Siblings Day. Флэшмоб)

Земля серая, небо лазурное. У нас нет ног. У нас нет рук. Мы не касаемся ни земли, ни неба, только переворачиваем —вверх-вниз, как лист бумаги. До Ледника доберемся за пару часов.

Мы бестелесны, как призраки Плакальщиц, мы несокрушимы, подобно самому прочному льду.

Я держу Нико за руку и заставляю бежать быстрее. Он по-прежнему мой маленький братец, не всегда поспевает, зато и хныкать не собирается —гордость не позволит в любом случае. Нико чуть позади меня, и я не оглядываюсь, не хочу терять драгоценные мгновения, но слышу смех.

За нами льется поток света и тьмы: белое и черное, словно два шлейфа. Это похоже на кровь из вскрытой артерии — из двух распоротых жил. Темнота и свет текут бок о бок, но не соединяются, хотя я и держу Нико за руку.

- Знаешь, — говорю ему. — Все хорошо.

Нико не отвечает, молчит, но я продолжаю.

- Родители желали нам добра. Лучше так, чем Коллектив, Сферы Науки, приказы, речи Вождя.

Говорить мне несложно, ведь дышать больше не требуется. Мы растягиваем мгновение в тысячу лет, и я рассуждаю, будто сидим рядом возле костра, а вовсе не несемся с бешеной скоростью. Узнаю дорогу —здесь ехали на машине, скоро каменистый путь станет непроходимым, а подъем отвесным, только больше никаких веревок не нужно, сами справимся.

- Мы теперь свободны.

Это не так, Нико знает, и я тоже. Мы обречены остаться на Леднике. Иван Лю нанес ему тяжелую рану, но Аленка, бедная Аленка, приняла удар собою, своим недо-трансформированным телом, так что Плакальщицы на месте. Ледник примет нас, и мы замрем во льдах, в том странном месте, где нет воздуха, где так боялся сорваться в вечное «ничто» Янош.

Возможно, это похоже на смерть.

Возможно, смерть и бессмертие — это одно и то же.

Брат торопится и немного отстает. Черные ленты текут за его лицом, словно он надел дурацкую шапку, полностью закрывающую голову, еще и с шелковыми лентами.

- Не сердись на маму с папой, — говорю ему.

- Они хотели как лучше.

Мне тяжело, и я сглатываю. Это ошибка: снова втягиваю воздух, выныривая из течение двуединой реки; лосось перед нерестом никогда не замирает, но я не рыба.

Мы останавливаемся.

До подъема не так уж далеко — стоим на пригорке, синевато-сияющая громада дышит вечной мерзлотой. Кажется, можно даже рассмотреть зазубрины на льдинах, которые мы оставляли своими кошками и когтями. На самом деле, еще несколько километров, а пройти их придется уже без «колдовства» трансформантов, никак не получается снова нырнуть в двухцветную реку. Я не отпускаю руку брата. Нико стал таким высоким, очень сложно о нем теперь думать как о маленьком, о том, кто требует защиты. В конце концов, он справлялся с пауками и хладоволками без малейших усилий.

- Ты победил целую кучу пауков, —зачем-то озвучиваю, и усмехаюсь. Мы легко одеты, он в своем трико, а я в рубашке со штанами, по дороге где-то потеряла башмаки, босиком. Пока шли «нерестом» — никакого холода, а сейчас поджимаю ступни, в пятку впивается колючка или острый камень.

Ничего, выдержу. Поднимемся тоже без всяких веревок. Просто нужно сделать небольшую передышку, вот и все.

Я обнимаю Нико, и он отвечает мне каким-то неловким угловатым движением. Внезапно ощущаю его дыхание над своим ухом.

- Марта, — проговаривает он почти по слогам и растягивает гласные.

- Ты меня вспомнил.

Нико кивает.

Тьма как будто оттекает от его лица, открывая человеческие черты. Он не слишком похож на малыша, которого запихнули в фургон Сферы Безопасности, но узнаваем. Выглядит старше своего возраста.

- Мама с папой… Первоцвет… — Нико прикусывает губу. Начинает дрожать. Темнота отхлынула, сейчас он просто мальчишка, который стоит на ледяном камне — внизу еще не вечная мерзлота, как на Леднике Плакальщиц, но вполне достаточно, чтобы трястись. Он начинает шмыгать носом.