Революция под землей. Новые сказки о биомассе

«…В одно прекрасное утро я проснулся разбитым, с головной болью. Диск светила казался тусклым, в надежно закрытой, теплой башне мне казалось, что отовсюду налетают предательски холодные сквозняки. Еда имела странный привкус, даже воздух казался несвежим. Я узнал это состояние: так реагировал организм на стазисное излучение.

Но тут заемная память услужливо нарисовала гораздо худшую картинку: высокое осеннее небо, яркое солнце, вороха черной листвы и трупы под голыми деревьями. Со стазисом было все понятно, процессы обмена в организме под его влиянием замедлялись, что приводило к упадку сил. Но то, о чем предупреждали воспоминания Волкова, – это был самый настоящий синдром «Х», чума Судного дня, болезнь, скосившая человечество. Я запустил биолокатор, и тут мне стало страшно.

Никакого прорыва стазисного поля у башни не было. Зато со стороны Мертвого города, расширяясь концентрическими кольцами, перло такое…

Оно вытесняло нормальную энергетику и вполне могло вызвать полномасштабный мор не только во Владимире и окрестностях. Злая заемная память подсказала, что процесс вполне может вывернуть весь механизм генерации продольных электрических волн на планете.

Пользуясь статусом княжеского зятя, я прошел в покои владыки, требуя немедленной аудиенции. Но встрепанный и испуганный секретарь только замахал руками:

– Что вы, батенька, никак нельзя. Плох нынче Иван Васильевич.

Поддерживая репутацию грубияна, я отпихнул милейшего старичка и прошел в спальню, где над распростертым князем хлопотали лекари и мамки-няньки.

Разговор был короток, состоял в основном из междометий, зато я получил карт-бланш и мог делать все, что заблагорассудится.

На выходе из княжеской резиденции ко мне подошли Рогнеда и Фархад. Вид у обоих оборотней был встревоженный.

– Супруг, а супруг, – несколько развязно обратилась ко мне вампирша, памятуя прежнюю обидку, – тут с тобой поговорить хотят.

– Я даже знаю, о чем, – с кривой усмешкой ответил я. – Давайте, упырята, потолкуем.

Фархад проглотил это, но ощутимо надулся. Хотя обижаться он мог только на свою спутницу. Как подашь, так и получишь.

Я не пошел к оборотням в миссию, памятуя, что восточное радушие легко переходит в восточное зверство. Отказался я и от делегации, выбрав в собеседники одного Фархада.

Рогнеда как номинальная жена присутствовала при разговоре, но была лишена мной слова. Я пообещал, что выгоню ее, если только она попытается открыть рот. Зато загрузил ее по полной, заставив заваривать чай и подносить плюшки.

В башне оставался еще один человек, единственный, кому я мог доверять в этой ситуации, – мой брат Сергей. Он закрылся в кладовке, где размещались оба джаггернаута, которые я вынужден был убрать на время встречи. Я строго-настрого запретил ему вмешиваться и приказал стрелять во всякого, кто попытается открыть дверь. Кроме меня, разумеется.

Стандарты мусульманского гостеприимства при наличии бесплатной рабсилы я соблюдал с особым упоением. С одной стороны, не нужно было больше изображать перед оборотнем сволочного нахала, с другой – приятно было потиранить скрытую в теле княжеской дочки вампиршу.

Фархаду явно было хреново. Подселенная в чужое тело сущность и так не сильно хорошо себя чувствовала, с трудом адаптировалась к нарастающему потоку моровой энергетики. Но оборотень старался не подавать виду, что ему плохо. Вампирша в Рогнеде тоже болела. Она была рассеянной, в голосе проскальзывали стервозные нотки.

Хотя на непристальный взгляд все выглядело вполне пристойно. Почти дружеская встреча с немного гипертрофированной любезностью сторон.

Когда все формальности этикета были соблюдены, разговор перешел к главному.

– Даниил, кадерле дустым, – начал оборотень. – Слышал я, будто ты бомбу атомную сделал.

– А джаггера уже недостаточно? – добавив иронии в голос, ответил я встречным вопросом.

– Даня, хабиби, мы ведь все понимаем, что плазменный излучатель не каждому дашь, а бомбу любому нищему легко сунуть.

– Можно, – заметил я. – И габариты подходящие. В кармане можно унести. Придет калика перехожий на базар, и ага… Нету города. Носитель может и не знать, что у него в котомку подложено. Главное, чтобы добрался. Есть такая штука – взрыватель с таймером.

Лицо оборотня вытянулось.

– Рафик, ну ты же не хочешь сказать…

– Фархад-джан, – мягко, но настойчиво прервал его я, – это ведь вы пятьдесят лет нас ассасинами взрывали, пока мы не пригрозили, что джаггером ваш город спалим. Не наш стиль бомбы тайно подкладывать. Захотим вам карачун устроить, построим пару-тройку жаробойщиков и дадим залп. А еще лучше стрельнем зарядом типоразмера «А». То, что от этого бывает, вы недавно видели.

– Не лучшая дипломатия, Даня, запугивать уничтожением.

– Не лучшая дипломатия говорить глупости, рафик, – парировал я. – Нам теперь по пути, зачем же убивать того, кто тебе поможет.

– Даня-джан, готов вечно слушать такие речи. Не будет полезней и преданней Владимиру поселения, чем наш захолустный городишко.

– Ну это ты поскромничал, – заметил я. – Выплавка стали, живой станочный парк, обученные кадры. Можно делать бронемашины и пушки. Есть готовое патронное производство. Если усилить его нашим оборудованием и материалами из Вербовского, оно даст боеприпасы для серьезной войны. А раскулачив ваших бывших союзников из Суздаля, можно вооружить новодельными стволами целые дивизии.

– И конечно, мы могли бы делать принципиально новое оружие, – скромно сказал оборотень. – Против танков и самолетов с автоматами много не навоюешь.

– Фархад, а ты про что? – сыграл в непонимание я.

– Даня, хабиби, – с усмешкой ответил мой собеседник, – мы знаем, как ты броневики суздальские взрывал.

– Обломитесь, – довольно грубо ответил я.

– Ну не надо изображать собаку на сене, – ничуть не обидевшись, ответил оборотень. – Мог бы, давно бы массометы сотнями производил.

– Справлюсь.

– Только вот когда, хабиби? – оборотень позволил себе легкую усмешку. – Когда колонны «Абрамсов» ко Владимиру подойдут? И будет у тебя десяток чахлых недоделанных игрушек, с которых успеешь пальнуть по паре раз…

– Знаешь, Фархад, учитывая наши успехи в области физики перегретой плазмы, «Абрамсы» до Владимира не доедут. А вот пьяные солдаты, размахивающие массометами на базарной площади, вполне себе могут случиться. Я уж не говорю, как бы не вышло, чтобы стрелок «Олла акбар» кричал.

– Даня-джан, – мягко сказал Фархад, – сам посуди, надо ли это нам.

– Фархад-джан, – в тон ему ответил я. – Вы веками плодили фанатиков. А фанатикам крушить все едино, что с божьего благословения, что с какого еще. Лишь бы чувствовать себя героем.

– А ты машинку большую сделай, чтобы в кармане не унести, – не растерялся оборотень. – Такую, чтобы только на телеге везти и расчет человек на пятнадцать требовался.

– А это мысль, – заметил я, поразившись практичности совета.

– Даня-джан, ты с нами дружи, мы тебе много пользы принести можем.

– Сначала хрень устроили, теперь третесь тут, типа «сами мы не местные, помогите чем можете».

Оборотень побагровел, подавился воздухом, стиснул кулаки, но все же овладел собой.

– Даниил, ты ведь знаешь, что мы все не те, кем кажемся. Ты тоже. И хвостов за тобой не меньше.

– Ты скажи, что я должен был тогда весь метрополитен подорвать, чтобы вы сейчас тут не маячили.

– В некотором смысле это было бы лучше для вас. Да и для нас тоже. Лучше не быть, чем так мучиться.

– И чем же вам плохо, бедненьким, было? – иронически-жалостливо поинтересовался я.

– Даня, – вампир опять сделал неимоверное усилие, чтобы сдержаться, – вот, блядь, не знаешь, не говори. Ты был прав тогда, на 146 % прав. Система отношений по типу «Жила бы страна родная», перенесенная в тесноту подземелий, стала непереносимой. Она залезла буквально под кожу каждому.

Рогнеда поежилась и сделала движение, словно счищала с себя что-то.

– В каком смысле?

– В прямом, – зло сказал оборотень. – В виде врастающих в тело волокон из расползшейся по тоннелям биомассы.

– А как это? – мне почему-то сделалось дурно от этих слов.

– А так это, – вдруг зло сказала вампирша. – Будто колючая тина прикасается, а в следующий миг боль сгибает тебя пополам. А когда приходишь в себя, ты счастливая часть чего-то большего.

– Не понял…

– Даня-джан, тут и понимать нечего, – вклинился в разговор Фархад. – Говоря научным языком, обитаемая часть метрополитена представляет собой единый сверхорганизм, основу которого составляет заполнившая тоннели биомасса.

Где-то она расположена тоненькой пленочкой, а в центральной части, на уровнях правительственных бункеров, ее бывает и по пояс. В ее мутной жиже проходят нитки нервных волокон, верней, она вся – симбиоз нервных и производящих гормоны клеток. Так сказать, комбинация мозга и желез внутренней секреции.

Эта масса сама по себе не имеет разума, зато в состоянии хранить базовые программы и подключать к себе подвижные модули. То есть любой обьект, имеющий ЦНС.

– Что из этого следует? – поинтересовался я.

– Все живущие под землей – нынче придатки этой мерзости. Исключение составляют лишь разведчики и добытчики, которые тянут с поверхности любую органику для прокорма биомассы.

Есть полурастворившиеся в массе люди, образующие коллективный мозг, обслуживающий потребности сверхорганизма.

Есть производители питательных веществ, гормонов и ферментов, которые разучилась делать биомасса.

Есть организмы-бочки для их хранения.

– Как вы вообще дошли до жизни такой? – спросил я, чувствуя, как сьеденные плюшки просятся наружу.

– Про биомассу Алена тебе уже рассказывала. Про безмозглых, которые ее ели. И про нас, которые жили на энергии этих существ. В некотором смысле – совершенная система, – Фархад помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжил: – Но вот однажды масса вырвалась из емкостей и распространилась, где только могла. Мы жестко боролись с ней и, как казалось, победили. Мобильные генераторы, острый пар и отрава вывели ее отовсюду. Кое-где ее даже удалось собрать и, не пропадать же добру, вернуть в герметичные танки ферм.

Однако жадность нам вышла боком. Через какое-то время в поведении троглодитов начались отклонения, а вскоре вскрылись факты употребления биомассы людьми. В один день случилась революция, когда носители биомассы захватили кладовые, посты связи и опорные пункты полиции. Сопротивление было недолгим, ибо многие подпали под действие миазмов и психоизлучения биомассы, оттого и не сопротивлялись в полную силу.

– И что случилось дальше? – поинтересовался я.

– У жителей подземелья сохранились остатки пищеварительной системы, – сказал вампир, тяжело вздохнув. – Им просто насильно влили в рот эту дрянь. Так все стали носителями. Масса хоть и была когда-то частью человеческих тел, но века в чанах, мутации под действием биоактивных излучений и обмен генами с плесневыми грибками превратили ее в нечто невообразимое.

Она заполнила им кишки, стала вторым мозгом, который полностью подчинил их.

– Ничего себе, – поразился я. – И как это потом решилось? Отчего вы тут на вольном воздухе, а не служите великой цели в подземельях?

– Поначалу масса была слаба и аморфна, оттого кое-кому удалось взять ее под контроль внутри себя. И даже симулировать заражение. Мы держались и обманывали этого жидкого монстра, пока тот не понял, что его дурят. Начались проверки, чистки и казни неверных. Масса поглощала приговоренных. С каждой растворенной в себе свободной личностью она становилась все сильней. Но мы научились путать след и менять носителей, внетелесно переходя из одного существа в другое.

– Как в Суздале? – поинтересовался я.

– Примерно так, – ответила вампирша. – Ты поражался тому, зачем наши подвергли себя жестокой пытке, изображая арестованную владимирскую делегацию. Но это была просто разминка, детский лепет по сравнению с тем, какие мучения приходилось терпеть под землей. Ты входишь в похожую на гной массу, а она опутывает тебя, затекает в ноздри, уши, в анус, выпуская проникающие в нервы и мозг отростки… И это больно. Так больно, как ты и представить себе не можешь. Но еще больней чувствовать, как твоя личность растворяется в ней, начинаешь жить чужими желаниями и страстями… Знал бы, каково нам пришлось, не обращался бы, как с грязью.

Вампирша отвернулась и провела рукой по глазам, стараясь, чтобы я этого не заметил. По подчеркнутой незаметности этого жеста я понял, какая актриса погибла в ней.

– Ну вот, Даня-джан, ты почти все знаешь о нас. Мы боролись. Одно время противостояние было почти на равных, когда мы вырвались из центральных тоннелей и создали свои поселения на периферийных станциях, поддерживая баланс энергетики при помощи портативных генераторов. Последний гвоздь в наш гроб забил один мальчик с его дымовыми шашками…

– Вот мне целовать вас надо было, – ответил я, отметив, что и Фархад, или как его там на самом деле, не менее искусный манипулятор.

– Мы единственные, кто сдерживал пакость в тоннелях. Теперь она непрерывно мутирует, растет и скоро вырвется наружу. Ты можешь представить бесконечно размножающуюся биомассу, получившую доступ к пище?

– Сдохнет она на поверхности, – вырвалось у меня.

– Не думаю, – заметил Фархад. – То, что сейчас происходит в электрическом поле Земли – всего лишь цветочки… Сколько можно сделать генераторов из тонны микропористого стекла?

– Очень много, – ответил я.

Мне вдруг стало страшно.

– Вот и подумай, Даня-джан.

– Если она всех специалистов сьела, кто будет строить эти генераторы? – не придумал ничего лучшего я.

– Мозги этих людей давно стали частью биомассы. И поверь, она холит их, лелеет и баюкает, лучше чем самая заботливая мать своего младенца. Кроме того, перед тем как уйти, мы узнали, что масса в состоянии произвести временное рабочее тело.

– Это как?

– Существо с руками, с ногами, с головой, если нужно. А также со всяким набором нечеловеческих приспособлений от дополнительных конечностей в виде щупалец до способности метать части своего тела в качестве автономных пищеварительных модулей.

– Это как?

– Нормальный с виду человек отрывает, к примеру, голову и кидает ее в тебя. В полете она становится куском жидкой слизи, которая покрывает тебя и начинает заживо переваривать, предварительно обездвижив. Или его рука вдруг становится гибкой и текучей и входит в глаза, уши, рот и прочие не совсем приличные проходы. На этих уродов не действуют пули и мечи. Рассеченные, они соединяют половины и снова встают.

– Хм… Не верится, – сказал я. – Ну хорошо, если они амебообразные, то как они гайки крутить смогут и кнопки нажимать?

– Созданное тело может быть вполне человекоподобным, – сказал вампир. – Ты и знать не будешь, пока оно не растечется, оставив покрытый слизью скелет. Он и сам знать об этом не будет, поскольку масса дает ему личность и память.

– А не захочет биомасса снова стать этими почти людьми? – поинтересовался я. – Жить в залитом слизью городе, выращивать детей, таких же уродов. Получать команды через приросшие жгуты и отдавать питательные вещества на прокорм скрытой под землей биомассе. Может быть, память биомассы заставит эти псевдотела разыгрывать сценки из прошлой жизни и даже даст им подобие индивидуальности.

– Партсобрания и митинги? – с усмешкой поинтересовался вампир. – Может быть. Почему нет, раз они это раньше делали.

– Отчего тогда тебя это угнетает? – усмехнулся я. – А оттого, что слушать они будут не тебя, а прицепленные к ним нервные волокна. Эта система справится с наведением порядка лучше, чем самое изощренное палочное государство. А вам, божкам, в мире единого сознания одна дорога – в общий котел.

– Вот ты смеешься, а ведь именно псевдотела, адаптированные для жизни на поверхности, дошли до Владимира и, рассыпавшись на клетки, стали основой колоний биомассы, которые вы называли ленинскими грибами.

– Фархад, ты зачем так неумно врешь? – жестко спросил я. – Вы пакость эту притащили, чтобы с Владимиром справиться.

– Даня-джан, – вампир посмотрел на меня честными глазами, – никто из наших даже близко не смог бы с этой дрянью стоять. Она зовет и притягивает таких, как мы. Ломка конченного героинового нарика не так мучительна, как для нас одно только ее присутствие. Мы бы не смогли ни добыть ее, ни принести. А то, к чему призывает она, для нас неприемлемо.

– Что ты имеешь в виду? – удивился я.

– Ваши люди сошли за троглодитов, но субстанция переваривалась в их желудках и уничтожалась иммунной системой в кровеносном русле. Оттого наркогипнотический эффект был непродолжительным. Я не знаю, нашептала ли она что-нибудь вашим люмпенам, но ведь они вышли под лозунгами «Свобода, равенство, братство». Странные требования в разгар феодального строя.

– А тебе не кажется, Фархад-джан, что ты меня сказками кормишь?

– Ну отчего сказками, – ответил тот. – Логичная эволюция живой и почти разумной ткани. Чем расползаться беспомощной пищей для червей, предпочтительней управлять самодвижущимися телами, способными дать отпор хищникам и паразитам, построить убежища для биомассы.

– Не про то. Что ты хочешь заставить меня сделать?

– Даня-джан, ты ведь понял, что с ними надо бороться?

Я аккуратно взял со стола вилку и стал молча вертеть ее в руках. Потом поднес к уху, делая движения, словно что-то снимал. Фархад с недоумением посмотрел на меня. Понемногу благожелательное выражение на лице сменилось маской подавляемого гнева. Вампир побагровел, пытаясь сдержаться.

– Даниил Андреевич, неужели тебе все равно? – отрывисто, словно выплевывая слова, спросил он.

– А что? Наконец-то идеи свободы, равенства и братства были реализованы на клеточном уровне, – не преминул поглумиться я. – Тебе, как человеку старой закалки, это должно быть приятно.

– Неужели ты не понимаешь, что может случиться?! Не сегодня завтра волны биомассы хлынут их тоннелей, поглощая всю органику на пути. Представь стену пузырящейся слизи высотой с тридцатиэтажный дом. Вал от горизонта до горизонта, в котором погибнет вся жизнь на планете.

В лучшем случае из слизи выйдут уродливые формы, лишь внешне копирующие уничтоженные прототипы, а тяжелом – возникнет единый планетарный организм, который наполнит собой пространство Земли. При любом исходе для нас и для вас все будет кончено.

– Говорилось же полковнику, куда идет эта дорожка, – не выдержал я. – Спасение, общественная польза, сохранение государственности… Все слова, чтобы оседлать ближнего своего, потом обобрать, ободрать, подоить… Доигрались, теперь сами расхлебывайте.

– Прости меня, – вампир вдруг стал на колени. – Неправ я был. Но не бывает порядка без государства, а государства без неравенства и угнетения.

– Ты? – удивлению моему не было предела. – Лукьянов! Сука! Это ты заставил меня изжарить невиновных, паскуда! Ты по «высшим соображениям» развел в метро ад из гнили и слизи! А теперь, когда довел людей до состояния биомассы, с которой не можешь справиться, прибежал просить меня о помощи?

Мой ботинок врезался в лицо Фархада, и он кулем свалился под стол. Я схватил самовар и попытался добить оборотня.

Лже-Рогнеда повисла на мне, не давая ударить вампира.

– Даня, перестань! – кричала она. – Он твой гость! Так нельзя, это война. Тамбов нужен тебе!

На шум выскочил Сережка. Он наплевал на приказ и кинулся мне на помощь. В руках у брата подрагивал модерновый автоматический джаггер, готовый к выстрелу. Все замерли при виде грозного оружия.

– Отошла от него, быстро! – крикнул он вампирше. – Спалю нахрен!

Брат, хоть и был туповат, но понимал, что на таком расстоянии выброс плазмы будет фатальным для всех. У парня от волнения тряслись руки и глаза были на мокром месте. Но он не мог остановиться.

Рогнеда аккуратно отпустила меня и сделала шаг назад.

– Ты зачем тут?! – спросил я. – Где тебе сказано быть? Давай назад. Все в порядке.

– Уверен? – спросил брат.

От облегчения у него ручьями полились слезы.

– Да, спасибо, Сережка. Не сверкай тут пушкой.

Брат снова закрылся в кладовке.

– Знаешь, Даня-джан, – сказал оборотень, поднимаясь и усаживаясь на стул. – Захоти я, этот мальчик стал бы моим новым носителем прямо сейчас.

– Заебался бы, – грубо, но без запала ответил я. – Что хотел предложить?

– Даниил, ты же понимаешь, что так нельзя.

– И?

– Тамбовская рать готова к походу на Москву. Но что она сделает против этой гнуси? Только зря пойдет на закуску биомассе… Даня-джан, придумал бы ты, как с ними справиться. Ты с самого начала хотел это истребить, но не смог. А сейчас под землей запускают генератор за генератором. Ни у тебя, ни у меня не будет будущего, пока они есть. У нас разные цели, но враг один.

– Ты хочешь, чтобы я вошел в подземелья и в одиночку переколотил твоих липких друзей?

– Только ты можешь их одолеть, – ответил оборотень. – Я готов предоставить тебе любую помощь.

Я не стал больше ерничать.

– Мне нужен будет быстрый транспорт – аэросани или катер на воздушной подушке с водителем и механиком. Пусть довезут меня туда, дальше мои проблемы. Но не думай, что все это будет бесплатно.

– Будет тебе транспорт… А чего ты хочешь взамен? – спросил оборотень.

– Помимо всего прочего из политики, о чем мы тут много говорили, Алена должна освободить тело Рогнеды и вернуть Ганю в целости и сохранности, при памяти, живую и здоровую.

– Ты все-таки любишь ее, сучонок, – не удержалась вампирша.

– Хорошо, – сказал Фархад.

– А меня ты спросил?! – взвизгнула Алена.

– Молчи, дура, – оборвал ее вампир.