Боевые сцены в произведениях писательниц
Автор: BangBangДевчонки, а давайте делиться сценами драк, схваток и полномасштабных боев? Ведь писать их годно умеют не только мужчины. Интересно на других посмотреть и себя показать. Мы с Janny за боевку всегда собирали только комплименты от читателей обоих полов.
Все отрывки из "Берега мёртвых" из-под моего пера. Janny такие сцены тоже прекрасно пишет, и, возможно, захочет сама ими поделиться.
Маленькое уточнение - в нашей вселенной Z-вирус в крови присутствует у всех, и живым он ускоряет регенерацию в среднем по больничке раза в два, по сравнению с нормальной. Поэтому люди друг друга щадят еще меньше, чем обычно.
Само собой, все +18.
— Действуй, милашка… — ухмыляется бородатый, и не думая отворачиваться. Масляный взгляд вихляет по моему телу. Кем ты был до всего этого, а? Преподавателем? Охранником? Офисным клерком?
— Ты б за местностью следил, чтоб меня зомбак не тяпнул, пока я тут с голым задом, — огрызаюсь я. Плевать… расстегнув джинсы, притаптываю траву ногой и сажусь, глядя ему прямо в глаза. Любуйся, извращуга… в обморок не закачусь от этого уж точно.
— Ты штанишки-то натягивать потом не торопись, — говорит он, подмигивая, — такие титьки славные давно не попадались!
Не-не-не! Секс сегодня в мои планы вообще не входит! Никак! Ни под каким предлогом! Ни с кем!
Я смотрю как конвоир расстегивается, не сводя с меня прицела автомата. Ловкий какой, эквилибристы обрыдались бы сейчас от зависти! А не предложить ли ему неземное удовольствие, да и оттяпать в процессе хозяйство под самый корешок? Что же мне, мать его за ногу, делать?!
Выдавив самую сексапильную улыбку (уверена, на деле мою мурзилку просто перекосило), я обещаю сделать все, что он захочет, так как деваться мне некуда и я уже поняла, что лучше быть послушной. Но есть у меня одна маленькая причуда… Не мог бы он меня поцеловать перед этим делом, да как шаловливые французы, с язычком? И декольте майки вниз оттягиваю, чтоб кровь у тупня еще больше от башки отлила.
— Ах-ха. С язычком так с язычком, — соглашается он. — Руки давай сюда.
И быстро стягивает мои запястья ремнем. Ученый, видно… Грубо дернув меня к себе за узел, облапывает мой зад ручищами и впивается в губы поцелуем.
Боже, какая мерзость!
Переборов отвращение, открываю рот, позволяя его языку вломиться внутрь.
Мерзость! Мерзость! Мерзость!
Доли секунд растягиваются в тошнотворную вечность. Еще чуть-чуть… Вот теперь достаточно. Изо всех сил стискиваю челюсти, зубы впиваются в мягкую плоть и к отвратному вкусу его слюны примешивается соленый, торжествующий привкус крови. Кусаться я мастер, да, солнышко?
Хочешь заорать? Ну так ори, ублюдок, если получится… с откушенным языком. Но выходит только мычание, и когда он наконец с перекошенной, окровавленной рожей вырывается из капкана моих зубов, я немедля наношу ему удар лбом точно в переносицу, выплюнув следом и трофей вместе с кровавой слюной. Ты был прав — люблю царапаться. А кусаться еще больше.
Руки разжимаются. Куда ж ты?! А пообниматься?! Перекинув свои связанные запястья через его голову, прыгаю бородатому за спину и повисаю всем весом на немытой глотке, стараясь опрокинуть его на спину. Он хрипит и машет руками, попадая мне по голове, но это не боль, так, ерунда… Вся ненависть, весь ужас пережитого обрушиваются, лишая способности думать. Я рычу сквозь стиснутые зубы, как дикий зверь, пытаясь удавить того, кто посмел оторвать меня от семьи, лишившейся сегодня по вине таких же вот ублюдков доброй своей половины. И пока эта мразь мечтает трахнуть меня, мой любимый человек за много миль отсюда истекает кровью, потому что я не смогла привести ему помощь.
Да сдыхай же ты уже! Вот же здоровый! Мышцы каменеют от напряжения, кровь молотом бахает в виски. Хотя бы придушить немного, дернуть автомат и в бега по кустам…
— Так я и знал, — раздается спокойный голос за спиной. — Зак, ублюдок, ничему ты не учишься!
А потом удар чего-то твердого, приклада, вероятно, обрушивается на мой затылок. Салют, тьма.
— Сайуз нерюшимий рэспублик свабодних, — на крайне ломанном русском выводит то, что возникло на пороге, жадно шаря по залу взглядом. В мирные времена я бы приняла его за вокалиста какой-нибудь постхардкоровой банды: крепкий парень лет двадцати пяти — тридцати, татуированные виски, раскачанные плечи, фенечки — бирюлечки на запястьях и смуглой шее. Шрам на скуле. Выцелив мою скромную персону, уже по-тихому передислоцировавшую револьвер из-за пояса на колени, он устремляется к моему столику. Бесцеремонно отодвигает табурет, падает на него, ставит подбородок с аккуратно выбритой эспаньолкой на сцепленные пальцы.
— Приве-е-ет. Не угостите виски? — манерным голоском интересуется он, устремив на меня взгляд на удивление светлых глаз и кокетливо хлопая ресницами. Барменша усмехается, внимательно наблюдая за нами из-за стойки. М-да, Блу… а тебе показалось, что тебе снова везет?
— Свинцовой конфеткой разве что, — сухо отрезаю я. — Тьяго Монтеро, если не ошибаюсь?
— Не, вот тебе по нраву всех обламывать, да? Я такой готовился, думал, как к тебе подкатить покрасивее, речь подготовил офигенную, а ты раз — и все обломала! У тебя там че, ствол под столом? Так давай, покажи его! Похвастайся.
— Ему и тут хорошо, — огрызаюсь я, начиная заводиться. Да что за клоун, мать его?! Я-то на серьезный разговор рассчитывала!
— Подумываешь отстрелить мне яйца? — усмехается он. — Во-он там за дверью, полно моих парней. Все злые и до зубов вооруженные. И очень, очень привязаны к своему боссу. Живой отсюда все равно не выйдешь.
Он протягивает руку, берет мой бокал и отпивает из него. Краем глаза я замечаю, как немногочисленные посетители шустро покидают заведение.
— М-м-м… норм, но у меня на яхте есть и получше. Прокатимся?
— Мне нужен Черный Джек, — как можно спокойнее говорю я. — Если ты не можешь или не хочешь мне помочь — нам лучше мирно разойтись.
— Во-от как?! Ты велишь мне проваливать?! — хищные глаза дурно взблескивают. — Ты слышала, малышка? Она уже командует в твоем заведении!
— Тьяго, мне не нужны проблемы…
— А мне нужно развлечься. Валяй, нажми на этот чертов крючок! Давай, б*я, покажи, какая ты крутая! Ты ведь крутая стерва, да? Аллигатора тоже уделала?
Он подается вперед, наваливаясь на стол, жадно шаря взглядом по моему лицу. Мускулы на крепких плечах перекатываются под смуглой кожей. Мама дорогая… да он и правда того. Продолжит в том же духе — точно яйца с пола омлетом соберет.
— Да покажи ты хренов ствол! — рыкает он и стремительным рывком, как крупная кошка, раскручивается в мою сторону. Зачем? Выяснить не успеваю… ну, рефлексы срабатывают… нервы же ни к черту. На спусковой крючок не жму, конечно. Отшатываюсь, хватаю первое, что подвернулось под руку… Тяжелая каменная пепельница с маху обрушивается на дурную башку. Брык! Тьяго с грохотом слетает с табуретки. Барменша ахает. Официантка с визгом ныряет за стойку. Ого! Даже так?
— Руки за голову, сука! — рявкаю белобрысой, чтоб не вздумала за дружка своего припадочного впрягаться, и тут же автоматная очередь вгрызается в стену над моей головой под аккомпанемент разносимого ко всем чертям стекла. Гребаный вестерн! Пинком опрокидываю стол, укрываясь за ним. Так себе преграда, но лучше, чем ничего. Рассудок отключается окончательно, остаются только инстинкты и наработанные рефлексы. Беспощадная память отшвыривает меня в тот самый день на гидростанции… Крупная дрожь пробивает тело — это адреналин хлынул в кровь, от ненависти сводит челюсти. Страха нет. Я просто хочу убить их всех: Марвина, Вождя, Погонщика рабов. Этого придурка, что начинает приходить в себя.
Расстреляв барабан, тяну к себе сумку, на секунду упустив Тьяго из поля зрения. Еще и за барменшей надо следить, но та, похоже, благоразумно последовала примеру официантки. Тяжелое тело обрушивается на меня сбоку, вышибая дыхание и оружие из рук, придавливая к полу. Стальные пальцы стискивают запястья. Я рычу и извиваюсь под придавившим меня мужиком. Не дамся я больше никому, живой точно не дамся!
— СТОП, Санчес!!! Стоп, б**ть! — орет он. Наступает тишина. Только мое отчаянное сопение и тяжелое дыхание психопата. И звон колокольчика над дверью, когда в нее вламываются головорезы Ти.
— Ну вот, другое дело! — азартно и без всякой злости заявляет он, заглядывая мне в лицо. Рожа у него прямо счастливая, вся в кровище — из рассечения на голове течет ручьем. Теплые капли частят мне на лицо, на грудь.
— Сучий ты потрох! — орет барменша, тяжелый стакан пролетает в миллиметре от многостадальной башки Тьяго и врезается в стену, рассыпаясь стеклянными брызгами.
— Киса, б**ть, я и так ранен! — восклицает он, дернувшись и ослабив хватку на моих руках. Выкрутив одну, я вытягиваю нож и прижимаю острие к его боку.
— Теперь поговорим, малыш? — спрашиваю я, и нервный смех накрывает волной. — Подыхать-то пока не хочется, а?
— Хочешь орешек? — без какой-либо связи с заданным ему вопросом интересуется Тьяго. — Как хочешь. Сам съем.
Тянется, подбирает с пола арахис, вылетевший из тарелочки, стоявшей на столе, и отправляет в рот. Я вжимаю лезвие в его печень.
— Подруга, брось нож, а? У меня и так из башки кровь хлещет.
— Я тебе не подруга, долб**б!
— Это как посмотреть. Брось нож, и мы поговорим. Как ты хотела. Окей?
— А ты ветреный, да? То стреляй, то брось нож, — усмехаюсь я, нажимая сильнее. — Слезь с меня, бычара! Ты весишь целую тонну… и так же воняешь.
— Ничего я не воняю… — вдруг обижается Тьяго. — Я душ в обед принимал. Парни, выйдите!
Он скатывается с меня и лежит, раскинув руки и скосив на меня дурной глаз. Я отползаю в сторону, прижимаюсь спиной к стене, цепляю сумку с автоматом. Головорезы послушно удаляются. Да… попугали больше. Хотели бы убить — я бы уже мертвой была. Как стреляют, когда хотят прикончить, я знаю. На всю жизнь памятка на плече осталась.
— Давай крюк… — свистящим шепотом сказал он Санчесу и едва не подпрыгнул на месте: на лице старпома чем-то белым был намалеван череп.
— Дева Мария, когда ты себе рожу-то разрисовать успел? Вот язычник чертов, я чуть не обосрался! Вот и дуй вперед, ниггеры от одной твоей морды передохнут от страха.
Легкий, поджарый Санчес шустро вскарабкался на стену и исчез по ту сторону. Через несколько томительно долгих минут к ногам оставшихся глухо шваркнулась кучерявая голова часового. Пинком переправив ее в заросли, Ти велел:
— Погнали.
Взлетели крюки, бойцы пауками полезли на стену.
— Сможешь? — спросил он девушку.
— А куда я денусь? — ответила Блу, перекинув автомат на грудь и берясь за жесткую веревку. Нужда заставит — еще не то сделаешь… Упираясь подошвой в пропитанное влагой дерево, принялась карабкаться наверх. Скажи ей кто лет пять назад, что она будет изображать ниндзю в болотах Зомбированных Штатов Америки — она бы только пальцем у виска покрутила.
Пока она лезла, Тьяго успел перебраться через стену и помог ей спуститься.
— Где дом охраны? — прошипел он. Блу быстро сориентировалась и показала на отдельно стоящее здание. А вон и ее собственный барак… а напротив — мужской. Но еще не факт, что Йен там.
— Нора Аллигатора? — показал он на двухэтажное здание у самых ворот. Она кивнула.
— Присмотри за малышкой, — велел Тьяго неслышно возникшему рядом старпому, отослал по два человека снять оставшихся часовых и рванул к дому охраны. Один из бойцов уже распаковывал большую сумку.
— Давай сюда, — пират натянул лямки, которые держали баллоны, на плечи, направил ствол огнемета в затянутое противомоскитной сеткой окно и нажал на рычаг. Напалм со свистом вырвался, всклубился, вгрызаясь в дерево.
— Подъем, сучки! — гаркнул пират, поливая огнем окна и двери. Вопли боли и беспорядочная пальба в ответ прозвучали музыкой для его ушей. Горящий надсмотрщик кубарем выкатился в окно и парни успокоили его из «калашей». Завязалась яростная перестрелка.
Блу наслаждалась шоу уже от мужского барака. Феерично, б*я! Тьяго в своем репертуаре. Со стороны дома Погонщика рабов забасил пулемет. Санчес сбил замок и девушка вбежала внутрь. В темноте кто-то загремел цепью, кто-то заорал, скорее, не столько напуганный стрельбой, сколько впечатляющим мэйк-апом пирата.
— Свобода, братья! Освобождайте друг друга, женщин и бегите! Где Йен?! С кольцом в носу!
— Ты кто?!
— Че происходит?!
— Я — свобода! Йен где?!
— Скотный двор! В коровнике он!
Выудив нужную информацию из беспорядочного ора, Блу рванула на улицу. Кто-то из уцелевших охранников добрался до вышки и поливал оттуда двор беспорядочным огнем. Дом охраны полыхал, освещая все вокруг яростным оранжевым светом. Страшно обожженный человек ковылял от него к баракам, распространяя жуткую вонь паленых мяса и волос. Даже если он был еще жив, ему недолго осталось. Блу прицелилась, снесла ему выстрелом пол-головы, и они с Санчесом поспешили к воротам. Несколько незакованных рабов побежали к женскому бараку, в котором заходился визгом грудничок.
Чтобы сдвинуть мощный засов, пришлось налечь вдвоем. Навалившись на тяжелую створку всем телом, Блу проскользнула в щель. Под навесом ревел напуганный шумом и запахом пожара бык. Коровы, привязанные с другой стороны, отзывались ему.
— Йен! — крикнула Блу в парную, остро воняющую навозом и скотиной, тьму.
— Принцесса?! — знакомый голос, даже не лишившийся задора, откликнулся откуда-то слева, из клети. На ощупь найдя парня, Блу позвала Санчеса. Йен, скованный по рукам и ногам, все порывался обнять ее.
— Санчес, он в цепях!
— Ты как здесь?! Откуда?! Почему?!
— Все потом! — отрезала девушка, подсвечивая пирату зажигалкой. Не мудрствуя лукаво, тот просто перестрелил цепь. Огрызки после снять можно.
— Идти сможешь?
— Да!
Йен вцепился в ее руку, крепко сжав маленькую ладошку, и они побежали назад, туда, где под напором пиратов и освобожденных рабов захлебывалось последнее сопротивление надсмотрщиков. Несколько разъяренных мужчин и женщин смертным боем били бригадира. Что ж… он это вполне заслужил.
Учинив маленький филиал ада прямо посреди плантации, Тьяго подобрался к бунгало высокого начальства и швырнул подряд две гранаты в окна на первом и втором этаже: вниз — боевую, наверх — светошумовую. Пулемет захлебнулся и замолчал. Бойцы вышибли дверь. Ошметки мебели, клочки каких-то бумаг — внизу, похоже, была контора. Считали тут, значит, сколько душ куплено, сколько корзин риса выращено… Ну-ну. Посчитайте теперь своих покойничков, б*я. Если будет, кому считать.
Испанец скользнул вверх по лестнице. Пламя от горящего здания озаряло коридор зловещим мечущимся светом. Сердце билось быстро и сильно, гоняя адреналин по венам. Хищный азарт толкал мужчину вперед. Просто застрелить Погонщика рабов будет слишком скучно…
— Аллигатор! — крикнул он в воняющую гарью темноту. — Твоим людям конец! Я и тебя могу спалить к хе*ам собачьим, а твои бывшие рабы будут водить вокруг дома хороводы, наслаждаясь твоими воплями!
Тишина в ответ. Неужто он уложил этого громилу светошумовой гранатой? Досадно.
— Давай решим наш старый спор как мужчины, один на один! Обещаю, если ты меня уделаешь, мои люди не тронут тебя и позволят уйти!
Бешеный рев был ему ответом.
— Я так понимаю, это да?! — усмехнулся Тьяго. — Или все-таки нет?
Одна из дверей с размаху врезалась в стену. Черная громадина выросла в коридоре. Тьяго едва успел отпрыгнуть, и пули одна за другой вгрызлись в доски на том самом месте, где только что была его голова.
— Значит, нет, — фыркнул он, грязно выругался и выпустил остатки рожка в сторону противника. Потом выхватил нож и бросился в комнату. Удар огромного кулака обрушился сбоку, но пришелся вскользь, и Ти успел извернуться и полоснуть Аллигатора ножом. Новый рев боли и ярости, вонь адреналина и крови, шибанувшая в нос. Толстые пальцы стиснули глотку испанца, вздергивая его вверх, вторая рука впилась в его запястье, с размаху ударила о стену, еще и еще. Ти поневоле разжал ладонь, нож звякнул, упав на пол. Он хрипел и задыхался, перед глазами вспыхивали рваные пятна. Подтянув ноги, пират уперся ботинком гиганту в грудь, дотянулся до берца… и резанул удерживающую его руку запасным «перышком». От новой резкой боли тот швырнул противника через всю комнату. Тьяго врезался спиной в хлипкую деревянную раму, высадил ее и вылетел вон. Лететь и дышать было очень приятно. Кайф неописуемый! Жаль только, короткий. Несмотря на то, что он успел извернуться в полете, как кошка, и скрутиться в клубок, удар об землю все равно вышиб из него весь воздух, который он так жадно глотал.
Блу поспела как раз вовремя: к самому финалу драмы, которая разворачивалась под звездным южным небом с ее подачи и по ее желанию. Она видела, как Тьяго вылетел в окно и рухнул на утоптанную землю. И как следом выпрыгнул Погонщик рабов — окровавленный, страшный, громадный. Когда он приземлился, ей показалось, что почва под его слоновьими ногами дрогнула. Стрельба уже затихла — пираты ножами добивали раненых и упокаивали убитых. Рабы были заняты, освобождая друг друга: ключи остались в догорающем здании и кандалы пришлось перекусывать болторезом. Аллигатор рывком раскрутил свой жуткий бич. Тьяго приподнялся на локтях, с усилием втянул в легкие воздух и гаркнул своим парням, наставившим пушки на надсмотрщика, что это его добыча. Санчес превратился в натянутую струну, не сводя глаз с босса. Блу прям физически почувствовала его напряжение. Да ей самой не по себе стало от этой картины. Монтеро, конечно, не шоколадка, но она совсем не хочет его смерти!
— Тьяго?! — изумился Йен. Лезвие на конце кнута распороло воздух и врезалось в землю в каких-то миллиметрах от головы испанца — тот откатился в последнюю секунду, вскочил на ноги, перекинул нож в другую руку и двинулся вокруг монолитной фигуры Погонщика рабов. Крыша барака обрушилась со страшным грохотом, языки пламени взметнулись вверх, выкидывая столб жарких искр до самых небес. Сердце у Блу сорвалось и пустилось в мучительный пляс.
— Сделай его, Ти! — крикнула она и сама удивилась тому, что сказала. Пират выхватил ее взглядом из окружившего место схватки кольца и улыбнулся — жутко и счастливо. Его бойцы заревели, подбадривая своего босса. Выпад — бросок — удар, выпад — бросок — удар! Аллигатор нападал с неистовой яростью, рыча от бешенства. Его оружие извивалось змеей, со свистом вспарывая раскаленный воздух. Кровь из рассечения на голове заливала ему глаз, и это давало Тьяго хоть какое-то преимущество. На фоне Погонщика рабов он казался легким и хрупким, точно леопард, пытающийся атаковать слона. И, как истинный хищник, он кружил вокруг своей огромной жертвы, изматывая ее. Пару раз Блу казалось, что Аллигатор вот-вот достанет его… что Ти конец. Но всякий раз он каким-то немыслимым образом выворачивался, оставаясь невредимым. А потом… какие-то доли секунд… Блу даже не заметила этого движения, она и не поняла, как пират оказался у противника в тылу. Тьяго прыгнул Погонщику на спину, одним движением перерезал ему глотку и тут же отскочил, чтобы не попасть под удар бьющегося в агонии гиганта. Кровь хлынула фонтаном, заливая грудь и истоптанную землю под ногами. Выражение детского изумления разгладило перекошенные ненавистью черты, и мужчина медленно осел на колени, пытаясь рукой зажать распоротое горло.
— Блу! — рявкнул Тьяго, отыскал ее взглядом, требовательно протянул руку. Она еле выдернула свои пальцы из ладони Йена и шагнула в круг.
— Помнишь ее?! — зарычал испанец, наклоняясь к теряющему сознание противнику. — Ты унизил ее. А она тебя убьет.
И протянул девушке скользкий от крови нож. Она поняла все без слов. И не колебалась. Так честно и так справедливо. Хотя бы по отношению к Ти. Приставив лезвие к взмокшему виску, она ударом ладони вогнала его в мозг, оборвав земной путь Погонщика рабов. Он рухнул к ее ногам, забрызгивая ботинки кровью.
— Да! Моя девочка, — пират стремительно обнял Блу и прижался губами к красиво очерченному лбу. Потом пихнул носком ботинка поверженного врага. Вот и все. Дело сделано. Пора собирать добычу и сваливать. А потом… потом его ждет честно заработанное вознаграждение.
Гулко грохнул разрыв, такой мощный, что тяжелый фургон качнуло на рессорах, а вот вспышки почти не было, и тут же из-за высокого забора из габионов понеслись испуганные и разъяренные вопли.
— Погнали! — рявкнул он Злому, дергая балаклаву на лицо. Сердце застучало, накачивая тело адреналином до самых кончиков пальцев. Фургон сорвался с места, джипы следом. Машины летели с выключенными фарами, но дорога тут была только одна. Перед вынырнувшими из темноты воротами Дакс вдавил педаль газа в пол и крикнул другу:
— Держись, б*я!
Удар. Скрежет разрываемого металла. Тяжелую машину подбросило, она смяла створки ворот, расшвыривая их в стороны, а из мчащихся следом джипов тут же полоснул бешеный огонь по посту охраны и выбежавшим из сторожки людям. Операция по освобождению пленных началась. Бен никогда не называл их рабами. Только пленными.
Фургон, управляемый Даксом, на бешеной скорости снес сетку, отделяющую бараки от лагеря, пока остальные жестоким огнем подавляли сопротивление охраны. Один из джипов остался прикрывать фургон, второй рванул к конторе. Привыкшие к тому, что прилегающая территория постоянно зачищается и охраняется Легионом, охотники расслабились и караулили пересылку вполсилы. Почти все крепко спали, спросонья не сразу сообразили, что происходит, и поздно среагировали. А там им уже и головы поднять не давали.
«Это вам, б**ть, не баб у речки караулить», — заметил бы Тьяго, если бы имел удовольствие наблюдать это шоу. Но у него было свое веселье, всего в каких-то двух тысячах километров южнее Тампы.
Йен выпрыгнул из машины, как только она притормозила. Очередь полоснула над головой, выбив фонтанчики щепок из дощатой стенки барака, и он резко пригнулся, включив маленький фонарик. Мазнув лучом света по двери, сунул фонарик в зубы и стал сбивать навесной замок ломиком. Дакс, прихватив болторез, рванул следом. С хрустом вывернув петли, луизианец толкнул дверь и забежал внутрь. Визг, звон кандалов, сжавшиеся в комочки тела, перепуганные глазищи — женский барак.
— Тише! Без паники! — повысив голос, прикрикнул Злой. — Мы — друзья, пришли спасти вас! Кто раскован — на улицу и в фургон, живо!
Женщины оказались скованными попарно. Неудобно, но передвигаться можно.
— Живо, живо, девчонки! Последний шанс на свободу, — поторопил их Йен. Затем они поспешили ко второму, мужскому бараку. Там попроще — паники поменьше, и без визгу. Загрузив всех в фургон, парень велел им лечь на пол от греха подальше, а сам рванул к кабине. Он уже поставил ногу на подножку, когда сзади что-то с рыком вцепилось в капюшон, стягивая его с головы. Черт! Секунду назад там никого не было! Йен резко присел, разворачиваясь, и изо всех сил врезал нападающему по ногам ломиком. Тот повалился с хрипом на бок, едва не сдернув с парня толстовку. Йен больно звезданулся боком о машину, но на ногах устоял, хоть и в полуприсяде. Нападавший был полуголым, с залитой кровью грудью. Зомбак. Свеженький. Уже поднимается. Не раздумывая, луизианец прыгнул на него сверху и обрушил железяку на голову. И еще раз, и еще, превращая ее в кашу.
— Хрена ты возишься?! — заорал Дакс с водительского. Йен забрался в фургон, на ходу стряхивая с ломика брызги крови и шматки мозгов. Пули залязгали о корпус, усиленный броней. Швырнув в стену барака бутылку с зажигательной смесью, он бросил Даксу:
— Погнали!
У конторы шел настоящий бой. Деньги, документы — все это представляло собой интерес для Сопротивления, все могло пригодиться. Их же с Даксом миссия была закончена. Дело за малым — вывезти людей как можно дальше, желательно целыми. Фургон понесся к выезду. Слева, из зарослей у приземистого домишки кто-то дал по машине длинную очередь. Йен ответил тем же. Пистолет-пулемет вздрагивал в руке, разогреваясь, выплевывая смертоносные кусочки свинца. Ни испугаться, ни подумать о чем бы то ни было парень просто не успевал.
У ворот валялось несколько тел, одно из них дергалось как марионетка на ниточках. Не то агония, не то превращается? Буквально в последние секунды от сторожки наперерез машине метнулась тень, поднимая автомат. Лобовое стекло, забранное снаружи частой сеткой, разлетелось вдребезги, Йен машинально прикрыл лицо согнутым локтем, пригибаясь к приборной доске. Злой вскрикнул, выругался, машина вильнула в сторону. В кузове закричали люди, но Дакс удержал фургон на трассе, не дав ему опрокинуться.
— Зацепило?! — Йен дернулся к другу.
— Херня, плечо. Царапина! — отмахнулся тот, вдавливая педаль газа в пол.
— Точно?!
— Точно, б*я!
Йен глянул в боковое зеркало — зарево разгорающегося пожарища осветило разоренный лагерь работорговцев. Пальба немного стихла, потом ахнул еще один взрыв. Один из джипов выехал из ворот и помчался следом за фургоном. А где же вторая машина? Страх наконец-то хлынул холодом за ворот толстовки, покрывая кожу мурашками. Кто-то ведь может погибнуть… Или уже погиб. У их борьбы слишком высокая цена. Но у безразличия цена несказанно выше.
— Не понимаю вопроса. Требую переводчика, — упрямо повторила Блу свою мантру, стиснув скованные за спиной руки в кулаки. Все внутри вытянулось в струну — каждая жилка, каждый нерв… Она уже даже человеком себя не ощущала, а лишь какой-то странной, болезненно напряженной субстанцией.
— И так не понимаешь?! — прорычал коп, выскочив из-за стола, подлетев к Вивьен и дернув воротник ее кофточки. Пуговки брызнули по полу, ткань разошлась, обнажив бюстгальтер. Губы у блондинки испуганно запрыгали, но она неожиданно с вызовом посмотрела в бешеные глаза легионера и крикнула:
— Молчи, Блу! Пусть делает со мной что хочет, мне плевать! Это полковник велел вам так вести допрос, да?! Все во имя светлого будущего, даже избиения и изнасилования?! Вы хоть понимаете, что творите?!
— Ах, ты ж, сука! — второй лейтенант запустил пятерню в светлые спутанные кудри, запрокидывая ей лицо. — Ты у меня все расскажешь!
Он пихнул девушку к столу, одной рукой удерживая ее, второй — пытаясь раздеть. Это было не так уж сложно, учитывая, что и у Вив руки были скованы за спиной. Она извивалась, закусив губы, даже не кричала. Знакомый приступ гнева — разрушительного, такого, что отключается рассудок, накрыл Блу разом, в одну секунду, застилая глаза багровой пеленой. Она рванулась вперед, волоча за собой стул, к которому была пристегнута как особо опасная, и что есть сил вцепилась зубами в лейтенантское предплечье — так, что под ними что-то прямо-таки хрустнуло, и ткань формы моментально взмокла от крови. Она почувствовала ее соленый привкус — вкус крови врага! — и зарычала не хуже Каро. Коп взревел от боли, бросил Вивьен и освободившейся рукой наотмашь ударил русскую по голове. Ее отшвырнуло к стене, она неловко упала, едва не вывихнув плечо. От вспыхнувшей в половине лица и головы боли зазвенело в ушах. Вив истошно закричала и бросилась между ними, загораживая подругу от осатаневшего от боли мужчины. Он откинул ее как пушинку и наверняка от души оторвался бы на русской, но тут дверь распахнулась, и в допросную ворвался конвой.
— Держи эту! — рыкнул лейтенант, кивнув на блондинку, и грубо за волосы вздернул Блу на ноги.
— Ты о пощаде умолять будешь, puta***** пиратская! — брызжа ей в лицо слюной, проорал Сегундо.
— Какого хрена происходит? — поинтересовался внезапно возникший на пороге капитан Макдугал.
Пиратский локоть жестко врезался в нос застегнувшему на его запястье браслет копу — хрящи хрустнули, кровь хлынула ручьем. Нырнувший вниз и вбок Тьяго подсечкой вышиб у ошарашенного нападением мужика почву из-под ног и сгреб второго, державшего дубинку, нанеся мощный удар под дых. Атака была стремительной, как бросок ягуара. Конвой расслабился, поверив в покорность Монтеро, и тут же поплатился за это. Секунда — и один из легионеров валялся на полу без сознания — в полете еще успел приложиться головой об койку, второй хрипел — дубинка обвила горло, и мускулистые ручищи, привыкшие тягать мокрую парусину, давили и давили, вздернув тело как щит, загородившись от наставленного третьим, охреневшим от такого развития событий, оружия.
— Ствол на пол, сучка! — прорычал испанец. — Или я сломаю ему шею!
От запаха свежей крови, хлеставшей из расплющенного носа, от адреналина, которым вонял заложник, Тьяго пробила дрожь. Ярость мутила рассудок. Он понимал, что уйти ему не дадут, скорее своим пожертвуют, чем так облажаются перед новым Командором, но все равно не мог остановиться. Накопленная фрустрация требовала выхода. А если его сейчас просто завалят… да все лучше, чем на опыты!
— Отпусти его, Тьяго! Отпусти немедленно! — глядя на побагровевшее лицо сучащего ногами товарища, потребовал в свою очередь коп. Заложник скреб пальцами гладкую резину, что душила его, и ничерта уже от паники и ужаса приближающейся смерти не соображал. В камеру ломанулась подмога, и Ти пришлось отступить к окну, прижимая дубинку к клокочущему горлу все крепче. Легионер захрипел, забился, и пират вдруг вспомнил, как убивал Черного Джека. Это было приятное воспоминание, и он ухмыльнулся, глядя на перепуганные рожи, оравшие на него вразнобой.
— Положите пушки на пол, cabrones**, пи***йте нах*й в самую дальнюю камеру и там закройтесь! — велел испанец. — И ваш вонючий amigo*** еще, б*я, поживет.
— Давай, мужик, уделай их! — крикнул из коридора кто-то из заключенных, и они все тут же засвистели, заулюлюкали и загремели своими цепями, подбадривая пирата. Тот чуть ослабил давление, и задыхающийся боец с хрипом втянул немного воздуха в разрывающиеся от боли легкие. Тьяго было насрать. Он не чувствовал никакой жалости к медленно удавливаемому им куску плоти. Его никто и никогда не жалел. Так с какой стати он должен? Только женщины бывали с ним иногда ласковы. И ради той одной, что так нужна ему, он все же выдерет себе сейчас путь на свободу! Хотя бы попытается.
— Расступитесь, дайте пройти! — потребовал кто-то из коридора. Растолкав коллег, в камеру протиснулся коп с черно-желтым пистолетом в руках. Вскинув странный квадратный ствол, он без колебаний нажал на спусковой крючок. Тьяго попытался увернуться, но оба электрода впились не в него, а в его жертву, и тут же мощный разряд пробил обоих, скручивая мышцы в судорогах. Ти разжал руки, бросив ставший оголенным проводом живой щит, и на него тут же навалилась вся свора. Он еще успел своротить пару носов и скул, но численный перевес был несоизмерим. Его свалили на пол, избивая ногами, дубинками, рукоятками пистолетов. Благо, пространство между стеной и нарами было узким, и все желающие поместиться не могли, пришлось кое-кому и своими покалеченными товарищами заняться.
— Прекратите! Прекратите немедленно, угробите мне такого подопытного! — завопил Палмер, бесцеремонно распихивая озверевших легионеров. — За что вас только Командор в Легионе держит, вы же не умеете делать свою работу!
Волшебное слово подействовало на разошедшихся блюстителей закона подобно ведру холодной воды. Избитого пирата уложили окровавленной мордой в пол и сковали по рукам и ногам.
Пальцы, вцепившиеся в спусковую скобу, сводит судорога, но пули уходят в потолок, потому что второй рукой работорговка рефлекторно хватается за перерезанное горло, пытаясь удержать хлынувшую кровь, и уже не может как следует сопротивляться. Ее остекленевшие от шока глаза выкатываются из орбит, точно шарики для пинг-понга, уставившись на меня, а губы напрасно хватают воздух — он тут же с сипением и бульканьем вырывается сквозь глубокую рану вместе с кровью. Я наискось через ее дергающиеся колени тянусь к ручке и, распахнув дверь, одной рукой рву автомат на себя, а второй изо всех сил толкаю ее наружу. Баба лишь наполовину вываливается из кабины, и уже ударом ноги я вышвыриваю ее прочь. Мокрый звук хлопнувшегося об асфальт тела, вонь пороха и крови… Все это — считанные секунды. Совершенно охреневший от такого поворота событий водила орет дурниной и бьет по тормозам так резко, что я не удерживаюсь на испачканном сиденье, врезавшись боком в приборную панель и головой — в рычаг переключения скоростей.
— Сука драная!!! — орет он, и подошва ботинка взлетает над моим лицом. Бросив автомат, с какой-то змеиной скоростью двумя руками выбрасываю нож навстречу ноге, и, благодаря нашим совместным усилиям, она насаживается на окровавленное лезвие, как кусок шашлыка на шампур. Замах так силен, что инерцией рукоять умудряется ударить мне по губам, и соленый привкус крови заполняет рот вслед за запахом, разлитым в салоне. Вой боли, мат-перемат. Пока охотник за головами пытается выдрать нож из стопы, я рывком собираюсь в комок, цапаю автомат, вскакиваю на ноги и встречаю уже занесенный нож его корпусом. Скрежет металла, сноп искр… Мужчина силен, куда сильнее и жилистее меня, и я, отбив удар, отъезжаю по сиденью назад, к пассажирской двери, и там уже, перехватив оружие как положено, жму на спусковой крючок, целясь ему по ногам. Очень вовремя, потому что он снова бросается на меня. Отдача едва не выкидывает меня из салона, короткая очередь вгрызается работорговцу в бедра. Он с воплем валится назад, на свое сиденье. Я подхватываю вылетевший из его пальцев нож и, целясь ему в лицо, шиплю:
— У вас есть перевалочная база?! Где?! Сколько там человек?! Ну! Говори, или пристрелю!
— О-о-о, б**ть, как больно! Ты, психованная сука! Какого черта ты творишь?!
— Терри, хочешь, чтобы я достала из тебя пули этим ножом?! — зло интересуюсь я, делая вид, что собираюсь вогнать лезвие в рану. — Подумай хорошо, Терри!
Вытаращенные глаза заволакивает мутная пленка боли. По искаженному лицу градом катится пот. Кровопотеря сильная, он отключится совсем скоро.
— Ты… не убьешь меня, если я расскажу? — сипит он. — Мне нужна… помощь…
— Мамой клянусь, — не моргнув глазом обещаю я.
— Полмили отсюда… на восток… бывший университет. Там есть… несколько домов, причал и хороший… забор. И пара охранников… Там мы садимся на катер и идем… морем… Б*я-а-а, помоги же мне, ты же обещала!
Быстро обшариваю его, забираю пистолет, про который в состоянии шока этот мерзавец, к моему огромному счастью, позабыл, и выбираюсь из кабины. Обхожу машину, открываю дверь и вытаскиваю его наружу за шкирку. Простреленные конечности не держат, водила с воплем валится на асфальт, взывая к моей совести.
— Я обещала тебя не убивать — слово свое я держу, — говорю, забираясь на залитое кровью сиденье. Ключи торчат в замке зажигания. Завожу машину — не с первого раза — руки ходуном ходят, и, резко развернувшись, уезжаю в ту сторону, откуда охотники прибыли. Если сторожа с базы решат полюбопытствовать, кто это тут устроил пальбу по соседству, мне лучше быть подальше отсюда. Пока подальше.
И так далее, и тому подобное, включая нападения флота на целый город, ибо мир этот, увы, пропитан насилием.