Флешмоб об отказах

Условия тут.
Как-то так получилось, что в «Формуле Распутина» у меня пока никто никому не отказывал.
Обратимся к другому произведению.

— Обернуть… Сейчас придумаем… — рывком вскочив с постели, Глеб забрался в старый колченогий шкаф, — тут у меня с полцентнера макулатуры. От старых хозяев осталась. Видно, собирались пионерам отдать, но не успели. Вот, держи.

Пожелтевшая от времени бумага была когда-то частью нотной тетради — двойной лист, вырванный из середины.

От одного взгляда на него у Киры побежали мурашки по коже. Музыка, шедшая за ней по пятам весь день, была записана здесь, на этих ветхих страницах, чьим-то неровным почерком.

Солнце полирует крыши своим блеском, чирикают воробьи, осыпается снег с отяжелевших веток… Девушка даже не заметила, как выхватила у Глеба эти страницы и, водя рукою в воздухе, словно играя на фортепьяно, наслаждалась этим умиротворяющим безумием.

— Что с тобой? — Глеб был не на шутку встревожен. — Ты в порядке?

— Ничего. Просто… Очень необычно… И красиво… Кто-то из ранних романтиков, но я такого не помню. У тебя там ещё ноты есть?

— Нет. Там только журналы, школьные тетрадки и стопка книжек по домоводству.

— Жаль…

— И ты можешь вот так вот… это услышать?!

— Конечно могу. Я все-таки консерваторию закончила.

Глеб поймал её руку и прижал к своим губам. Щеки его покрылись румянцем, глаза жадно горели.

«Начинается, — вяло думала Кира, — как же он надоел…»

— Завидую я твоей самооценке, Глеб, — не убирая руки, она холодно прищурилась, — может, ты считаешь, что девушки сами должны к тебе в постель прыгать? Пускай твоя Оля за тобой по всему Союзу бегает.

— Оля давно не моя, — руку Глеб отпустил сам, — и она за мной не бегает.

— Вот и я не хочу.

Кира поднялась с кушетки и, укутав пачку самиздата в нотные страницы, медленно направилась к выходу. Уже в дверях она остановилась, бросив через плечо по-матерински ласковую улыбку.

— А штаны ты бы всё-таки надел. Просквозит ведь ненароком.