгляд, мол, и что, они вообще всегда так? Я кивнула, — да, практически все время, это мы еще умудрились отойти далеко от долины...

— Голову мне не морочь! — кипятился Эрик. — Темнеет и дождь.

— Аргумент обратный утверждению... — невозмутимо парировал Эмиль. — Когда дождь, надо двигать ногами... Чтобы не замёрзнуть.

— Так мы костерок запалим... — Эрик переменил тактику и изобразил соблазняющие воображение интонации. — Святое же дело. Лес, ночь, огонь привала...

— Так ты ради костра и романтики? — Эмиль закатил глаза. — Детский сад... Вот просто...

Тут Ив кашлянула для привлечения внимания, и все мгновенно замолчали и посмотрели на красавицу.

— Было бы чудесно переночевать на теплом хуторе... — вежливо и кротко произнесла она. — Особенно после всего, что случилось утром... Но ... Я в самом деле страшно устала. Тридцать верст пешком — это оказалось так далеко... И еще семь... мне не осилить.

Она замолчала, опустила взгляд. Если бы я только могла слышать ее чувства... Если бы могла! Было ясно, что все это — один небольшой, не особо сложный, но безупречно отрепетированный спектакль. И вашим, и нашим. И конечно ребята повелись, причем оба.

— Ладно, — буркнул Эмиль. — Ради девочек! Однако утром... До рассвета...

— Само собой! — возликовал Эрик, одарил Ив благодарным, влюбленным, восхищённым... и ещё каким-то особым взглядом, а потом вытащил из лужи рюкзак и, ломая ветки, двинул прямо в гущу осинового подлеска. — С первыми лучами солнца... — слышалось из темноты. — Да не вопрос! Все будет в ажуре. Дуйте за хворостом! Сейчас костерок запалим! Согреемся и пожрем, наконец...

Спустя полчаса мы дрожали от холода посреди мрачной мокрой поляны.

Эрик не собирался оставлять надежду произвести должное впечатление на Ив. Подозреваю, ради этого он и затеял привал. Во спасение. Ага. Небось ещё и на гитаре планировал поиграть. Жук.

К костру он никого не подпустил. Сказал, будет использовать особые знания, оттуда! Мол, Мошер ему лично кое-какие хитрости показывал... Так что глядите...

И мы глядели. А Эрик колдовал над принесенными нами дровами. Сложил из них медвежью берлогу, решил, что дров недостаточно и притащил откуда-то еловый ствол, такой трухлявый, что давно сам собой развалился, без всякого топора и иноземных хитростей.

— Серьезно? — Эмиль глазам своим не поверил. — Бревно?

Эрик не ответил. Чиркая кресалом и прибегая к каким-то доисторическим наговорам, Эрик принуждал костер разгореться. Мокрый хворост древний язык не понимал, и Эрик терпел опасное фиаско.

Сгущалась мгла. Ночь вводила в лес войска теней, бесчисленные войска, вооруженные леденящим холодом. Ступни закоченели и стало казаться, что ботинки жмут, давят что есть силы на онемевшие и окоченевшие пальцы ног.

Промучившись еще с четверть часика, спалив понапрасну все бумажки, которые только нашлись в наших карманах (Эмиль свои запасы керосина специально не предлагал, а Эрик не просил из принципа), доморощеный натуралист прошипел что-то неприличное сквозь зубы, видимо тоже из иноземных советов Мошера, и уложил, наконец, тонкий хворост «домиком». Сразу появилась тяга, пламя зародилось от последнего табачного фантика и быстро расцвело, озарив наши угрюмые лица.

Весело и трудолюбиво огонь побежал по хворосту, завладел паутиной высохших веток, подобрался к центру, и нерешительно замер перед непреодолимым.

Лежащей посереди костра трухлявой ели не помогла бы возгореться и дюжина флаконов керосина. Но Эрик был упрям и воодушевлен. Он упал на колени и снова принялся попеременно то шептать на древнем языке, то дуть на непокорное пламя. Кончилось тем, что огонь не выдержал схватки с тренированным дыханием певца и погиб. Оранжевые блики исчезли с лиц. Тьма вновь отгородила нас друг от друга.

— Делаешь успехи, — раздался спокойный комментарий Эмиля, который, кутаясь в плащ, платил дрожью на зубах за свое тайное торжество.

— Можешь язвить сколько влезет! — гневно выпалил Эрик в ответ. — Рискнешь поспорить с Мошером?!

— Ни в коем случае, — Эмиль сунул закоченевшие кисти рук в карманы. — Продолжай! До утра о-го-го времени...

— Прибереги свое остроумие! — зло парировал Эрик. — Сами подсунули мне эти дрова!

Он встал, в сердцах пнул тлеющие ветки и скрылся в кромешной тьме леса.

Эмиль пошуршал плащом, подцепил ногой еловый ствол, но больше и пальцем не пошевелил. Никуда не годный еловый ствол откатился в сторону, и измученный костер вздохнул спокойно. Тлеющие угли, не торопясь, разгорелись в надежные язычки пламени, костер мирно выправился, затрещал и заплясал сам собой.

Когда Эрик вернулся с новой охапкой хвороста, он увидел, что огонь уже вовсю пылает, Ив нанизывает на тонкие прутики хлеб, поджаривает его до хрустящей рыжей корочки, а в центре костра подбоченился дедушкин походный чайник.

— Что это?! Что вы сделали?! — Эрик был просто вне себя от гнева.

— Ничего! — торжествующе ответил Эмиль. — Ровным счётом ничего. Золотое правило: не мудрствуй зря — не мешай природе! Кстати, тоже афоризм от Мошера.

Нам просто повезло, что Эрик не умеет долго злиться.

Сырой и свежий воздух наполнился пронзительным вкусом дыма. Ужин поспел и никого не пришлось уговаривать. Ели бутерброды, поджаренные на костре, пили обжигающий чай и думали, что ничего не может быть лучше такого чудесного ужина в ночном и тихом лесу. Дождь удалился на север с чувством глубокого удовлетворения. Костер слегка подсушил брезентовые плащи, которые спасали от по-весеннему промозглой земли. Тело прогревалось слоями, а когда теплая волна дошла до души, я сдвинула с плеча плащ и отсела от огня.

Ив зевнула, высыпала заварку из чайника под куст малины и устроилась подле меня на плаще.

— Слишком тихо в лесу, — она слегка тряхнула белыми волосами, — непривычно как-то...

В лесу действительно было тихо: трещал костер, с еловых лап капала вода, и все, я больше не слышала и не чувствовала ничего особенного.

— Пока все спокойно, — пожала плечами я. — Но подежурить ночью все-таки не помешает.

— Само собой, — горячо согласилась Ив. — Если костер потухнет, к утру мы окоченеем до смерти. А есть еще дикие звери...

— И злющие лешаки с топорами, — пошутила я.

Но Ив поверила, лицо ее испуганно вытянулось:

— Вот именно! Как бы только объяснить это ребятам? А?

— Попробуем объяснить. Но только не сейчас! Пока они свернули боевые флаги, я готова сама дежурить хоть всю ночь!

Близнецы, и впрямь, забросили перепалку. Они умильно сидели рядышком перед костром, дружно выкатывали ботинками угли и пекли картошку.

— Казалось бы — простая штука, но волшебства-а-а! — негромко рассуждал Эрик, кодковыривая ближайшую картофелину палкой. — Ты вот смекни, братишка, сколько ее, голубушки, съедается в мире за день!

— А что тут смекать? — Эмиль потянулся за уже почерневшим клубнем, достал его и, обжигая пальцы, разломил пополам. — Математика несложная. Столько, сколько людей в королевстве, да еще умножь на три! Вот, возьми-ка. Эта готова.

Эрик прихватил дымящуюся половину, откусил и с полным ртом промычал:

— На три-то почему?

— Ну, это в среднем, — объяснил Эмиль. — Кто с десяток съест, а кому и половинки хватит. Обычно так считают. С картошкой все просто, она величина постоянная. А ты вот лучше прикинь, за одну только ночь сколько разных удивительных снов видят люди! Тут любой статист впросак попадет.

Эрик многозначительно задвигал челюстью и вдохновенно закивал. Его воображение тотчас захватили фантазии о чужих снах.

Мы с Ив тоже получили по горячей картофелине и коробок с солью. Пришлось съесть, чтобы не нарушать четкие расчеты Эмиля. На деле же мы с Ив давно были сыты, и нас неотвратимо клонило в сон.

В кромешном мраке леса ярким сердцем пылал Костер Привала. Во всем мире не было места, уютнее этого. Пламя билось в своей бойкой пляске, а в недрах огня, в самом жару, причудливыми драконьими пещерами переливались сосновые шишки. Поленья, сгорая, превращались в угольные горы, и сам дракон выстреливал под небеса гроздья ослепительных искр. Они летели и меркли.

Когда костер стал потихоньку затухать, Эмиль нехотя поднялся, подбросил охапку хвороста, да так и остался стоять в задумчивости посреди поляны. Хворост ярко вспыхнул, тени от язычков пламени потянулись вверх по стволам деревьев и по длинной фигуре все еще стоящего Эмиля. Я смотрела на своего друга, а он смотрел в себя. И только когда случайно поймал мой взгляд, то махнул головой, отгоняя мысли, улыбнулся и полез в карман за трубкой.

— И снова молодец! — сразу оживился Эрик.

Он тоже стал рыться в своем рюкзаке. Напрасно. Его трубка и кисет с последнего путешествия хранились у меня. И ведь надо же! До сих пор не хватился. Похоже с того момента, как Ив с нами, Эрик Травинский не курил не разу.

Я вздохнула, достала из своих вещей трубку Эрика и протянула ему...

(полезла сегодня в старую главу и практически всю ее переписала под Гильдию)