Чуть не утонул

Самый что ни на есть логичный флешмоб, ибо море является одной из вдохновляюющих меня на творчество сил.

Однако прямо совсем тонуть героям не то чтобы часто приходится

Враг мой: Искушение дона Мигеля

...Оглушительный взрыв превратил «Штеенберген» в огненный шар, пыхнуло нестерпимым жаром. Оцепенев от ужаса, матросы «Фрийхеида» смотрели, как на них валится дождь из горящих обломков того, что секунду назад было 68-пушечным кораблем. Густой едкий дым застилал небо. Казалось, что уже наступил вечер, хотя с начала бомбардировки эскадрой де Прельи объединенного флота испанцев и голландцев, запертого в тесной гавани Палермо, прошла едва ли пара часов.

— Горим! — раздался чей-то истошный вопль

Блад вскинул голову: на парусах расползались обрамленные язычками пламени дыры, палуба местами тоже занялась. Матросы баграми пытались столкнуть тлеющие головешки в море.

— К помпам! — рявкнул Блад.

В этот миг «Фрийхеид» содрогнулся всем корпусом. Что-то ударило Питера по голове, и в глазах у него потемнело. Чтобы не упасть, он ухватился за перила ограждения юта. Затем в поле зрения возникло лицо лейтенанта Йохана Ван Дорта. Лейтенант открывал рот, но Блад не слышал слов. Он тряхнул головой, и звуки боя вновь ворвались ему в уши. Бухали пушки, в дымном мареве кто-то выл от боли.

— Петер, ты ранен?!

— Ранен? — переспросил Блад.

Проведя по лицу рукой, он с некоторым удивлением посмотрел на испачканную кровью и копотью ладонь.

Ван Дорт вдруг обернулся:

— Брандер по левому борту!

На них шел объятый пламенем шлюп. «Фрийхеид» вздрогнул и накренился: рулевой предпринял отчаянную попытку отвернуть от брандера. Однако искалеченный корабль почти утратил способность маневрировать. Поняв, что столкновение неизбежно, Блад крикнул:

— Покинуть корабль!

Прогремел новый залп, и будто гигантская рука подхватила Питера и швырнула вниз, в алое от отсветов огня море. В рот и нос хлынула горько-соленая вода.

— Держись! — Кто-то выдернул его на поверхность.

— Йохан... — задыхаясь и кашляя, прохрипел Блад.

— Я здесь. Держись. До берега не так уж и далеко... 

О природе странных сновидений (полностью суть и интригу раскрывать не буду)

…Нос «Милагросы» наклоняется.
Блад делает глубокий вдох. Смутное ощущение другой судьбы не оставляет его. В голове мелькают отрывочные воспоминания о событиях, которых не было в его жизни. Яростный бой за незнакомый и в то же время — знакомый город. Триумф и — чувство невосполнимой утраты. Вечерний сад, звезды, отражающиеся в глазах Арабеллы… Ее плечи под его ладонями, он тянется к ее губам…

Новая волна подхватывает «Милагросу», и бушприт задирается вверх. Блада выдергивает из воды, и он жадно хватает ртом воздух. Галеон, меняя галсы, идет в бейдевинде. Идет уже чертову вечность. К вечеру волнение моря усилилось, и высокие волны все чаще захлестывают Блада с головой.

…Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на баке «Милагросы», а над ним возвышается торжествующий адмирал де Эспиноса. Тот с издевательской учтивостью поприветствовал своего заклятого врага, выражая сожаление, что не сможет долго наслаждаться его обществом. И, разумеется, умереть Бладу предстояло той же смертью, которая когда-то грозила дону Диего. На шкафуте матросы уже заряжали одну из пушек. Однако дон Мигель, обведя взглядом палубу, вдруг остановил приготовления к казни. Носовую фигуру «Милагросы» снесло ядром. С минуту он смотрел на бушприт, потом обернулся к Бладу:

— Пресвятая Дева Чудотворица* даровала свою милость, а после покинула нас, но теперь вы, капитан Блад, украсите собой нос моего галеона.

— Смотрите, как бы с таким украшением вам не накликать на свой корабль беды, дон Мигель, — едва разжимая губы, ответил Питер.

В глазах де Эспиносы сверкнула ярость. Не удостаивая Блада ответом, он повелительно махнул рукой. Кое-кто из суеверных испанцев осенял себя крестным знамением, однако приказ адмирала был выполнен быстро и безоговорочно.

…Вниз.
Нос «Милагросы» зарывается в очередную волну. Сознание мутится. Прекратить нелепую борьбу за жизнь… за каждый вдох. Он проиграл еще и в том, что живым попал в руки дона Мигеля. Ему остается только завидовать своим пиратам — погибшим во время боя и тем, кого без затей прикончили после.

Вверх.
Канаты врезаются в тело, впрочем он уже не чувствует боли. Во рту горечь и соль. Морская вода? Кровь? Блад не может этого видеть, но он знает, что дон Мигель все еще стоит на баке, наблюдая за казнью, и упрямо поднимает голову.

Снова вниз — в густо-лиловую, подсвеченную закатным солнцем бездну.
Воздуха! Легкие разрываются от удушья. Темнота…

И чтобы не было так мрачно - 

Талисман

В трюме виднелись смутные очертания составленных друг на друга ящиков и рундуков, и маслянисто колыхалась вода, поднявшаяся уже более чем на два ярда. А на сорванной с одного из рундуков крышке маячило распластанное черное тельце.
— Говорю же, крысы…
— Ты ослеп, Нэд? Какая это крыса, это кот!
— Один черт…
В борт «Санта Марии» ударила волна, и галеон еще больше накренился. От удара кот с коротким мявом слетел с крышки и теперь барахтался в воде, которая все быстрее затапливала трюм. Вероятно, к прежним повреждениям обшивки добавились пробоины от ядер. Канониры старались стрелять по надводной части корпуса, но корабль за это время осел очень низко, и теперь высокие после шторма волны приканчивали его.
— Эй, Нат, ты чего удумал? Не дури! — Волверстон уставился на Хагторпа, который уже расстегнул широкий кожаный пояс с прицепленной к нему абордажной саблей, бросил его на палубу и стягивал куртку.
Послышался скрип и скрежет. Волверстон оглянулся на пушки правого борта. Канаты, удерживающие их, были натянуты, как струны, и вот-вот могли оборваться.
— Куда?! На нас сейчас пушки скатятся!
Но Нат спрыгнул вниз и потянулся к несчастному коту.
Животное тут же обрадованно вцепилось в протянутую руку всеми своими когтями. Хагторп взвыл и попытался перехватить кота поудобнее.
— Тысяча чертей тебе в глотку! Выбирайся оттуда! — заорал Волверстон.
— Иду уже, уймись! — отозвался Хагторп.
Он уже поднимался, когда накатила еще одна волна, которая опрокинула бы «Санта Марию», если бы галеон не был сцеплен с «Арабеллой» абордажными крючьями. Потревоженная агонией корабля груда ящиков пришла в движение и рассыпалась, погребая под собой самоотверженного спасителя животных.
Нэд, не раздумывая, сиганул в трюм, рискуя напороться в темноте на хлам и обломки, и теперь шарил руками под водой в поисках своего непутевого товарища. Он наткнулся на что-то мягкое. «Что-то» оказалось котом, и теперь уже взвыл Волверстон, почувствовав хватку когтей и клыков.
— Ах ты зверюга!
Рядом с котом обнаружился Хагторп, и Нэд одной рукой ухватил оглушенного друга за шиворот. Сыпля отборными ругательствами и продолжая другой рукой держать за шкирку подвывающего кота, он поволок всю компанию наружу.